Читать книгу "В жару - Нина Строгая"

– Вообще-то все не так немного… ну, как бы… Просто, если я расскажу, вы смеяться будете.

– Иван…

– Улыбайтесь, но не смейтесь, о’k?

– Хорошо, – еле сдерживая улыбку, ответила врач.

– Просто я на самом деле хотел ему понравиться… ну… удивить его хотел. Вот видите, вы уже смеетесь, – смущенно улыбнулся Иван и снова глубоко затянулся.

– Удивили?

– Не уверен. Но если и да, то с довольно мрачным оттенком. Скорее, я его шокировал – в самом плохом смысле. Я, понимаете ли, научиться хотел – опытным быть… ну… с мужчиной быть, короче. И… и, знаете, таким быть… ну, как он любит, таким, ну… распущенным, вульгарным… порочным. Бля-я-я! Дико звучит, да? – выдохнул Иван. – Мне самому сейчас дико. Кто бы сказал мне когда, что я с парнем пойду знакомиться. Нет, я, конечно, бывал в таких местах и раньше, девушек своих сопровождал – нравится им там всем почему-то очень, хотя смешно это все до черта, – улыбнулся Иван. – Скажите, я извращенец?

– Так вы познакомились с кем-нибудь, Иван? – проигнорировав его вопрос, спросила врач.

– Ну да. Мне тогда сразу и накостыляли.

– За что?

– Ну, я как-то не очень вежливо со своим потенциальным партнером разговаривать стал – нелегко же вот так, сразу, на свой пол переключиться, когда еще и симпатии никакой нет к тому же, – засмеялся Иван и затушил сигарету. – Да-а-а, думаю, я тогда еще легко отделался, учитывая весовую категорию моего визави.

– …

– Вы, наверное, думаете, что я на этом остановился. Не-е-е, мы так просто не сдаемся.

– Это я уже поняла, Иван. Легких путей вы не ищете.

– Знаете, странно – ведь в паранойе своей, пьяный в жопу, в драных джинсах и кожаной куртяхе и без обнимающей меня Оли я тут же становлюсь привлекательным и для самцов…

– Почему вы все-таки решили, что именно таким способом можно заслужить любовь Николая?

– А как еще?

– Вы могли бы стать самостоятельным, независимым человеком. Думаю, Николаю приятно было бы видеть вас таким. После этих слов Иван поднялся и, приблизившись к врачу, склонился над ней, упираясь руками в подлокотники кресла.

– Вы знаете… вы знаете, доктор, вы как будто не слушали меня совсем, или забыли уже все, что я сказал. У вас это профессиональное, наверно, – файлы стирать моментально ненужные, – с вызовом глядя врачу в глаза, зло прорычал Иван. – Какая, нахуй, независимость, какая, бля, самостоятельность!.. Талантов у меня нет, я второй институт бросил, спортом заниматься не могу – инвалид я, блядь, теперь! Я теперь бухаю сутками! А как иначе? Как «сниматься»-то? – заместительная, блядь, терапия! – ухмылялся Иван. – Еще вот и всякие скоты ебут меня радостно, – с горечью, грубо продолжал Иван. – Я понимаю, я сам вляпался, но, знаете, ведь лучше так, лучше, чтобы кто-то все-таки рядом был – с сильной, бля, мужской рукой и стальным торсом – это все-таки лучше греет, чем девки тощие уторченные. Меня от свободы блевать тянет – страшит она меня, вы не понимаете, что ли?.. Да лучше бы я тогда с матерью в машине разбился, чем от этой вашей свободы захлебывался, – с трудом подавив желание раскрутить со всей силы кресло, Иван отошел на середину кабинета.

– …

– Единственный человек, который дорог мне, который понял бы меня, даже если бы я немым вдруг стал, это Коля. Только потому, что он есть, я и существую еще. Но он… но я… Он же не говорит мне… так ни разу и не сказал, что любит меня, что я ему нужен вообще, – со страдальческим выражением в глазах Иван посмотрел на врача.

– Но разве он не доказал вам своего отношения поступками? Заботой своей? И тем, что в самые трудные минуты поддерживает вас? – с некоторым раздражением спросила врач.

– Не доказал, а прикормил и привязал. И потом… потом… вот вы про больницу говорили, про то, что он там со мной рядом всегда, но ведь действительно – только там, на самом деле, вы правы же, только там. А потом – как только я, по его мнению, твердо на ноги встаю – он же сливается моментально, он же сразу по делам своим убегает, уплывает, бля, и улетает! На недели, на месяцы – его же не достать тогда никак, не дозвониться никогда даже. И когда-нибудь он исчезнет насовсем, оставит меня, понимаете?

– Почему вы решили, что он вас бросит, почему сомневаетесь в нем? – с некоторым возмущением спросила врач.

– Я просто уверен, и все. Рано или поздно это обязательно случится. Всегда случается так, что кто-то кого-то бросает. И потом, я же говорил – он ни разу не сказал мне, что – нет. А теперь… после того, что я натворил – вообще никакой надежды.

– Вам так необходимо словесное подтверждение, Иван? – с некоторым разочарованием спросила врач.

– А вам разве нет?.. И что, вы кольцо на палец никогда не хотели? После этих слов Иван снова закурил, сел на диван, допил остатки кофе и, закинув ногу на ногу, откинулся на мягкую спинку.

– Хорошо я сказал? Красиво? – глубоко затянулся он и выпустил кольцами дым. – Верите мне, да? – усмехнулся и пристально посмотрел в глаза врачу. – Я и сам себе верю, жалею себя даже. Но, знаете, это вот все… вот про любовь мою самоотверженную, про то, что мне якобы лучше было бы с мамой погибнуть, про то… про то, что Коля якобы чего-то там не дал мне понять – это, может быть, и звучало бы месяц назад – недели две назад прокатило бы, наверное, – сомневался я тогда сильно, – ухмыльнулся Иван. – А сейчас… сейчас это ложь – наглая, нахальная, понимаете?.. Вру я вам сейчас – бессовестно, с чувством, в глаза. Я так всегда делаю, – зло усмехнулся Иван, – бессовестно… без стыда, блядь… На самом деле, он все мне сказал. Своими словами, но сказал… Коля… Понимаете? Во всем признался, дал мне все, что я хотел. Он поверил мне… поверил наконец, понимаете? Сдался. А я… я такой хуйни опять наворотил, так, блядь, расстроил его снова, обидел… до черта!.. Не послушался я его, понимаете? Опять, понимаете? Испортил все, блядь! Как всегда, блядь! И вот теперь по-настоящему пиздец. Теперь я и правда не знаю, что делать – как доказать ему все снова, как вернуть, – Иван затушил сигарету. – Ведь попросил же он меня не дергаться и не соваться, сказал, что со всем разберется, рассчитается, короче, уладит весь этот бардак с разбитыми окнами, стеклами, ну, и так далее. Короче, запретил мне и на шаг к нему приближаться. Но я… я… мне ведь все-таки надо было влезть, инициативу, бля, проявить. Мудак, бля!.. Просто… просто я сам хотел… сам хотел… ну, что-то правильное сделать, полезное… реабилитироваться, короче… ну, избавиться побыстрее, ну, от всего этого… от этого дерьма, понимаете?.. Сам хотел все исправить – лучше бы не портил, бля!.. Позвонил я, короче, Кириллу – ну, этому… ему – моему… партнеру, бля, моему. А дальше… дальше, ну, как в кино все опять было, в фильме ужасов каком-то, блядь, – Иван снова закурил. – Место он, конечно, для разговора выбрал неожиданное – прекрасное, я вам скажу, место – в прямом смысле, знаете, – Мариинский театр, бля!.. Сказал – приходи, балет посмотрим, заодно и обсудим все. И я пришел. Договорились вроде. Рассказал, на какой счет и сколько перевести ему. Сказал… сказал еще, что скинуть согласен – вообще, короче, простить готов, если… если… Бля-я-я! Fu-u-uck! – Иван на секунду закрыл лицо руками, а после затравленно и невероятно расстроено посмотрел на врача, – если трахнет меня еще разочек, – почти прошептал Иван и продолжал, – еще разочек, понимаете?.. Тут-то я и пожалел обо всем снова – и больше всего о том, что Колю не послушался. Так стало… так стало… м-м-м-м-м… – страдальчески простонал Иван, а затем вдруг зло произнес. – Кретин, идиот… тупоголовый ур-род! Все правда, все про меня правда. Он когда предложение это сделал, тут же обнял меня и поцеловал – крепко так, долго… взасос, бля! Прямо там, прямо в ложе, посреди представления. Да может, и не видел никто, не заметил… скорее всего, никто… – усмехнулся Иван и затушил сигарету, – кому это все, нахер, интересно – в обычной-то жизни. В обычной – да, никому – не. Но когда вот так все, когда, блядь, драма – я же в творческом вузе учился – не удивляйтесь, что с пафосом таким, – с горечью снова усмехнулся Иван. – Когда все на надрыве, когда на волоске тонком и вот-вот лопнет, разорвется, блядь, – тогда, понимаете… понимаете… как специально все, как назло, бля!.. Помните, говорил, что как в кошмаре, помните, что как в кино страшном?.. В тот вечер Коля свою гостью французскую с культурной программой в город вывел. Догадались уже? Догадались, куда они загрузились вечерочком? – на «Лебединое Озеро» пришли тоже. А чего удивляться? – Колино любимое произведение, Чайковский – любимый композитор. Мой, кстати, тоже. Знаете… знаете, я понимаю – вам неприятно это все слушать сейчас, противно, наверное, даже, но я скажу, знаете, я тысячу раз повторить готов, не стесняюсь я моего к Коле чувства, понимаете?.. У меня… мне девочки мои все очень нравились, говорил уже – все всегда на уровне было, все так – вполне себе удовлетворительно. Но… но Коля… с ним, знаете… с ним как… «Русский танец» слышали? Громко, в наушниках дорогих слушали?.. Там за четыре минуты два оргазма. У меня с Колей также. Хорошо до черта. Блаженство просто! Сказка, блядь! Фантастика какая-то, – с болью в голосе и слезами в глазах продолжал Иван. – Я в ту неделю – ну, после истерики моей, после выходки той ужасной, новой – я счастья такого никогда в жизни не испытывал… ну… ну, может, только тогда, когда… ну, помните? Ну, в Швейцарии тогда. Короче, наслаждался я у Коли дома – отходил, как в санатории – в тепле, в чистоте, в заботе, блядь… Они с Мари каждый вечер какие-то ее национальные блюда готовили под рэп национальный, брутальный, на французском прикольно болтали. Я не понимаю, конечно, ничего – ну, кроме гарсон, там, требьен, аттеншон, – грустно улыбнулся Иван, – анкор вот еще, – и продолжал, – да и зачем? И так приятно – голос его слушать… Коля даже со мной в конюшни съездил, а он ведь противник, понимаете?.. Короче, забросил дела все свои, друзей – облизывал меня с головы до ног… лечил. Ухаживал за мной, как вы говорите, – а я… а я… я однажды его Кирюшей назвал, представляете? В постели, понимаете?.. Бля, Господи! Жесть ваще! Не знал, куда деваться потом, а Коля, он… он и это мне простил… Проехали, сказал, бывает, забудь. И проехали бы… и все… Господи, как же все могло быть… – Иван снова закрыл лицо руками и так сидел какое-то время, молчал, и врач молчала вместе с ним.