Читать книгу "Наука любви и измены - Робин Данбар"

То, что уроглобулины впервые были обнаружены в мышиной моче, – историческая случайность: там они присутствуют только потому, что грызуны метят ею территорию, а ученые, сделавшие это открытие, как раз изучали территориальное поведение животных. У многих других млекопитающих уроглобулины содержатся в слюне. Хотя у людей гены уроглобулинов отсутствуют, тем не менее в человеческой слюне содержится большое количество белков близкого семейства – всего их насчитали 1116. Большинство из них или защищает нас от токсинов и бактерий, канцерогенов и других ядов, или помогает переваривать пищу, расщепляя ее на усвояемые вещества. Около четверти этих белков содержится также в слезной жидкости. Причем этот набор белков у разных людей тоже очень разный, и хотя пока что никто не проявлял интереса к исследованию роли слюны в выборе партнера, тема, безусловно, многообещающая.

Не важно, какие гены тут задействованы – отвечающие за уроглобулины или ГКГ, поцелуй (я, конечно, имею в виду настоящий поцелуй, а не легкое соприкосновение губ) предоставляет множество других сведений о потенциальном партнере, причем разница в оценке этих сведений у представителей разных полов весьма существенна. Результаты масштабного исследования, проведенного в Университете штата Нью-Йорк в Олбани, показали, что женщины (как и можно было ожидать, зная, что они обладают большей химической чувствительностью и гораздо чаще обращают внимание на вкус и запах) оценивают способность партнера целоваться, а тем самым и мужские качества партнера. Они также менее склонны заниматься с мужчиной сексом, если до этого не целовались с ним, и меньше, чем мужчины, склонны заниматься сексом с теми, с кем им не понравилось целоваться. Таким образом, при оценке качеств потенциального партнера женщины в большей степени полагаются на ощущения, испытанные от поцелуя.

Разумеется, поцелуи нужны не только для принятия решения о выборе пары – иначе после свадьбы мы бы больше не целовались. То же исследование показало, что поцелуй играет важную роль в механизме возбуждения, вызывая желание заняться сексом, особенно у женщин (вот одна из возможных причин, почему проститутки обычно отказываются целовать своих клиентов). Еще женщины гораздо меньше склонны целоваться перед соитием, если речь идет о кратковременных отношениях или если партнер больше заинтересован в сексе, а они – в длительных отношениях. Возможно, слюна содержит какие-то гормоны, которые вызывают сексуальное возбуждение, и – в таком случае – одна из дополнительных функций поцелуев может заключаться в том, чтобы облегчать передачу этих гормонов от одного пола к другому, чтобы оба партнера пришли в одинаковое состояние готовности к половому акту. При этом вполне возможно, что у разных полов поцелуи выполняют несколько различные функции: женщинам они помогают создавать социальные связи, а мужчинам – стимулировать сексуальное возбуждение у партнерши.

Разумеется, если в реальной жизни мы это сознаем, то лишь смутно. Что, наверное, правильно, потому что особо задумываться в подобных ситуациях не стоит: легко все испортить. «Считывание» всей нужной информации во время поцелуя происходит подсознательно. Так что, пожалуй, полное клиническое понимание протекающих процессов нам мало что даст. Лучше просто расслабиться и довериться природе…

* * *

В этой главе я рассматривал главным образом нейрохимические механизмы, которые стоят за нашими романтическими отношениями. Как именно мозг обрабатывает все эти сложные сигналы, до сих пор остается загадкой. Точно мы знаем одно: размеры нашего мозга напрямую обусловлены сложностью взаимосвязей между людьми. В следующей главе я обращусь именно к этой стороне дела. Мы попробуем понять, в какой мере устройство человеческого мозга предопределяет нашу моногамность.

3

Моногамный мозг

Джон Андерсон, мой друг, Джон,

Подумай-ка, давно ль

Густой, крутой твой локон

Был черен, словно смоль.

Теперь ты стал не тот, Джон,

Ты знал немало вьюг.

Но будь ты счастлив, лысый Джон,

Джон Андерсон, мой друг!

Роберт Бернс. Джон Андерсон[10]

Хотя все мы прекрасно понимаем, что такое любовь, когда видим ее проявления или когда испытываем ее сами, определить ее нам почему-то очень трудно: недаром мы восхищаемся поэтами, которые способны передать словами то, что мы выразить не в состоянии. Наше затруднение объясняется тем, что обычно мы только чувствуем любовь, но не подвергаем ее анализу. При том что любовь – это самое важное в нашей жизни событие: она – залог нашего счастья в течение всей жизни (по крайней мере теоретически). На заре влюбленности, когда все видится радужным и безоблачным, нам кажется, что любовь будет длиться вечно. Некоторым и правда везет – они проходят весь жизненный путь вместе, рука об руку, пока, как принято говорить, смерть не разлучит их. Там не менее всем нам наверняка встречались люди, которые влюбляются по многу раз, но каждый их роман заканчивается неудачно. Почему же одни люди счастливы в любви, а другим никак не удается выбрать идеальную пару?

Даже те из нас, кто не жалеет времени и сил на размышления о том, стоит ли делать или принимать предложение руки и сердца, вряд ли перещеголяют Чарльза Дарвина, составившего длиннющий список доводов за и против женитьбы на своей кузине Эмме Веджвуд. И все же мы тратим немало времени, задаваясь вопросами, связанными с нашими любовными переживаниями. Зачем он это сказал? Что она имела в виду? А что, если?.. Одно из преимуществ нашего мозга – в том, что он позволяет анализировать мотивы другого человека, оценивать возможную реакцию, размышлять о подоплеке того или иного поступка и даже время от времени пытаться понять, что движет нами самими (хотя о последнем, как подметил еще Фрейд, мы стараемся не слишком задумываться).

Мы способны на это только потому, что обладаем мозгом гораздо крупнее (в пропорции к телу), чем у любого другого животного. Да и в абсолютных размерах мозга мы – почти чемпионы (нас обошли только киты и слоны). Даже у гигантских динозавров мозг был меньше человеческого. Конечно, надо понимать, что размер – это только полдела. Хотя мозг у китов крупнее нашего, у них он устроен по-другому: нейронов в коре головного мозга – том внешнем пласте, где происходит все самое сложное, – у них на один слой меньше, что для интеллекта весьма существенно. Как бы то ни было, их мозг, как и наш, отвечает за общение. Наш мозг – своего рода полурациональный компьютер, форматирующий ту сугубо эмоциональную, порожденную нейроэндокринной системой составляющую, которую мы рассмотрели в прошлой главе.

Сколько стоит постоянство?

Производство и поддержание в рабочем состоянии крохотных нейронов обходятся организму очень дорого. Даже в состоянии покоя они тратят в среднем в десять раз больше энергии, чем остальные клетки организма, а когда мы активно думаем, они ее буквально сжигают. Поддержание нерва в состоянии готовности, чтобы он мог тут же включиться от сигнала другого нерва, – чрезвычайно дорогое удовольствие. К тому же после каждого обмена импульсами в нервных клетках приходится заменять нейромедиаторы. Обезьяны платят эту цену за возможность жить большими стаями. У каждого вида приматов средний размер социальной группы напрямую коррелирует с размером мозга представителей этого вида, а точнее, с величиной неокортекса («новой коры» головного мозга – наиболее «думающей» его части): чем большей группой живут особи данного вида, тем больше у них неокортекс. Когда мы с Сюзанной Шульц решили взять для сравнения с обезьянами (которые считаются самым умным – не считая человека – отрядом во всем животном царстве) представителей других отрядов млекопитающих и птиц, мы ожидали, что соотношение окажется тем же, что и у приматов: чем больше типичная численность стаи, тем крупнее мозг. К нашему удивлению – и поначалу даже к испугу, – все оказалось не так. Ни в одном из рассмотренных нами семейств млекопитающих или птиц не обнаружилось никакой связи между размером мозга и численностью стаи. Напротив, выяснилось, что социальное устройство у видов, имеющих наиболее крупный мозг, – это постоянная пара. Такая картина наблюдалась в каждом из трех крупнейших отрядов млекопитающих, которые мы проанализировали: у хищных, копытных и рукокрылых, – а также у птиц.