Читать книгу "Тупик либерализма. Как начинаются войны - Василий Галин"

Обвальный экономический кризис, вызванный гиперинфляцией, привел к политическому хаосу в Германии. 8 ноября 1923 г. в Мюнхене произошел «пивной путч» — первое серьезное выступление национал-социалистов. Одновременно в Саксонии и Тюрингии произошли коммунистические восстания. В Гамбурге — уличные столкновения рабочих с войсками и полицией. Финансовая система страны была фактически уничтожена.

В сентябре 1923 г. в памфлете «Диктатура или парламент» будущий канцлер Ф. Папен утверждал, что Германия находится на грани полного крушения и что спасение не придет от механического применения парламентских методов или бесплодного столкновения застывших партийных доктрин{164}. Папен призывал командующего сухопутными войсками ген. Секта «возглавить новое правительство в качестве единственного человека, способного исправить положение». Но Сект, после того, как Эберт вручил ему неограниченные административные полномочия, противился как установлению военной диктатуры, так и предложению стать канцлером{165}. Ситуация явно выходила из под контроля…

Дж. Кейнс не видел для Германии выхода из сложившейся ситуации: «Во всяком случае, перспективы для Германии являются малоотрадными. Если теперешнее обесценивание марки окажется длительным явлением и уровень внутренних цен придет с ним в равновесие, то перераспределение богатств между различными классами общества может принять размеры социальной катастрофы. Но, с другой стороны, если курс марки улучшится, то исчезновение имеющегося сейчас искусственного стимула для промышленной жизни и прекращение подъема на бирже, связанного с обесцениванием марки, может привести к финансовой катастрофе»{166}.

ПЛАН ДАУЭСА

В роли спасителя в очередной раз выступили Соединенные Штаты. К этому времени инфляция уже «очистила» рейх от вериг военного займа. Военный долг Германии, составлявший треть всего богатства страны в ее лучшие имперские времена, в ноябре 1923 г. номинально стоил один доллар двадцать три цента{167}.

Теперь Германия была готова брать новые кредиты, однако для начала необходимо было стабилизировать марку. Этим занялся появившийся 13 ноября 1923 г. в роли уполномоченного по национальной валюте Я. Шахт. Зафиксировав покупную цену на уровне 4,2 триллиона марок за один доллар, он стер оставшиеся двенадцать нулей. Один доллар стал равен 4,2 золотой марки. «20 ноября, — говорил Шахт, — можно считать вехой в истории стабилизации марки…»{168}. 22 декабря Я. Шахт был избран управляющим Центральным банком Германии.

Фантастическая операция по стабилизации марки была осуществлена за счет англо-американских кредитов, которые Германия получила в ноябре 1923 г., а в декабре был подписан американо-германский торговый договор. В. Вильсон обосновывал этот шаг тем, что «если не будет восстановлена германская промышленность, Германия, совершенно ясно не сможет платить». В качестве обеспечения кредитов, все железные дороги Германии были объединены в единую компанию под руководством американского управляющего. Вся прибыль от эксплуатации железных дорог шла на покрытие американских кредитов.

Я. Шахт совершил, то, что чего не смог добиться даже ценой своей жизни его предшественник на посту управляющего центральным банком Германии Хафенштейн — Шахт получил иностранные кредиты. Современники относили эти достижения к личным особенностям Шахта — «восходящей звезде германского финансового мира, человеке с парадоксальным умом и незаурядной самостоятельной волей»{169}. В чем же крылся секрет гения Шахта?

По мнению Г. Препарата, ответ заключался в представленном Шахтом, по предложению Даллеса, «решении проблемы репараций», согласно которому союзники, вместо того чтобы одалживать деньги веймарскому правительству, будут кредитовать напрямую несколько огромных конгломератов (картелей), специально созданных для этой цели. Картели наделялись эксклюзивными экспортными лицензиями, чтобы иметь возможность генерировать валюту, для покрытия кредитов{170}.

Даллеса предложение Шахта привело в полный восторг. В записке Т. Лэймонту, главному доверенному лицу «Дж.Д. Морган и К°» Даллес писал: «Доктор Шахт является одним из самых способных и наиболее прогрессивных молодых немецких банкиров…». Две недели спустя Даллес с большим энтузиазмом ответит на предложения Шахта: «Если окажется возможным поддержать политическую стабильность, то я не сомневаюсь, что облигации и ценные бумаги, выпущенные теми монопольными корпорациями, о которых вы упоминаете, смогут заслужить доверие инвесторов»{171}.

Шахт произвел впечатление и на управляющего английским банком М. Нормана. Последний даже заявил своим сотрудникам: «Я хочу с ним подружиться»{172}. В канун нового, 1924 г. Норман приглашая, Шахта к себе, сказал: «Надеюсь, мы станем друзьями»{173}.

Однако сама по себе стабилизация марки не могла обеспечить восстановления платежеспособности Германии. Для этого необходимо было сделать следующий шаг. Им стал — «план Дауэса».

В основе «плана Дауэса» лежало предоставление Соединенными Штатами кредитов Германии для восстановления промышленности, доходы от которой должны были пойти на уплату репараций Англии и Франции. Получив их, Лондон и Париж, в свою очередь, должны были покрыть свои долговые обязательства перед Вашингтоном. План Дауэса был принят рейхстагом 16 апреля 1924 г. Согласно плану Германии был открыт иностранный золотой кредит в 800 млн. марок[30]. Кредит предназначался для «покрытия» эмиссии новой марки, золотое обеспечение которой должно было составить 40%[31]. В августе 1924 г. старая марка была заменена новой рейхсмаркой, а контроль над капиталами был отменен{174}.

Иностранный заем обеспечивался закладом немецких железных дорог и ценных бумаг некоторых немецких предприятий, а также транспортными и другими налогами. Постоянная иностранная контрольная комиссия, разместившаяся в Берлине, должна была следить за немецким бюджетом и функционированием заложенных предприятий. Для оценки германской собственности, ставшей косвенной гарантией займа, была послана целая команда специалистов из США{175}.