Читать книгу "Враг из прошлого - Валерий Гусев"

– Очарова-а-а!.. – запела тетушка Тильда, любуясь своими ногами в толстых белых носках до колен. – Я прямо как Снегурочка.

– На пенсии, – шепнул мне Алешка.

– Только я теперь в туфли не влезу.

Матвеич принес ей свои сапоги.

– Преле-е-е!.. – запела она дальше. – Я прямо Кот в сапогах.

Алешка открыл было рот, но я наступил ему на ногу. Он пискнул и смолчал. Только хихикнул.

– Мы вас проводим, – предложил Матвеич. – Уже стемнело.

– Но зато такая луна! Очарова-а-а… И Сеня меня ждет. Вы сейчас на него посмотрите. Я вам его покажу.

Мы вышли из дома. И пошли смотреть Сеню. Как новый сериал.

На улице уже была почти что ночь. Звездная, с луной, но довольно темная.

– Осторожно, мальчики, – сказала тетушка Тильда, когда мы вышли за калитку. – Здесь совершенно изуми-и-и-тельная лужа.

Мы обошли изумительную лужу искусственного происхождения и направились к скворечнику Безе. Матвеич вел ее под руку. Она что-то беззаботно напевала. Про луну. И трели соловья. Алешка хихикал. Я был задумчив – кому нужна эта лужа? Кораблики пускать? Так у нас целое озеро под рукой.

Скоро засветились окошки в доме тетушки Матильды. А в одном из окошек – силуэт.

– Красавец, да? – спросила нас тетушка. – Народный артист Марковский. Вообще-то он не Марковский, а Морковкин. Марковский – это его сценический псевдоним, так благозвучнее, правда?

– Морковкин? – переспросил Матвеич. – Знавал я в старое время одного Морковкина. Коллекционер, собирал и старину, и современные раритетные вещи.

– И мой Сеня – тоже коллекционер. – Это она сказала очень гордо. Будто он не коллекционер, а по крайней мере – дважды космонавт. И вдруг у нее вырвалось совсем другим тоном: – Даже надоел немного. Вот и он, во всей красе.

В квадрате окна этот Морковкин был прекрасно виден. Как в телевизоре. Действительно, большая седая голова. Вовсе не череп. Он стоял перед полками с рюмкой в руке. И то ли подсвечником любовался, то ли черепа боялся.

– Правда, хорош? Красавец!

Красавец повернулся лицом к окну. Ну, я бы не сказал, что он красавец. Щеки у него висели почти до плеч, под глазами какие-то грустные мешочки, и взгляд как бы виноватый. В то же время мне показалось, что я его где-то уже видел. Какое-то сильно знакомое лицо.

Я вгляделся… И меня осенило! В нашем доме, в соседнем подъезде. Сенбернар Вася. Такая же большая седая голова, висячие щеки, грустные глаза. Вылитый сенбернар этот Морковкин.

– Да и зовут его похоже – Сеня, – шепнул мне в ухо Алешка. Который, оказывается, тоже «опознал» народного артиста Морковкина. – Сеня Бернар.

И Матвеич деликатно кашлянул в кулак, признавая в артисте Марковском коллекционера Морковкина…

Глава VI

След в след

В этот вечер Матвеич не стал продолжать свой рассказ про Окаянного Ганса. Он почему-то часто задумывался, хмурился и время от времени что-то ворчал себе под нос.

Алешка тоже был молчалив и все поглядывал в окно, за которым природа укладывалась спать.

А я не страдал задумчивостью. Нарезал небольшими кусочками черный хлеб, поджарил его в подсолнечном масле. Надавил чесночок, смешал его с майонезом и выложил по кучке на каждый гренок. И позвал «задумчивых» пить чай.

Несмотря на свою озабоченность, они вмиг смели всю горку гренков и вопросительно посмотрели на меня.

– Маловато было, – намекнул Алешка, а Матвеич его поддержал.

– Кушать надо умеренно, неторопливо и вдумчиво, – напомнил я. – Особенно перед сном.

– Федор Матвеич, мы ему отомстим!

– А как? – Матвеич растерялся.

– А очень просто. Я там урюк… то есть укроп посеял. Вот как он вырастет, как мы его соберем, килограммов сто…

– То что? – спросил Матвеич.

– Мы его весь съедим, а Димитрию не дадим.

– Килограммов сто, говоришь? – Матвеич призадумался. – Мне столько укропа не съесть. Я все-таки не корова.

– А я вам помогу. Я свои пятьдесят маме отвезу. Она съест.

– Знаешь, Леш, – осторожно начал Матвеич, – твоя мама, она очень симпатичная женщина. Она совсем не похожа…

– На корову, что ль? Папа называет ее ласточкой. А она говорит: «Отец, это уж слишком».

Пока они там выясняли, чем корова отличается от ласточки и сколько кэгэ укропа они могут съесть за ужином, я собрал посуду, отнес ее на кухню, помыл и сказал, что иду спать.

– Он устал, – пояснил Алешка Матвеичу. – Он всегда, когда что-нибудь натворит, сразу спать ложится. Чтобы не попало.

Вообще-то это Алешкина привычка. Он знает, что мама никогда из папиных рук не примет его офицерский ремень, если он уже заснул. Лешка заснул, конечно, а не папа. Впрочем, какая разница. Важен ведь результат.

Ладно, я завтра утром сварю им овсянку. «Не угодно ли, сэр?» Только вот куда ее потом девать? Они съедят, морщась, по чайной ложке, а что я буду делать с целой кастрюлей каши? Ведь собаки у нас нет. И поросенка тоже.

Утро вечера мудренее… Сказал кто-то и быстро уснул. Я так и сделал. И никто мне не мешал. Только время от времени кто-то подходил босиком к окну и шептал: «Так, огонек горит… Так, теперь он погас… А спать хочется…» И длинный зевок со звонким лязгом зубов. И потом еще, что-то вроде ворчания Бабы-яги: «Сам улегся на мягкой раскладушке, а младший брат – на деревянном сундуке. И еще голодом морит…»

Едва я отвернулся к стенке, как кто-то дернул меня за ухо.

– Пошли!

Я открыл глаза. Было уже утро. В окно заглядывало солнце, а возле моей раскладушки приплясывал босыми ногами Алешка. От нетерпения. В одной руке у него был лист бумаги, в другой – авторучка. А чем же он меня за ухо дернул?

Спустив ноги на пол, я зевнул от всей невыспавшейся души и спросил недовольно:

– Куда пошли? В школу?

– Тебе бы только учиться! – возмутился Алешка. – Других интересов у тебя нет! А кто капкан будет проверять?

– Почтальон Печкин, – я еще не проснулся. – Какой еще капкан?

– Мокрый!

Тут я вспомнил, что Алешка зачем-то поливал тропку за калиткой. И он еще загадочно сказал: «Днем – лужа, вечером – грязь». А что тогда утром? Сто кэгэ укропа?

– А который час? – спросил я и опять зевнул во всю ширь.

– Уже поздний, Дим. Полшестого. Вставай!

Я нашарил под раскладушкой тапочку и запустил ее в Алешку. Он увернулся, и тапочка глухо стукнулась в стену. Точнее – прямо в штурвал.

– Эй там, наверху! – раздался снизу голос Матвеича. – А ну не баловать со штурвалом.

Я открыл рот, Алешка захлопал глазами.