Читать книгу "Царь Гильгамеш - Дмитрий Володихин"

— Он говорит, что…

— Я знаю, кто это! — гневно оборвал его отец. Опустил кисть во второй сосуд и провел черту… нет, не алым, а льдисто-голубым. Глянул на Бал-Гаммаста:

— Ты видишь?

— Да, отец.

Царь помолчал немного, разжал руку и добавил:

— Такое не должно плодиться.

…У шатра их ждали Апасуд со склоненной головой и эбих Асаг, очень высокий, очень худой и очень злой человек, чудовищно искусный, к тому же боец на мечах. Земля Алларуад не знает более грозного вожака для атакующей конницы.

Отец подозвал эбихов Рата Дугана и Лана Упрямца.

— Я не могу слезть с коня сам. Держите меня.

Те молча спешились, подбежали, подставили сильные плечи, сняли вялую человеческую плоть с вороного — осторожнее, чем женщина снимает с шеи тонкую цепочку… Поддерживая под руки, они то ли ввели, то ли внесли царя в шатер. Оттуда раздался глухой усталый голос:

— Зови первосвященника. Скажи: обряд завершения мэ.

— Государь…

— Не время перечить. Иди. Царевичи подождут снаружи. Им не следует видеть… — Последние слова были произнесены столь тихо, что снаружи их не расслышал никто. Эбих Асаг выскочил из шатра и побежал, словно позабыв о собственном чине, понесся, как подобает бегунам, а не полководцам.

— Я надеюсь… на вас двоих, чуть меньше… на Асага, да еще на Уггала Карна, эбиха… пехоты ночи. Он выживет? — Голос звучал едва слышно, долгие паузы между словами. Царь еще не успел сделать всего и боролся теперь за каждый звук. Его мэ — не умирать, пока дела не окончены…

— Государь…

— Не мешай мне, Рат. Никакие лекари… мне… не помогут. Я знаю. Он выживет?

— Да.

— Слава Творцу, нас породившему.

У Бал-Гаммаста перехватило дыхание. Отец не может ошибаться. Если говорит: «Знаю», — значит, и впрямь знает. Но он должен ошибиться, должен, должен! Как же так…

— Ты, Топор, и ты, Упрямец, помните… вам… без меня… придется скакать по всей стране, как и при мне… приходилось… не забудьте… с любыми врагами справиться не так… тяжело… хуже всего… если будет сам Падший и слуги его… или… сюда опять ворвется… Старшая земля… горные быки. От первого… один Творец защитит. От этих… только пехота ночи. Только. Берегите…Ту, что во дворце… и моих детей… приказать уже не могу… прошу… я был с вам не только государем… но и… товарищем… прошу…

Первосвященник Сан Лагэн выгнал из шатра всех, потом посмотрел сурово и велел убраться подальше, мол, лишние уши не нужны, позовет, когда следует. Лан Упрямец кликнул энси царской охраны Уггал-Банада. Тому никто не мог отдавать приказы, кроме самого царя. Эбих посоветовал ему утроить стражу вокруг шатра и менять часовых вдвое чаще, чем обычно. Тот кивнул утвердительно, и вскоре в темноте раздалось деловитое бряканье оружия, приглушенные голоса десятников — словом, строгая воинская суета, как и бывает при смене стражи.

Бал-Гаммаст со всеми вместе ждал, когда кончится обряд. Луна стояла высоко, яркие, крупные звезды стелились низко, от солдатских костров плыл нестройным гомон, а здесь, у шатра, ни слово, ни какой-нибудь резкий звук не дырявили душное полотно ночи. Невесть откуда пришли к царевичу затейливые мысли, никем не сказанные и не написанные, однако ж посетившие его, как путники посещают заброшенный дом, не спрося разрешения у сгинувших неведомо когда хозяев. Бал-Гаммаст почуял на языке неприятный кислый привкус ломающегося времени. До полуночи победа владела землей Алларуад, после полуночи придет мутное колыхание черноты, приторный аромат падения. Кто сказал, что металл не пахнет? Просто его запах не хочется чувствовать. Полночь. Полночь над полем недалеко от славного города Киша делит сезоны бесконечно долгой судьбы, словно межевой знак кудуррат, указывающий границы двух земельных наделов. Как долго В Царстве стояла благословенная сушь! В полночь оборвется струна, придет сезон краткого и беспокойного зноя, а вслед за ним явятся дожди, ветра и холод. Где-то далеко на Полночь, за горами и за другими горами, за пустыней и за великими реками, говорят, лед падает с неба, когда землей- правит холодный сезон. Они там, в месяцах и месяцах пути, называют это словом «зима».

В стране Алларуад не бывает зим, но царевич почувствовал, что это такое — зимний ветер, холоднее льда… у самого сердца.

Первосвященник выглянул наружу.

— Государь Донат зовет вас всех.

Отцовское лицо бледно, лоб испещрили капельки пота, одежда заляпана кровью. Ему некогда было переодеться? Или незачем…

— Объявляю… волю Того, кто во дворце. Мой… старший сын… Апасуд… наследует венец государя в Баб-Аллоне и во всей земле Алларуад, а ему наследуют… дети его. Если детей… у Апасуда не будет, ему наследует… мой младший сын, Бал-Гаммаст. А Бал-Гаммасту наследуют дети… его. Если детей… у Бал-Гаммаста не будет… ему наследует… дочь моя… Аннитум. А после Аннитум… наследуют ее… дети.

Царь перевел дыхание.

— Ты успеваешь?

— Да, великий отец мой государь.

Роль писца в таком деле взялся выполнять сам первосвященник.

— Детям моим… Бал-Гаммасту и Аннитум… следует быть лугалями в старых и славных городах. Когда войдут… в возраст совершеннолетия… пусть царевич Бал-Гаммаст… уйдет из столицы… в Урук… и там правит под рукой Апасуда… до смерти своей или до воцарения. А царевна… Аннитум… пусть уйдет из столицы… в Баб-Алларуад… и там правит под рукой Апасуда… до смерти своей… или до воцарения.

Царь замолчал надолго, собираясь с силами. Кадык его ходил ходуном. Глаза были полузакрыты. Никто не осмелился прервать молчание. Наконец вновь зазвучал голос государя.

— Вы, эбихи, братья силы… слушайте мою волю. Уггал Карн из черных останется в Баб-Аллоне оборонять… Ту, что во дворце… и моих детей… Асаг… возьми пехоты ночи… одну тысячу мечей… своих конников… очисти Барсиппу… потом… будешь лугалем Баб-Алларуада, а потом станешь правой рукой… дочери моей… Рат Дуган и Лан Упрямец… вам… надлежит очистить Киш, Сиппар, Иссин… Эреду, Ниппур, Лагаш, Ур… весь Полдень Царства… Потом сядете лугалями… Рат… ты — в Ниппуре… Лан… ты — в Лагаше… Старые города Киш… Эреду… Ниппур… да будут лишены прав кидинну… на десять солнечных кругов… старый город Лагаш… если откроет ворота… да будет прощен… если не откроет… та же мэ… Творец… влейте… мне в рот… вина. Лан Упрямец протянул ему тяжелую глиняную чашу, покрытую лазурью, до краев наполнив ее вином. Эбих не подчинился царю. Апасуд:

— Отец сказал — прямо в рот!

Эбих молча держал чашу над грудью угасающего владыки. Тот скрестил свой взгляд со взглядом полководца и зашелся хриплым хохотом:

— Правильно, Лан… правильно… дай Творец крепких мальчиков твоей жене…

Отцовская ладонь медленно поднялась, пальцы приняли чашу у эбиха и понесли ее к губам. Рука не дрожала. Ни капли вина не расплескалось. Чаша, опустев, полетела в сторону.

— Урук виновен не меньше других… убили… моего лугаля… старика… Энмеркара… хотел послать Маддана, хорошо, не послал… да… но они — твердыня Полдня. Лишаю старый город Урук… права кидинну… на один круг солнца… посылаю туда… кого? Никого больше… у меня не осталось…