Читать книгу "Полюс капитана Скотта - Богдан Сушинский"

Уже вернувшись на судно, капитан записал в своем дневнике: «Отсюда близко к барьеру и к колониям двух видов пингвинов; удобно подниматься на гору Террор, хорошие условия для биологических работ, отличные обсервационные пункты для всевозможных наблюдений, довольно удобный путь на юг без угрозы быть отрезанными и т. д. и т. п. Очень и очень жаль покидать такое место».

А уходить нужно было, потому что Скотт прекрасно понимал: при той крутизне берега и том волнении океана, которыми встречает Антарктида, высадка на берег займет несколько недель. При этом он с трудом представлял себе, каким образом следовало перемещать туда с судна трое мотосаней и разобранный дом.

Совсем близко, по правому борту, проплывали мысы Ройдса и Барна; далеко заползавший в море глетчер и Неприступный остров; множество каких-то безымянных мысов и бухточек… А Скотт все никак не мог определиться с выбором места для лагеря. Впереди их ожидал мыс Эрмитедж, расположенный милях в двенадцати от очередной бухты, в которой «Терра Нова» сбавила ход, и где-то за ним должен был располагаться дом, который Скотт со своими товарищами возвел во время экспедиции на судне «Дискавери». Однако теперь капитан уже не считал это место идеальным для лагеря и предстоящей зимовки; к тому же они вновь, уже в который раз, входили в огромное поле мелкого льда, именуемого моряками «салом».

Созвав в кают-компании офицерское собрание, Скотт предложил обсудить два варианта: вторгаться в ледовое поле, чтобы через два десятка миль оказаться в районе лагеря «Дискавери», или же вернуться назад и, вновь обогнув Неприступный остров, высадиться в бухте у мыса, который до сих пор назывался «Мысом Чаек». После небольшого обсуждения все остановились на Мысе Чаек, и капитан тут же приказал разворачивать судно, чтобы на всех парах возвращаться на избранное место.

Как только, прорвавшись через поле тонкого льда, «Терра Нова» уперлась в мощный ледовый припай в полумиле от пологой, каменисто-песчаной бухты, все убедились, что выбор их оказался верным: лучшего места в прибрежной зоне найти было очень трудно. Первыми на лед спустились Скотт, лейтенант Эванс и доктор Уилсон. Причем лейтенанта ждал приятный сюрприз. Едва приблизившись к берегу, Скотт остановил группу и прокричал, что нарекает эту местность «Мысом Эванса» в честь командира судна «Терра Нова».

На палубе это сообщение встретили возгласами одобрения. Обосновывая свой выбор на страницах дневника, Скотт со временем писал: «Уже первый взгляд, как я и надеялся, открыл нам идеальные места для зимовки. Каменная порода состояла здесь преимущественно из очень выветренного вулканического конгломерата с оливином, от чего образовалось множество грубого песка. Для дома же мы избрали местность, обращенную спереди на северо-запад и защищенную сзади многими холмами.

Эта местность, кажется, вбирает в себя все выгоды (которые я со временем опишу) для пребывания здесь зимой, и мы решили, что наконец-то дождались благоприятного перелома. Самое приятное то, что можно будет, очевидно, в ближайшее время наладить сообщение с мысом Эрмитедж. После стольких дней невзгод счастье улыбнулось нам; в течение целых суток стоял штиль при ярком солнце…»

Пока капитан и его спутники осматривали мыс, определяя место для экспедиционного дома и хозяйственных построек, первый помощник командира судна лейтенант Кемпбелл организовал выгрузку на лед первых двух мотосаней, которые тут же приказал готовить к перевозкам грузов от причала до базы. И вскоре они действительно заработали: их водители, Дей и Нельсон, настолько освоили технику, что создавалось впечатление, будто они проработали на ней половину своей жизни.

Тем временем команда судна спустила на лед все семнадцать пони, устроив им коновязь прямо на льду, но у самого берега. Затем неподалеку организовали привязь для собак, причем устроили её таким образом, что все они оказались привязанными к длинной, прикрепленной к специальным кольям цепи, которая пролегла по прибрежному песку. Ощутив под ногами твердую землю и снег, животные как-то сразу же приободрились, ожили и даже стали проявлять свой норов.

К концу дня Скотт придирчиво осмотрел уже подготовленную для закладки дома местность и большой зеленый шатер, в котором должны были жить теперь строители и те, кто ухаживал за животными. Никаких особых замечаний у него не возникло: люди работали старательно, материалы оказались вполне пригодными к использованию, да и погода пока еще оставалась милостивой.

Несколько последующих дней все без исключения полярники и члены корабельной команды трудились от рассвета до заката: выгружали припасы и перевозили их на базы; собирали большой бревенчатый дом, обустраивали основной склад экспедиции.

Но даже события этих благополучных дней напомнили Скотту, что он — в Антарктике и что каждый проведенный здесь день становится еще одним днем борьбы за выживание. Случилось так, что две эскимосские собаки были временно привязаны неподалеку от корабля, почти у края ледового поля. Как только они оказались там, у носа судна появилась стая агрессивно настроенных дельфинов-косаток.

Поначалу Скотт не связывал их появление с присутствием здесь собак и даже позвал кинооператора Понтинга, чтобы тот спустился с судна и заснял игры приблизившихся хищников. Истинные же намерения косаток раскрылись лишь тогда, когда, поняв, что у края ледяного барьера лаек им не достать, косатки нырнули под ледовое поле, а еще через минуту огромный пласт льдины всколыхнулся и буквально взорвался на глазах у полярников. Но и этого хищникам показалось мало.

Чтобы расширить трещины, косатки одна за другой подныривали под лед и мощными спинными ударами пытались окончательно разрушить льдины. И только чудом можно объяснить то, что Герберт Понтинг сумел устоять на ногах и спастись бегством и что трещины прошли рядом с привязью собак, а не под ней. Что же касается хищников, то, убедившись, что ни человека, ни собак в пробитой ими полынье не оказалось, они сразу потеряли к происходящему всякий интерес и, к счастью полярников и их лаек, убрались восвояси.

Однако на этом приключения не закончились. Выгрузка с судна третьих мотосаней прошла нормально, но во время транспортировки к берегу, в двухстах шагах от судна, они внезапно попали в трещину и, расширив ее своей массой, ушли на дно. Пытаясь спасти машину при переправе через трещину, несколько полярников удерживали ее канатами, из-за чего сами чуть не поплатились жизнями.

«Если бы Амундсен узнал об этой нашей потере, наверняка мстительно расхохотался бы, — подумалось капитану. — Он-то, судя по всему, ограничился только выносливыми эскимосскими лайками, да прихватил с собой нескольких эскимосов, которые не только станут ухаживать за ездовыми псами, но и будут идти впереди полюсной команды, выстраивая для нее иглу — эти, по-полярному уютные, почти теплые, веками проверенные на опыте многих арктических народностей ледяные домики».

Когда Скотт узнал, что, прервав свой полярный рейд, Амундсен направил «Фрам» к берегам Южной Америки, он потерял душевное равновесие, хотя первое известие об этой авантюре Норвежца он узнал из милых уст Кетлин.

* * *

— Извините, мой великий мореплаватель, но вынуждена признаться, что скрыла от вас еще одну малоприятную новость, — томно произнесла Кетлин, когда они покинули апартаменты губернатора и пошли к поджидавшей их у подъезда машине, которая должна была доставить их сначала на виллу Гладстона, а затем и на железнодорожную станцию. — Думаю, что о ней вам лучше узнать сейчас.