Читать книгу "Лав - из - Таня Малярчук"

Антонина Васильевна разглядывает с десяток бабех разной степени сохранности, с палочками и без, ярко подкрашенных, нарядных, похожих на чудовищных кукол. Деды – их пятеро – стоят столбами рядом – смущаясь и стараясь спрятаться друг за друга. Еще двое – музыканты. Сидят на миниатюрных стульчиках и играют на потрепанных баянах.

– И музыка живая. Все как положено, – произнося это, Надя еще более цветет и пахнет.

Музыканты заводят какой-то ностальгический вальс. Две бабуськи, вряд ли знакомые между собой, без единого слова, без малейших эмоций на лице, берут друг друга под руки и, словно деревянные, тут же, оставаясь на месте, перетаптываются, имитируя танец.

– Я и не думала, что дискотека – как ты, Надежда, это называешь – происходит в переходе между станциями метро, – говорит Антонина Васильевна.

Надя заранее запаслась контраргументами.

– Дорогуша, – громко уверяет она, – этот переход на «Театральной» – самое подходящее место для нашей дискотеки! Посмотри – словно настоящий бальный зал. Всюду мрамор, пол что надо, колонны. А какая акустика – ты только послушай!

Венский вальс в разгаре. Другие бабы, беря пример с самых смелых, тоже разобрались попарно и танцуют. Деды нервно курят сгрудившись сбоку.

– К тому же, – продолжает Надя, – в этом переходе никогда не бывает людно.

– Слава богу, – бормочет Антонина Васильевна.

Одинокие пассажиры метро, проходя мимо, на мгновение останавливаются, зачарованно наблюдая за действом в переходе.

– Они смотрят на нас как на зоопарк, – бросает Антонина Васильевна.

– Да они завидуют, Антонина! Погляди, как бабы разгулялись. Ниче-ниче! Сейчас и мужички пойдут в оборот.

Сгорбленный дедок с улыбочкой на лице выныривает перед Антониной Васильевной.

– Потанцуем, гражданочка?

– Я не танцую, – сурово отрезает Антонина Васильевна.

– Отказывать оч-чень некультурно. – Дедок, с плотоядной улыбочкой во весь свой опавший рот, настойчиво тянет Антонину Васильевну за локоть.

Надя заговорщицки ей подмигивает.

– Вы не понимаете, что вам говорят? – Антонина Васильевна перекрикивает вальс. – Я не танцую.

– Но почему? Я вам не нравлюсь?

– У меня молния на правом сапоге разошлась!

Кавалер сразу оставляет Антонину Васильевну в покое и возвращается к скучающему мужскому сообществу.

– Ты же учительница, Антонина, – шипит Надя.

Она покраснела как рак и готова придушить Антонину Васильевну собственными руками.

– Ты позоришь меня как организатора.

– Но я же сказала правду, Надежда, глянь, – Антонина Васильевна наклоняется и демонстрирует Наде заржавевшую молнию на правом сапоге.

– Не юродствуй! Ты что, совсем уже психическая?

– А что я такого сказала?

– Ну знаешь, Антонина!..

Надя разворачивается и идет к отфутболенному Антониной Васильевной дедку.

– Можно пригласить вас на танец, Константин Константинович?

– Ка-нешно, гражданочка!

– Вы, Константин Константинович, не обращайте внимания на мою подругу. Она немного не в себе. Литераторша, знаете ли. Это у них профессиональное.

Антонина Васильевна выходит из подземного перехода на улицу и идет вдоль Пушкинской в сторону парка Шевченко. Падает мокрый снег. Голенище правого сапога хлюпает по асфальту. Песец на воротнике демисезонного пальто «джерси» намок и из стриженого стал лысым.

Какая я сегодня жалкая, думает Антонина Васильевна. Аж приятно.

Голые и черные ветви деревьев почему-то напоминают Антонине Васильевне железнодорожные рельсы.

Она заходит в безлюдный парк и замедляет шаги.

В парке нужно ходить так, словно у тебя пульс – двадцать ударов в год, думает она.

Возле памятника Шевченко Антонина Васильевна садится на мокрую, присыпанную снегом скамейку.

Я похожа на бездомную алкоголичку, думает Антонина Васильевна. Ну так что? Пусть.

Антонина Васильевна вспоминает алкоголичку, которую недавно показывали по телевизору. Та – месяц как вышла из тюрьмы. Волосы еще не успели отрасти. Такая подпухшая и черная. Она сидела на лавочке в каком-то парке, возможно даже в парке Шевченко, и говорила журналисту: «У меня нема паспорта. Потеряла. И нема денег, чтоб сделать новый паспорт. Никто меня не щитает за человека. А в конституции записано, шо каждый человек – личнасть. Я – личнасть. Сделайте для меня шо-нибудь».

На скамейку к Антонине Васильевне подсаживается мужчина лет сорока, одетый словно рыбак в ненастье. Под мышкой у него коробка с шахматами.

– Шахматы? – говорит Антонина Васильевна. – Сыграем?

Мужчина презрительно окидывает взглядом Антонину Васильевну.

– Я играю на деньги.

– Согласна. Ставлю свои сапоги… то есть пятьдесят гривен.

Мужчина еще раз окидывает взглядом Антонину Васильевну, но на этот раз – с подозрением.

– Тебя подослали?

– Нет, я учительница.

Мужчина колеблется.

– Покажи деньги. Чтоб я видел, что они вообще у тебя есть.

Антонина Васильевна вынимает из кармана пятьдесят гривен.

– Пойдем под навес. Здесь фигуры намокнут.

Они идут в скверик рядом с общественным туалетом.

Мужчина молниеносно расставляет на доске фигуры.

– Ты играть-то умеешь? – спрашивает он Антонину Васильевну.

Та не отвечает и делает первый ход белыми.

Через двадцать минут противник Антонины Васильевны удивленно вскрикивает:

– А ты, дамочка, на выигрыш играешь!

– Я всегда выигрываю. Через два хода мат, – спокойно говорит Антонина Васильевна. – Давай пятьдесят гривен.

3

– Виктор?

– Вы уже неделю не приходите. Я испугался. Что случилось?

– Не переживайте. Я пока не собираюсь умирать.

Виктор топчется на коврике у двери Антонины Васильевны. Когда-то этот коврик был ее ночной рубашкой.

– А хотите чаю с печеньем?

Виктор входит в коридор и вежливо разувается.

В этой квартире за сорок лет не было ни одного мужчины, кроме сантехников, думает Антонина Васильевна.

– Вы по мне соскучились? – спрашивает Антонина Васильевна и улыбается. Ей вдруг становится хорошо и спокойно.

– Я привык с вами спорить, – Виктор тоже улыбается. В его глазах появляется обычный насмешливый огонек.

– Что ж, давайте поспорим.