Читать книгу "Реквием по Наоману - Бениамин Таммуз"

Когда грянули первые звуки Баха, лицо Мешулам искривилось и он воскликнул в испуге:

– Прекрати это… нет у тебя чего-либо народного, песен или танцев?

Эликум сказал, что нет у него, и почти вздохнул с облегчением, но Мешулам сказал, что хорошие пластинки можно купить за деньги из культурного бюджета. Это не столь дорого. Главное, это граммофон, и он поднимет этот вопрос на собрании.

Тут же они погрузились в дела программы, но в ту ночь Эликум не очень-то вникал в идеи. Сердце его предвещало неприятное и тяжкое.

Спустя несколько месяцев, когда граммофон все еще стоял на месте в палатке, ибо Мешулам Агалили был человеком забывчивым и рассеянным, сосредоточенным, главным образом, на общих идеях, прибыла в кибуц первая группа юношей и девушек из Германии, родители которых оставались в Берлине, Франкфурте и других местах, чтобы спасти то, что еще можно спасти от нацистов, пришедших к власти, но детей они отправили в Эрец-Исраэль, чтобы затем к ним присоединиться. Среди прибывших была девушка по имени Лизель, привезшая с собой скрипку. Увидев скрипку, Эликум погрузился в невероятные фантазии: вот он возвращается с поля, моется в душевой, идет в столовую, а там Лизель сидит за столом и хранит для него место рядом с собой, и он садится и готовит салат для двоих, наливает ей в тарелку половником суп. Она ест, а он шепчет ей на ухо, спрашивая, насколько она продвинулась в игре на скрипке, а она улыбается и не отвечает. Но когда они приходят в палатку, она извлекает скрипку из футляра и как ошеломленный внезапным ударом грома он слушает «Чакону» Баха. Всю ночь он слушает ее игру, а под утро гладит ее волосы и она обещает ему прийти ночью, каждую ночь.

Эликум следил за Лизель в течение многих недель, видел ее каждый вечер в столовой, сидящей среди юношей и девушек, приехавших из Германии. А после еды она вставала и уходила с ними в дом, где они жили, рядом со школой. Раз Лизель работала в кухне, другой раз разносила кастрюли с супом по столам. Когда она поставила кастрюлю на стол перед Эликумом, он сказал:

– Спасибо.

Она взглянула на него с удивлением и продолжила свою работу. В ту ночь в душе у него созрело решение, но понадобилась неделя, чтобы ее осуществить, ибо в эти дни он был простужен. Ровно через неделю он быстро поужинал и вышел, заняв место у выхода. Увидел Лизель, которая шла к выходу, разговаривая с подругой. Эликум шагнул к ним неожиданно, как солдат, вышедший из строя, напугав девушек, но не смутился и сказал Лизель:

– Можно мне с тобой поговорить?

– Только со мной? – спросила Лизель. – Или подруга моя может присутствовать?

– Только с тобой.

– Извини, – сказала Лизель подруге. – Где мы будем разговаривать?

Несмотря на то, что Эликум был поражен и счастлив успеху, невозможно было не удивиться легкости, с которой была захвачена крепость, до того, что в душе Эликума возникли подозрения по поводу нравственности германской молодежи, но не было у него времени обмыслить это основательно, ибо Лизель тут же спросила:

– Хочешь прогуляться туда?

И она указала на дорогу, ведущую в плантации.

Когда он понял, что идет по спуску холма, Лизель говорила без умолку:

– Странные вы люди в Эрец-Исраэль… Или это только киббуцники? Я еще не знакома с Тель-Авивом. Но в кибуце это очень странно. Юноши невероятны стыдливы или они просто нас боятся, потому что мы из Европы. Я не знаю… Не обращаются к нам, не ищут с нами никакой связи. Вот старики – настоящие бесы, норовят сунуть руки под платье, готовы на любые авантюры, прямо профессиональные донжуаны. Как ты объясняешь это?

Эликум сначала решил дознаться, заметила ли его Лизель раньше.

– Это я тебе сказал спасибо, когда ты подавала в столовой.

– Не помню, – сказала Лизель, – я ведь в последнее время познакомилась со столькими людьми, потому они мне все на один лад. Так все-таки ответь, почему парни, такие, как ты, стыдливы, а старики безумствуют, как молодые. Разве это не странно?

– У меня вопрос к тебе, – сказал Эликум, – давно ты играешь на скрипке?

– Играю? Что вдруг? Ведь это не моя скрипка вообще. То есть, это семейная скрипка, сказали мне, что она очень дорога, и если я не смогу остаться в кибуце, то мне следует ее продать и попытаться устроиться в городе. Эта скрипка – мой капитал. С чего это ты спрашиваешь о скрипке? Мне показалось, что ты интересуешься мной, или я ошибаюсь?

Теперь Эликум понял, что попал в ловушку, но уже было поздно. Ночь была прохладна, полна стрекотания цикад, голосов спящих птиц, и Лизель задала вопрос простой и понятный:

– Я тебе нравлюсь? Скажи, не бойся.

И чтобы он смог понять вопрос и получить нечто реальное, чтобы его взвесить, обняла Лизель его голову и поцеловала в губы.

– Это тебе по вкусу? – спросила и показалось ему, что она чем-то оскорблена.

– Абсолютно, – сказал Эликум, – и я не отвергаю возможности таких отношений в будущем, ибо это естественно… если, конечно, есть и душевная связь между двумя людьми… ты очень красива, я думаю.

– А каковы сейчас отношения между людьми? Покажи мне хоть чуть-чуть эти отношения, чтоб я поняла, о чем ты болтаешь.

И она снова обняла его, на этот раз за плечи, и поцеловала в губы.

Эликум начал дрожать всем телом.

– Так ты такой? – сказала, обняла правой рукой его бедра и прижала к себе. – Как и все местные парни. Странная компания… Я думаю, лучше нам посидеть здесь, на камне… Положи голову мне сюда. Не бойся.

Эликум лежал на спине, головой на ее коленях, видел зеленоватый серп месяца. Ноздри его наполнились запахом орошенной земли, а по ту сторону плантации, на водокачке, кто-то тщетно пытался запустить мотор.

– Не зажигается, – сказала Лизель, – точно как ты.

Эликум приподнялся, сел напротив нее на земле. Рядом с ними тянулась в глубь плантации дорога со следами трактора, глыбами разворошенной почвы, которым лунный свет придавал вид маленьких замерших зверьков. Черная змея проползла неподалеку, пересекая дорогу.

– Видела? – показал Эликум на змею.

Лизель крепко обняла его. Эликум гладил ей волосы, целовал в висок.

– Не бойся, – говорил ей, – змея эта не ядовитая. Она приносит пользу сельскому хозяйству. Она ест полевых мышей… Ты такая мягкая и горячая, Лизель. Так мне хорошо с тобой сейчас.

– Но я не приношу пользу сельскому хозяйству, – сказала Лизель.

– Не надо иронизировать, – сказал Эликум, – постепенно мы станем друзьями, привыкнем друг к другу.

– Я такая противная, что ко мне надо постепенно привыкать? Ты что, не слышал о любви с первого взгляда?

– Лизель, это не любовь с первого взгляда… Ты отличаешься от меня, ты вообще другая, понятия твои иные…

– Да погляди ты, насколько все на удивление похожи друг на друга, дурачок. Послушай, ты хочешь вернуться в кибуц?