Читать книгу "Ничего страшного. Неуспеваемость излечима! - Оливье Револь"

Диагностика и лечение

Чтобы определить дисфазию, нужно действовать методом исключения, поэтому необходимо провести подробное обследование. Прежде всего исключить глухоту, умственную отсталость, депрессию и аутизм.

Дифференциальный диагноз начинается с проверки слуха. Если после стандартной процедуры остаются какие-нибудь сомнения, необходимо более подробные тесты: запись реакции мозга на звук. Подобное исследование используется также для пациентов в коме.

Второй этап — подробная проверка IQ. Если вербальные показатели ребенка понижены, это подтверждает диагноз. При условии, что показатели «тестов на исполнение» совершенно нормальны.[15]

В этой части теста ребенок не пользуется речью, ему предлагаются задачи другого характера: вывести человечка из лабиринта, перерисовать символы, собрать паззл и так далее; с такими заданиями дисфатик справляется нормально.

Представим себе такую картину: вербальные показатели IQ в районе семидесяти (средние показатели между 85 и 100), а показатели представлений 110, что означает нормальное развитие интеллекта, то есть разница между ними 40 пунктов. Считается, что если эта разница больше 20 пунктов, у ребенка проблемы именно с речью. Измерения эти проводить довольно сложно, в особенности у маленьких детишек 3–4 лет, которые не говорят ни слова! Родители приезжают к нам в ужасе, что обследование выявит у ребенка умственную отсталость или острый психоз. Ведь посторонние воспринимают его именно так. Только правильная диагностика позволит избежать роковых ошибок и помочь ребенку.

Лечение дисфазии включает три основных направления. Во-первых, интенсивные занятия с логопедом: сеансы в интенсивном ритме, чаще всего — три раза в неделю. Родителей надо успокоить, провести с ними разъяснительную беседу о том, что эта патология, о которой они скорей всего никогда не слыхали, не вылечивается, но при этом «ребенок сможет вести нормальную жизнь». При условии, что вы будете с ним правильно себя вести и следовать нескольким простым советам. Третье направление — школа: с ней надо установить тесный контакт. Потому что преподаватели совершенно логично захотят оставить такого ребенка в саду еще на год. Он ведь так отстает! А вот это как раз ему противопоказано. Наоборот, нужно способствовать его переходу в подготовительный класс, потому что обучение чтению и письму поможет ему преодолеть речевые нарушения. По сути дела, чтобы решить его проблему, нужна визуальная поддержка. Когда он видит написанное слово, ему легче произнести его. Информация в этом случае проходит через другой канал, который работает исправно. Таким образом, чтение способствует процессу реабилитации ребенка. Кстати, известно, что некоторые дисфатики достаточно быстро учатся читать. Но — внимание! — при условии, что их обучают традиционным способом. То есть ни в коем случае не «глобальным» методом, который состоит в том, что ребенок визуализирует слово, а слоговым методом — «б-а» — «ба». Тогда ребенок не «фотографирует» слова, а учится их «конструировать».

Сложности подростка

Переход в старшую школу чреват для подростка-дисфатика новыми трудностями. В результате постоянной неуспеваемости у него появляется тревожность, он боится неудач, тем более что новые предметы (особенно иностранные языки) очень плохо соотносятся с его особенностями. Они долго время старались придерживаться конкретики, «цеплялись» за нее, поэтому для них особенно труден переход к воображаемому и концептуальному. Недостаток понимания по-прежнему мешает им правильно писать диктанты.

Том, двенадцать лет, добрался до пятого класса, невзирая на тяжелую дисфазию. Его перевели в школу, где учатся дети с неврологическими патологиями, и он добился вполне приличных результатов благодаря использованию компьютера и права на дополнительное время при выполнении контрольных работ. Тем не менее он остается скованным даже в письменном выражении.

Конечно, все усложняется, когда ребенок совсем не разговаривает. Он — жертва непонимания, и существует опасность, что он замкнется в равнодушии к окружающему миру. И попробуй упрекни его, что он цепляется за мамину юбку. Потому что единственный человек, который его понимает — это мама. Удивительно наблюдать их сногсшибательный дуэт, в котором говорят глаза. Когда обращаются к этому мальчику, он поворачивается к матери и впивается взглядом в ее губы, чтобы уловить любой знак, указывающий ему путь к пониманию. Потом, глазами и жестами, он передает матери свой ответ, которая — с переменным успехом — переводит на общепринятый язык слова, крепко-накрепко запертые в голове ее сына.

Это взаимопонимание достаточно эффективно и при этом очень трогательно, но оно тоже имеет свои минусы. Ребенок ощущает некоторую обманчивую комфортность существования, которая препятствует его движению вперед. Такая гиперопека, вполне причем обоснованная, тем не менее имеет побочный эффект: она перекрывает дорогу к самостоятельности. Бессознательно мать поддерживает состояние, когда ребенок не может обойтись без нее и, сама того не желая, она его удерживает в этой непродуктивной ситуации. «Я вновь выйду на работу, когда он заговорит», — говорит мама, пожертвовавшая карьерой ради ребенка. Но она неправа! Она оказывает ему медвежью услугу. Ее сын вовсе не глуп, он прекрасно понимает, что если он двинется вперед, он потеряет массу довольно приятных преимуществ, которыми пользуется из-за своей болезни. Хотя конечно же, тоже вполне безотчетно.

Не следует при этом забывать, что неврологическое расстройство мальчика может «зафиксироваться» оттого, что постоянно подпитывается беспокойством и благими намерениями близких. Мама мальчика, который не разговаривает, опасается бросить его один на один с чужими людьми. Она боится, что он не сможет «сказать», если с ним что-нибудь случится. Значит, она его оберегает. Не отпускает с классом в поездки на свежий воздух, мало ли что, «он ведь и не расскажет». И ее постоянная тревога отражается на состоянии мальчика, который не получает достаточно впечатлений из внешнего мира, необходимых для развития его личности.

Он нуждается в общении с другими ребятами

Ребенок с дисфазией тем не менее хочет общаться. И может притом: с помощью жестов, движений, мимики, взгляда и зрительных образов. Надо подбодрить его, поддержать на этом пути, чтобы он не замкнулся в одиночестве и тоске. Для него необходимо посещать школу, и, если можно, местную, недалеко от дома — чтобы он постоянно был окружен друзьями. А также ему нужно постоянно быть под наблюдением команды врачей и педагогов, которые плечом к плечу сопровождают его в новую, нормальную жизнь.

Школьные врачи, педиатры, логопеды и психологи должны добиться слаженной работы. Для того, чтобы выработать необходимые воспитательные и учебные стратегические установки, им стоит выбрать одного из них, и этот человек, подобно дирижеру, будет координировать действия всего оркестра. Иначе каждый будет дуть в свою дуду — и никакой реальной пользы не получится.

На этого человека возлагается задача объяснять всем вокруг, что хотя способности его подопечного к пониманию и обучению не совсем такие, как у других детей, его тяга к знаниям как раз совершенно такая же. Что недооценивать ребенка вредно для его психического здоровья. Что ребенок-дисфатик умен и очень страдает оттого, что не может проявить свой ум. Его недостаток тем более заметен в обществе, где отдается предпочтение устным формат ответа перед письменными. Он как бы дважды наказан — лишен доступа к знаниям и простого человеческого общения. Он безуспешно гоняется за словами, а они ускользают из рук… Слова к нему жестоки.