Читать книгу "Гуннора. Возлюбленная викинга - Юлия Крен"

— И именно поэтому сейчас ты опустишь свой меч.

Голос Гуомундра прозвучал громче, а может быть, Агнарру так только показалось, поскольку у него перестало звенеть в ушах? Будто вся кровь в его теле больше не кипела, стала густой и холодной…

Его охватило раскаяние, муки совести, страх перед будущим: как он сможет жить без отца? Но Агнарр не опустил меч. Он думал о черноволосой датчанке. Если слабой женщине удалось совладать со своими чувствами, то что говорить о нем? Он справится с этим мастерски!

— Я сильнее тебя, — холодно произнес Агнарр и занес меч над головой.

— Не смей!

Отец закричал, но его вопль тут же оборвался. Он больше не будет ни кричать, ни шептать — молчание мертвых всегда окончательно и непреложно, какими бы эти люди ни были при жизни.

Голова Гуомундра покатилась по полу. Агнарр опустил меч. Юноша застыл на мгновение, а затем вышел из дома и наконец-то смыл кровь и пот с лица. Воины удивленно посмотрели на него, но Агнарр не обращал внимания на их взгляды. И только собственные глаза не давали ему покоя — их отражение смотрело на него из деревянной бадьи, откуда он брал воду. Потрясенный, беспомощный, укоризненный взгляд… Словно это были не его глаза, а чьи-то чужие.

«Отцеубийца», — говорил этот взгляд.

Он зажмурился.

«Победитель, — упрямо подумал он. — Я его одолел».

Только черноволосую датчанку он одолеть не сумел, и она все еще где-то пряталась. Агнарр открыл глаза, теперь в его взгляде уже не было вины, только смятение…

Он вспомнил, как был совсем еще мальцом, полностью преданным отцу. Они прибыли в эту страну с датским войском во главе с Харальдом Синезубым. Они должны были отстоять правление Ричарда и прогнать с этих земель короля франков, вторгнувшегося в Нормандию. Харальд одержал победу, но герцог не отблагодарил их, как полагается: к датчанам-язычникам все еще относились с недоверием и не ставили их на ключевые посты в герцогстве.

Агнарр опустил ладони в воду. Он больше не хотел смотреть на свое лицо, не хотел думать о Ричарде, о ненависти к герцогу Нормандии, сплотившей его с отцом. Его мысли вновь обратились к черноволосой датчанке… и к Берит, которую она ему напомнила. Они не были похожи, Берит — рыжая и зеленоглазая, с узкими плечами и пышной грудью. И за Берит он не гонялся по лесу, пытаясь убить, он ухаживал за ней, хотел, чтобы она стала его женой. И только когда девушка отказала ему, в Агнарре проснулась ярость. Ночью он напал на ее селение и похитил ее. Но прежде чем он успел взять ее силой, Берит бросилась на меч и истекла кровью. Она предпочла его любви холодное железо.

Агнарр много лет не думал о Берит, но теперь она вновь завладела его мыслями. Он вспоминал ее красоту, ее гордость и отвагу, а главное, ощущение собственного бессилия, когда ей удалось одолеть его.

Он вытащил руки из бадьи, поверхность воды снова разгладилась, и Агнарр успокоился.

Может быть, Берит и смогла ускользнуть от него, но он убил своего отца, и Гуомундр даже не подозревал, что так случится. А эта черноволосая датчанка, поклялся он всем богам, умрет только тогда, когда он этого захочет. И не раньше.

Их шаги замедлились. Молчание словно сковывало их ноги. Сейнфреда слегка смущенно улыбалась Замо — мужчине, спасшему их. Он не отвечал на ее улыбку, но, похоже, это его растрогало. Замо дал им мех, чтобы девушки могли согреться. По-видимому, он собственноручно снимал шкуры с убитых им животных, а потом продавал добычу — в мешке у него оказалось много такого товара, и шкур хватило всем четырем сестрам.

Но Гуннора никак не могла согреться, и ей не нравилась улыбка Сейнфреды. Как ее сестра могла улыбаться, если их родители были мертвы, а сами они очутились совсем одни в чужой стране? Как она могла улыбаться этому мужчине, о котором они ничего не знали? Ну хорошо, они знали его имя, и пока что Замо помогал им. И все же Гуннора надеялась, что за лесом они найдут деревню, где живут другие люди. Не то чтобы она им доверяла, ведь они христиане, как и убийца ее родителей, но тогда девочки хотя бы уже не будут зависеть от одного-единственного человека, а Сейнфреда перестанет ему так улыбаться.

Младшие сестры не улыбались. Вивея тихо плакала, и Гуннора в знак утешения погладила ее по спине.

— Все будет хорошо, — пробормотала она.

Но Гуннора и сама не верила в это, как и Вивея.

— Я ее потеряла! — в отчаянии воскликнула девочка.

— Что? — не поняла Гуннора.

— Мамину цепочку…

Гуннора вдруг ощутила, что не все ее чувства мертвы. Ее охватила злость. Как кроха сейчас может думать об украшениях, когда их родителей убили?! Но потом Гуннора поняла, что легче говорить о потерянной цепочке, чем плакать в отчаянии из-за смерти родителей.

Нести Дювелину становилось все труднее. Они с Сейнфредой по очереди брали младшую из сестричек на руки, и в конце концов девочка уснула, но сестры и сами устали. Заметив это, Замо предложил понести Дювелину. Гуннора помедлила. Руки болели нестерпимо, но отдавать малышку незнакомому человеку ей не хотелось.

— Я детей не обижаю, — проворчал Замо.

Скрепя сердце Гуннора отдала ему ребенка. Дювелина проснулась и заплакала.

— Все в порядке, — пробормотала Гуннора и погладила сестру по голове.

Теперь она все время шла рядом с Замо, пытаясь успокоить Дювелину. Она принялась рассказывать сестре истории, как раньше делал их отец.

Теперь она должна была рассказывать истории вместо Вальрама, теперь она должна была заботиться о сестрах, теперь только она могла сохранить мудрость рун…

— Бог Тор, — рассказывала она, — ездил на огромной бронзовой колеснице, которую тащили два козла. Однажды Тор отправился в странствия, и у него закончился провиант. Он проголодался, убил козлов и зажарил их на костре, а затем вновь возродил их к жизни, чтобы они везли его колесницу, но с тех пор один козел хромал. Тор ел мясо так жадно, что прокусил одну кость.

Дювелина рассмеялась, но Сейнфреда больше не улыбалась. Сестры переглянулись. «Когда мы снова сможем есть мясо?» — думала Сейнфреда. «Когда нам вновь захочется есть?» — думала Гуннора. И если сломанная кость козла не заживает, то что тогда говорить о разбитом сердце?

Ей вспомнилась другая история: об Эгиле, великом чародее, который умел превращаться в волка. Он был силен и могуч, и его нападения на земли британцев приносили победу, но когда умерли его сыновья, Эгиль больше не мог ни есть, ни пить, и умер бы от голода, если бы не его дочь. Вначале она попросила, чтобы он написал поминальную песнь по ее умершим братьям, а затем — стих об их подвигах, и, чтобы справиться с этой задачей, Эгиль начал пить и есть. Он все писал и писал, пока не состарился.