Читать книгу "Дракула. Тайны князя-вампира - Вадим Эрлихман"

У колосажания было несколько особенностей, которые делали его особенно страшным для жертв. Многие средневековые казни были чрезвычайно мучительными, но сажание на кол и среди них выделялось своей длительностью — с ним могло сравниться только распятие, которое в Европе не применялось из-за своей связи с культом Христа. Страдания казнимого могли продолжаться несколько дней, примем они были не только физическими. Колосажание (как и распятие в Древнем мире) считалось позорным, рабским видом казни, и человек знатный страдал вдвойне, когда оно применялось к нему. Страдал от унижения, от насмешек толпы, от публичного обнажения, которое тогда было совершенно недопустимым. Мучения продолжались и после смерти — известно, что Дракула запрещал убирать трупы казненных в течение многих месяцев. Похоже, их и потом не хоронили — не только из страха, но и потому, что оставшееся на колах мало годилось для христианского погребения. По тогдашним поверьям, душа, не нашедшая покоя, была обречена вечно скитаться по земле. Такое дополнение прижизненных мук посмертными заставляло даже самых мужественных людей дрожать при мысли о том, что их могут посадить на кол.

Венгры сажают на кол пленных турок. Картина XVII века

Не исключено, правда, что в начале своего правления Влад еще не применял этот вид казни. Об этом говорит весьма интересный документ — письмо валашского ворника (министра двора) Нягу городскому совету Брашова, написанное летом 1459 года: «Помните ли вы, кто начал первым сажать на кол? Наши изгнанники и вы, принявшие сторону Дана. Только после этого воевода Влад разгневался и принес вам много зла, сажая на кол людей и сжигая дома». Быть может, это правда — как уже говорилось, в Трансильвании сажание на кол было обычным делом, и его могли перенять валашские беженцы во главе с Даном III, а потом и их враг Дракула. Вполне возможно, что в «кровавую Пасху» 1457 года старших бояр не сажали на кол, а прикончили более простым способом — что обеспечило нужную господарю быстроту и внезапность. Только потом, прочно утвердившись на троне, он смог осуществлять масштабные, тщательно разработанные церемонии казни, наподобие тех, о которых с ужасом писали западные дипломаты при дворе Ивана IV.

По многим свидетельствам, Дракула проявлял в колосажании удивительную изобретательность. Он использовал колы разной высоты, цвета и формы в зависимости от статуса жертвы. Расставлял их в виде геометрических фигур, на которые любовался сверху, с вершины холма или башни. Велел втыкать кол в разные точки тела — в живот, грудь, промежность. Женщинам «из милости» кол вводили во влагалище, и они уже через несколько часов умирали от кровопотери в страшных мучениях. В обычае были коллективные казни, когда подлинных или мнимых врагов господаря сажали на кол целыми семьями от мала до велика, и они испытывали дополнительные страдания, видя муки своих ближних. При этом чаще использовались не острые колы, а тупые, которые надолго продлевали агонию. Иногда на колу устанавливалась горизонтальная перекладина, которая не давала телу сползать слишком низко, чтобы кол не дошел до сердца и других жизненно важных органов. В этом случае смерть наступала не от увечий, а от жажды, голода, жары и укусов мух, которые целыми тучами вились над местом казни. Разными были и способы введения кола — иногда его забивали в задний проход деревянной кувалдой (как описано в романе Иво Андрича «Мост на Дрине»), а иногда люди или лошади тянули лежащего человека за ноги, медленно насаживая его на кол.

Из страшных историй о Дракуле можно заключить, что он хватал и сажал на кол всех подряд. На самом деле его жертвами становились в основном три категории людей: 1) политические противники, 2) иностранцы и иноверцы, 3) все, кто, по его мнению, нарушал закон и нормы поведения. В вину валашскому господарю можно поставить прежде всего то, что нарушение закона он понимал чересчур широко и карал за него чересчур свирепо, проявляя при этом чернейший юмор — русская повесть недаром называет его «зломудрым», то есть изобретательным во зле (тот же эпитет нередко применялся к дьяволу). Вот отрывок из немецкого памфлета: «Увидев работника в короткой рубашке, он спросил его: „Есть ли у тебя жена?“ Тот ответил: „Да“. И Дракула сказал: „Приведи ее сюда ко мне“. Потом он спросил ее: „Что ты делаешь дома?“ Она сказала: „Я стираю, готовлю, пряду шерсть и прочее“. Он же велел посадить ее на кол за то, что она не сделала мужу рубаху подлиннее, чтобы не был виден его срам. Дракула тотчас дал работнику другую жену, приказав ей сшить ему длинную рубаху, иначе она тоже будет посажена на кол». В другом варианте истории рубаха была просто грязной, что делает вину нерадивой хозяйки более наглядной.

У многих авторов повторяется и другая история: «Однажды ко двору Дракулы пришли двое странствующих монахов из ордена святого Бернарда и начали просить подаяние. Спросив их, хотят ли они быстрее попасть из сей юдоли на небо, он получил утвердительный ответ и тут же распорядился посадить обоих на кол. С монахами был осел, везший их поклажу, который вдруг начал реветь, и тогда Дракула приказал и его посадить на кол рядом с его хозяевами». На сей раз жестокость воеводы представляется особенно дикой: ни монахи, ни тем более их осел не нарушили никаких законов и моральных норм. Их вина (если, конечно, история не выдумана — всегдашняя оговорка, когда дело касается Дракулы) могла заключаться только в том, что они — монахи, а не осел, — были немцами, которых господарь особенно не любил и вполне мог казнить просто так, без всякой причины.

В памфлетах есть и эпизоды, выдуманные без всяких «если». Например, об астрологе, которому Дракула объявил, что лучше предсказывает будущее, чем он, — и «предсказал», что тем же вечером звездочета повесят. Этот расхожий анекдот тоже связывали с именами многих правителей. Похож на выдумку и рассказ о человеке, приведенном на суд к Дракуле и горячо уверявшем, что он не совершал преступления, в котором его обвиняют. «Значит, ты виноват в чем-то другом!» — не растерялся воевода. «Что вы, господин! Вся округа знает меня как честнейшего человека, не способного ни на какое зло». «Что ж, сказал Дракула, — тогда я велю отрубить тебе голову и выставить в церкви, чтобы ей поклонялись как святыне». Опять налицо черный юмор, как и в истории о том, как воевода откармливал трупами своих жертв раков в дворцовом пруду, а потом кормил этими раками друзей казненных:

Надумал Дракул-хлебосол

Тех самых раков им на стол

Подать, спросив лукаво,

Каков на вкус для друга друг…

Забава так забава!

Гравюра с изображением зверств Дракулы

Тут снова возникает параллель с Иваном Грозным — в источниках (естественно, тоже западных) говорится, что он со своими опричниками питался рыбой, выловленной в дворцовом пруду, куда бросали тела казненных. Велик соблазн предположить, что русский царь и в этом подражал своему валашскому коллеге, но, скорее всего, это просто совпадение. То же касается и сажания на кол, которое при Иване IV применялось весьма широко — как и Дракула, он сажал на кол бояр и простолюдинов, татар и немцев, не только живых, ной мертвых (так были казнены посмертно ливонцы из Вендена, упорно защищавшие свой город от русских войск). Царь научился этому способу расправы с врагами не у валахов, а у татар, которые занимались колосажанием еще во времена Батыя. Но сходство между двумя государями глубже, чем совпадение излюбленных методов казни. Историк Руслан Скрынников считал, что Иван Грозный первым в русской истории сделал террор сердцевиной государственного управления. То же самое Дракула совершил в Валахии, и все его благие и разумные начинания были скромпрометированы в глазах потомков (да и современников) тем, что их проводили в жизнь при помощи жесточайшего террора.