Читать книгу "Юджин - повелитель времени. Книга 5. Любовные чары - Гай Юлий Орловский"

Вскочил и быстро, не давая себе передумать, шагнул в дверной проем портала. Странно, огнем не пахнуло, декорация или огонь где-то за тысячи миль...

Глава 7

Подошва уперлась в мягкий серый мох с торчащими корнями деревьев. Впереди и по сторонам громадные стволы закрывают вид в стороны, а ветви прячут небо. Портал за моей спиной исчез в тот же миг, как я пере­местился на эту сторону, а я судорожно вздохнул и со­образил, что все это время не дышал, словно страшил­ся спугнуть севшую перед носом дивную бабочку с тре­пещущими крыльями.

В теле такая слабость, словно вместо Сизифа втаски­вал весь день на гору камень. Только потому и не визжу от радости, сил нет, чувствую себя как медуза, выбро­шенная волной на берег.

Колени подломились, я опустился на землю, ноги налиты свинцом, даже голова тяжелая, будто сам череп из чугуна толщиной в два пальца.

Послышались шаги, кусты раздвинулись, появился Фицрой с флягой вина в одной руке и куском ветчины в другой.

— Долго нам ждать хвороста, — заметил он насмеш­ливо, всмотрелся в мое лицо и сказал уже встревоженно: — Ты чего?.. Еле живой!.. Что тебя подкосило? Лад­но, я сам хвороста наберу...

Я с трудом удержал на нем взгляд, свинцовые веки наползают на глазные яблоки, перекрывая все на свете.

Фицрой, веселый и наглый, все еще стоит надо мной и с аппетитом жует ветчину, таким огромным ломтем гнома убить можно, а эльфов — так сразу двух.

Запах ударил мне в ноздри, я ощутил зверский голод.

— Сейчас сдохну, — прошептал я. — А хлеба у тебя нет?

Он изумился.

— Ты же утром жрал в три горла!.. Ну ты даешь...

Я смолчал, а он вернулся, как полагаю, к костру, мо­лодец, я торопливо огляделся и только теперь понял, что портал был, все получилось, но только переместил­ся я аж на целый шаг, вон слева то дерево, под которым я сел, даже трава только-только распрямляется...

Фицрой принес половину холодного бараньего бока с краюхой хлеба и с изумлением наблюдал, как я пожи­раю все это, как голодный волк, что неделю бегал за добычей.

—Ты приболел, — сказал он с беспокойством. — А нам с больным возиться не с руки. Давай я тебя при­режу по-тихому?.. И тебе хорошо, и нам приятно.

—Вам приятно, — пробормотал я, — это ясно. А по­чему мне хорошо?

—Я тебе покажу, — пообещал он, — классный удар ножом в глазницу!.. Мгновенная смерть, не успеваешь ничего почувствовать! Тебе понравится, обещаю.

—Если не успею почувствовать, — буркнул я с на­битым ртом, — то как понравится?.. Ладно, в другой раз будет вам всем приятно. И даже весело. Обхохочетесь!

—Обещаешь? — спросил он. — Ну тогда ладно. Вина принести?

—А в твоей баклаге?

—Последние капли, — сообщил он. — А тебе, как вижу, капли должны быть размером с озеро. Не самое крупное, а так, среднее.

—Ты принесешь, — ответил я. — Лучше сам приду. Вот доем и приду. И за добавкой.

Он расхохотался, небрежно сгреб в охапку сухие вет­ки и удалился, бодрый настолько, что почти подпрыги­вает. Я в самом деле обглодал все мясо с ребер, уж и не знаю, что может быть вкуснее бараньих ребрышек, доел хлеб и ощутил, что да, силы возвращаются с такой скоростью, словно хлеб и мясо, пренебрегая долгим и нуж­ным процессом переваривания, сразу превращаются в энергию.

Ну вот как фотоэлементы сразу улавливают энергию Солнца и превращают ее в электричество, оставив в прошлом примитивный и долгий процесс добывания угля, нефти и газа, чтобы сжечь и превратить в электро­энергию.

Когда я вернулся к месту отдыха, огонь уже полыха­ет вовсю, ободранная тушка оленя аккуратно насажена на длинный прут толщиной с древко пики, а Эллиан азартно выбрасывает из огня сырые сучки, оставляя только красные угли.

—Долго вы ходили за ветвями, глерд, — сказал он с ехидцей. — Наверное, в обморок упали?

—Я мыслил, — сообщил я ему, — жаль, вам этот про­цесс абсолютно незнаком. Я Улучшатель, а мы могучи рассуждениями, логикой и доводами. Хотя в морду тоже могу дать.

Он поморщился.

— И что же намыслили?

Я обратился мимо него к отдыхающему под деревом Финнегану:

— Высокочтимый глерд, я вспоминал все, что слы­шал об Уламрии, и пришел к выводу, что королевство не такое уж монолитное, как выглядит. И каким его стараются представить в глазах соседей заинтересован­ные лица.

Финнеган посмотрел на меня исподлобья.

—Допустим, это так. И что?

—Можно попытаться, — сказал я, — дестабилизи­ровать обстановку. На самом деле это не так трудно, как кажется.

—Ну-ну?

— Тогда Антриасу, — договорил я, — будет не до завоеваний. Но, к сожалению, на это нужно время, которого у нас нет. Как добыть?

Все слушали молча, Финнеган подумал, кивнул.

—Новичок прав, — сказал он покровительственно, но обращаясь больше к Баффи и Эллиану. — Когда ко­ролевство раздирали мятежи Большого Крагена и Кро­вавой Охоты, королю Антриасу было не до мыслей о завоеваниях...

Эллиан скривился, метнул в мою сторону взгляд, полный неприязни.

—К сожалению, — сказал он сухо, — власть короля после подавления мятежей только укрепилась.

—Ситуацию, — сказал я, — можно сделать перма­нентной.

Он спросил озадаченно:

—Что это?

—Замороженный конфликт, — пояснил я, — так называемый в народе дипломатов. Но его можно сде­лать и полумороженным.

Финнеган слушал внимательно, а Эллиан буркнул:

—Это... как?

—Так, — ответил я, — что король не решится выве­сти армию за пределы страны. Во избежание. Если со­здать ему проблемы внутри.

Они переглянулись, на лице Эллиана проступило выражение недоумения, но задавать мне уточняющие вопросы посчитал ниже своего достоинства, а Баффи, не желая ставить приятеля в неловкое положение, лишь пробормотал:

—Догадываюсь, что у вас либо есть опыт в подобных делах, либо хорошо их знаете.

—Знаю, как делается, — ответил я.

—Ну вот...

— Но сам я, — пояснил я, — далек от этих дел. Улучшатель — это есть я! А то уже и забывать начал... Я ж такая цаца, каждый день что-то улучшать могу! А то и дважды в день.

Фицрой добавил бодро:

—А портить умеет вообще с утра до вечера!

Они кисло поулыбались, Эллиан поднялся и ушел к дубу, где отдыхает Финнеган, тот подвинулся, давая ему краешек шкуры. Эллиан плащом укрыл главе посоль­ства ноги, оставив кончик для себя, и закрыл глаза, притворяясь, что спит или глубоко мыслит.

—Пусть отдыхают, — сказал мне Фицрой громким шепотом. — Мы все съедим сами... Или не съедим?