Читать книгу "Полет шершня - Кен Фоллетт"

Не сразу он понял, отчего чувствует такой прилив сил. Вчера в деле, над которым работал, наметился прорыв.

Петер служил следователем (должность его называлась «детектив-инспектор») в группе безопасности подразделения копенгагенского отдела уголовных расследований, в задачу которого входило присматривать за профсоюзными деятелями, коммунистами, иностранцами и прочими потенциальными возмутителями спокойствия. Начальником отдела был суперинтендант Фредерик Юэль, человек неглупый, но ленивый. Выпускник знаменитой Янсборгской школы, Юэль придерживался латинской поговорки «Quieta non movere», то бишь «Не буди спящего пса». Когда-то его предок адмирал разгромил в морском сражении шведов, и им гордилась вся Дания, но с тех пор минуло триста лет и боевитость в роду явно иссякла.

За последние четырнадцать месяцев объем работы отдела возрастал, по мере того как добавлялись к списку противников оккупационного режима все новые и новые имена.

Пока что единственной внешней приметой сопротивления было издание подпольных газет, подобных «Положению дел», той, что выронил тогда мальчишка Олафсен. Юэль считал подпольные издания безобидными, если не сказать полезными, как способ выпускать пар, и потому отказывался преследовать издателей. Такое отношение к оппозиции бесило Петера. Предоставить свободу действий преступникам, на его взгляд, было сущим безумием.

Немцам не слишком нравилось, как вяло Юэль подходит к делу, но пока до открытого конфликта не доходило. Со стороны оккупационных властей Юэля поддерживал генерал Вальтер Браун, профессиональный военный, потерявший легкое во французской кампании 1940 года. Браун превыше всего ставил необходимость поддерживать в Дании спокойствие. Он не будет понукать Юэля, если его сверху не принудят.

Петеру стало известно, что экземпляры «Положения дел» контрабандой попали в Швецию. До сих пор он был вынужден следовать правилам поведения, установленным пассивным начальником, но теперь появилась надежда, что известие о распространении газеты за пределы страны поколеблет спокойствие Юэля.

Вчера вечером Петеру позвонил приятель. Специально позвонил сообщить, что видел газету в самолете компании «Люфтганза», прибывшем рейсом из Берлина в Стокгольм с посадкой в Копенгагене. Новость, что ни говори, важная. Именно этим объяснялся тот факт, что Петер проснулся сегодня в приподнятом настроении. Кто знает – может, он на пороге триумфа.

Овсянка на воде сварилась, Петер добавил в нее молока, сахару и понес поднос в спальню. Помог жене сесть, попробовал кашу, не слишком ли горяча, и стал кормить Инге с ложки.

Год назад, как раз перед тем как ввели ограничения на горючее, Петер и Инге ехали на пляж, когда в них врезался спортивный автомобиль. У Петера оказались сломаны обе ноги, но он быстро оправился, а Инге ударилась головой и прежней больше не станет.

Тот, кто в них врезался, Финн Йонк, сын известного университетского профессора, вылетел из машины и мягко приземлился в кусты. Водительских прав у него не оказалось, их отняли после предыдущей аварии, а кроме того, он был пьян. Но Йонки наняли лучшего адвоката, и тот исхитрился отложить суд на год, так что Финн все еще никак не наказан за то, что лишил Инге разума. Эта семейная трагедия, в глазах Петера, была еще одним вопиющим примером того, как избегают возмездия преступники в современном мире. А вот нацисты подобного не допускают – такого придерживался он мнения.

Покормив Инге, Петер отвел ее в туалет, потом в ванную. Она всегда была чистюлей и аккуратисткой. Это ее свойство нравилось Петеру. Особенно чистоплотна бывала после сношения: тщательно мылась. И он это одобрял. Не все девушки так себя ведут. Одна, с которой Петер спал, певичка из ночного клуба – познакомился с ней во время авианалета, и у них завелась интрижка, – обижалась, что он потом моется, говорила – это неромантично.

Инге никак не реагировала на то, что он ее моет. Петеру пришлось научиться быть таким же бесстрастным, даже когда касался самых интимных ее мест. Он завернул жену в большое полотенце, вытер нежное тело и принялся одевать. Труднее всего он справлялся с чулками. Скатывал каждый до мыска, а потом осторожно натягивал его на пальчики Инге, огибал пятку и раскатывал чулок вверх по голени и выше, пока не приходила пора пристегнуть чулок к поясу. Поначалу делал это так неловко, что тонкий капрон рвался, пуская стрелки, но Петер был упрям и проявлял большое терпение, когда намеревался добиться чего-то, так что теперь был в этом дока.

Он помог ей надеть платье из желтого хлопка, застегнул на руке золотые часики и браслет. Сказать, который час, она не умела, но ему казалось, что ее взгляд почти веселеет, когда она замечает, как блеснуло на запястье украшение.

После того как он ее причесал, они оба погляделись в зеркало. Инге, хорошенькая светловолосая блондинка, до аварии обладала кокетливой улыбкой и умением застенчиво трепетать ресницами. Теперь ее лицо лишилось всякого выражения.

Когда на Троицу они навещали родителей Петера, отец попытался уговорить его поместить Инге в частную клинику. Петеру клиника была бы не по карману, но это Аксель предложил взять на себя. Он сказал, что хочет освободить сына, но это был только предлог. На самом деле ему отчаянно хотелось внука. Петер же был твердо убежден, что его обязанность – заботиться о жене. В его системе ценностей долг стоял на первом месте. Увильнув от выполнения долга, мужчина теряет право уважать себя.

Он привел Инге в гостиную, усадил у окна. Оставил играть радио, чуть приглушив звук, и вернулся в ванную.

Лицо, глядящее на него из зеркала, было правильным и хороших пропорций. Инге раньше говорила, что он красив как киноактер. После аварии в рыжей утренней щетине появились седые волоски, а вокруг рыже-карих глаз – сеть усталых морщинок. Но голова по-прежнему сидела гордо, а в прямой линии губ читалась непоколебимая добродетель.

Побрившись, он повязал галстук и надел наплечную кобуру с немецким «Вальтером ППК», облегченной и укороченной моделью, разработанной для криминальной полиции, а потом на кухне, не присев, сжевал всухомятку три ломтя черствого хлеба, приберегая масло для Инге.

Сиделка должна прийти ровно в восемь.

Между восемью и пятью минутами девятого настроение Петера поменялось. Он принялся мерить шагами небольшую прихожую. Зажег сигарету и тут же нетерпеливо смял ее в пальцах. То и дело смотрел на часы. Когда стрелка подобралась к десяти минутам девятого, он уже разозлился. Разве мало того, что он и так делает? Заботится о жене и совмещает это с напряженной и крайне ответственной работой следователя полиции. Сиделка не имеет права так его подводить!

Когда в восемь пятнадцать она позвонила в дверь, отворив, он встретил ее криком:

– Как вы посмели опоздать?

Пухленькая девятнадцатилетняя девушка в тщательно отглаженной форме, с волосами, аккуратно уложенными вокруг наколки, и чуть подкрашенным круглым лицом не ожидала такого приема.

– Простите, – смешалась она.

Он отступил в сторону, впуская девушку и борясь с искушением ее ударить. Наверное, она это почувствовала, потому что сжалась, протискиваясь мимо него.