Читать книгу "Как любовь формирует мозг ребенка? - Сью Герхардт"

К концу первого года жизни подготовительная часть младенчества подходит к концу. Можно сказать, что ребенок к этому моменту достигает уровня развития, которого другие животные достигают еще в утробе. Но, проходя этот процесс вне утробы, процесс построения человеческого мозга в большей степени подвержен социальному влиянию. Это продолжение зависимости человека вне утробы позволяет сформироваться сильной социальной связи между ребенком и взрослым, который о нем заботится, воспитателем. Этот процесс запускает биохимические механизмы, которые обеспечивают создание большого количества нейронных соединений и позволяют мозгу развиваться в том темпе, который в дальнейшем уже никогда не будет достигнут. Как бы то ни было, нейронные соединения продолжают создаваться на протяжении всей жизни. Показательным примером является исследование мозга Эйнштейна, произведенное несколько лет назад исследователями из Канады. Они сравнили мозг Эйнштейна с мозгом других мужчин, умерших в том же возрасте, и обнаружили, что мозг Эйнштейна был на 15 % шире в теменной зоне, чем мозг других людей. Теменная зона задействована в процессах математических рассуждений и пространственном мышлении. Основная мысль: чем больше вы используете ту или иную зону, тем больше она развивается. И обратное верно-если вы не используете ее, вы ее утратите: отсутствие активности приводит к нейронной атрофии, как и к атрофии мышечной.

НАВИГАТОР ДЛЯ МЛАДЕНЦА

Первый год жизни уходит на построение этих умственных «мускулов». Соединения нейронов выстраиваются с высокой скоростью, создавая плотную сеть, тот сырой материал, из которого возникает сознание. Затем опыт «приговаривает клетки к их единственно возможной роли» (Грену и Блек, 1992) по мере того, как они занимают свое место в системе и начинают умирать, если не используются. Этот процесс известен как «пасынкование», удаление лишних ветвей. Мозг сохраняет то, что ему нужно, и позволяет отмереть тем лишним соединениям, которые не будут нужны в дальнейшей жизни конкретного индивидуума. На замену хаотичному построению связей приходит построение схем и комбинаций. Наиболее частый и повторяющийся опыт начинает закрепляться и формировать проторенные пути, в то время как не использующиеся соединения отсекаются. Мозг начинает обретать форму и структуру.

Это происходит через неосознанную фиксацию схем, которые формируются, когда целая группа нейронов одновременно переходит в активное состояние. (Отдельные нейроны не могут создавать схемы.) Схемы формируются скоплением нейронов, когда они переходят в активное состояние, реагируя друг на друга и на внешние стимулы, а затем успокаиваясь, создавая в мозге «шум вечеринки» (Варела и др., 1996). Это время, когда участки мозга становятся метаболически активными, внося свой вклад в поведенческий репертуар индивида (Чугани и др., 2000), причем наш социальный интеллект наиболее чувствителен к тому опыту, который мы получаем в период между 6 и 18 месяцами. Как только нейроны сгруппированы в схемы, они могут использоваться для организации получаемого опыта, что делает взаимодействие с другими более предсказуемым. Даниель Сигель говорит, что мозг это «машина предсказаний» (Сигель, 1999). Он спроектирован таким образом, чтобы помочь нам найти свой путь, предоставляя варианты наиболее вероятных исходов и сохраняя знание о нашем окружении.

По сути, мозг начинает структурировать опыт, который ребенок получает при общении с другими людьми, отмечая неосознанно общие признаки, то, что повторяется снова и снова. Если отец каждый вечер врывается в дом, хлопает дверью и целует свою дочку в носик, то она начнет считать, что именно так и поступают отцы. Если ее мать всегда морщит нос от отвращения и ворчит, меняя ей подгузник, грубо его стягивая, то девочка может начать считать, что смена подгузника процесс крайне неприятный и, более того, ее телесные функции могут стать источником неудовольствия для окружающих. Именно повторяющийся и типичный опыт структурирует мозг — создавая базовые чувственные категории, такие как «стол» и «собака», но в специфически сенсорной форме. Внутренняя картинка будет моментальным снимком ситуации: как выглядели лица других людей, что чувствовало мое тело, когда они совершали это действие. Если опыт вероятнее всего не повторится, то и запоминать его не стоит, поскольку его нельзя будет использовать для прогноза.

Если опыт не является высокотравматичным, единичный случай оставляет небольшой след. Исключение из этого правила составляют взрывоопасные и чрезвычайно возбуждающие ситуации, регистрируемые миндалиной мозга, ответственной за мгновенные реакции в опасных ситуациях. Лица, выражающие страх и гнев, будут записаны в ней и будут вызывать автоматический ответ. Эти ситуации могут быть опасны для жизни и требовать чрезвычайно быстрой реакции. Однако, в случае хронического недостатка позитивных социальных взаимодействий с другими людьми, способность преодолевать такие примитивные реакции может не сформироваться. Сформированные после рождения связи между префронтальной зоной коры и миндалиной могут прерваться, так как не смогли стать прочными. В этом случае они становятся слишком слабыми, чтобы подавить страх, вызываемый миндалевидной железой, или скорректировать ранее сформированное ожидание страха в случае, если оно больше не является актуальным.

Сформированные проводящие пути и внутренние образы являются руководством для взаимодействия. Мы полагаемся на них, когда какое-то событие или особенность вызывает их в памяти. Они не находят выражения в словах, поскольку это и не требуется. Мы просто, не осознавая этого, используем их в качестве фундамента для нашего поведения и ожиданий от других. Оказывается, мы предпочитаем в большинстве случаев, чтобы наши ожидания подтвердились, даже если они являются неприятными (Свонн, 1987).

Тем не менее люди разработали способ пересматривать эти внутренние образы в изменившихся условиях. Это функция осознанного самоанализа, который возможен благодаря способностям префронтальной зоны и передней части поясной извилины коры головного мозга. Эти части мозга позволяют продлить эмоцию во времени, давая индивиду возможность осознать опыт и сформировать альтернативы перед началом действия. Например, внутренний образ и чувство отвращения и неприятия, сформированные при смене подгузника, могут возникнуть и во взрослой жизни в ситуациях, задействующих ту же группу нейронов, — например, при постановке клизмы в больнице. Но вместо автоматической реакции на эту ситуацию префронтальная зона может поставить ее на паузу и решить, в самом деле ли это так стыдно и отвратительно в случае, когда процедура необходима для сохранения здоровья.

Расположение префронтальной зоны уникально тем, что открывает ей доступ к общему состоянию организма и пониманию его потребностей. Она прочно связана с внутренними подкорковыми эмоциональными системами, так же как и с сенсорной информацией о внешнем мире. У нее также есть связи с центрами двигательных и химических реакций мозга. Как писал Дамазио (1994), у нее есть возможность «подслушать» деятельность всего организма. С ее помощью индивид может осознать и свое собственное состояние, и состояние окружающих и остановить собственное поведение, если оно социально неодобряемо. Это происходит благодаря связи префронтальной зоны коры с подкорковыми областями — в частности, с гипоталамусом и миндалиной. Эта связь позволяет остановить возбуждение и подавить спонтанное эмоциональное поведение, такое как агрессия. В нашей гипотетической ситуации она также способна подавить отвращение, которое индивид испытывает в больнице, и позволит ему спокойнее отнестись к клизме.