Читать книгу "Еще один шанс... - Роман Злотников"

— Вот и ладно, — согласно кивнул отец Макарий. — Значит, теперь вспоминать будешь. Псалтырь и часослов читай. Такое тебе мое задание до дня завтрешнего…

А сразу после отца Макария меня ждал еще один сюрприз. Слава богу, на этот раз приятный. Едва только спина священника скрылась в дверном проеме, а я, сглатывая слюну, нацелился на накрытый стол, как в мою комнату ворвалась очень аппетитная девчонка. Она с легким взвизгом бросилась мне на шею, и я едва удержался, чтобы не ухватить ее за вполне аппетитную попочку.

— Братик! — завопила она. — Как здорово, что ты уже встаешь! Я так за тебя боялась! Когда Матрена мне сказала, что ты духа лишился, я так волновалась. И молилась, молилась за тебя…

Опа… Значит, у меня есть сестра? Интересный расклад. А девочка-то самый сок. Ух бы я такую… Я осторожно убрал руки за спину. Спокойно, царевич Федор, спокойно, тебе всего десять лет, и эта девчонка твоя сестра. Поэтому руки не распускать. И вообще, повернись чуть боком, чтобы девочку не сконфузить…

А потом мы с сестрой сели снедать. Она весело щебетала, рассказывая мне о своем путешествии на богомолье, в Троице-Сергиев монастырь, и попутно вываливая на меня туеву хучу всякой информации, которую я старательно укладывал в свою черепную коробочку. Тем более что большая часть ее, похоже, там имелась. Поскольку все эти Бельские, Салтыковы, Романовы, Вельяминовы, а еще целый выводок Годуновых, всяких двоюродных и троюродных дядьев, братьев, племянников и иже с ними, именами Семен, Дмитрий, Иван, Степан, Яков и так далее, и кончая бывшим сестриным женихом Густавом Шведским, коего она до сих пор не могла простить, и ливонцами, коих Грозный ущемлял, а батюшка наш простил и обласкал, вызывали у моего тела вполне живую реакцию. Похоже, мне нужно было лишь немного поразбираться на досуге, чтобы разложить все окончательно по полочкам. Впрочем, возможно, этого будет мало. Ну что может знать обо всех этих людях десятилетний пацан? Этот — добрый, тот — толстый, а вон тот — жадный. Все мы способны собирать информацию об окружающем только в объеме имеющихся у нас интересов. А какие интересы у ребенка? Хотя… это же не просто ребенок, а царевич. А сие в этом времени, когда подобная «должность» была чревата ядом, топором палача или, скажем, пожизненным сырым каменным мешком с максимальным приложением охраной усилий, дабы эта «пожизненность» не слишком затянулось, предъявляло даже к ребенку очень нехилые требования. Так что в этом случае и десятилетний мальчишка мог намотать, так сказать, на ус много чего интересного.

Короче, обед прошел не только весело, но и с огромной пользой. Лишь в самом конце я едва не спалился в очередной раз. Потому что сестренка Ксения, оборвав свою очередную фразу, внезапно уставилась на меня сердитым взглядом и рявкнула:

— А ну, перестань на меня так смотреть!

— Как? — не понял я.

— Срамно! — буркнула она и покраснела.

А я торопливо отвел взгляд, матерясь про себя. Да, парень, осторожнее надо быть, осторожнее. На минном поле находишься. Шаг вправо, шаг влево — все, аллес капут! А ты тут расслабился, на девичью грудь масленые глазки навел. Да еще на сестрицу. Ну не урод ли?..

Проводив сестренку, я почувствовал, что меня потянуло в сон. Ну еще бы, всю ночь не спал, учил «матчасть», собираясь отоспаться как обычно днем, а тут вон оно как повернулось. Да еще такая эмоциональная нагрузка — отец, сестра… Так что я начал зевать, еще прихлебывая кисель. И потому Суюмбике, быстро утерев мою позевывающую мордочку, отвела меня в постель. Уже засыпая, я внезапно подумал, что с гигиеной-то здесь как-то не очень. За все время, что я здесь находился, меня умыли только раза три, а о том, чтобы мыть руки перед едой, тут вообще и слыхом не слыхивали. С этим я и уснул…

3

— Аким! А-аки-им!

Аким торопливо бухнул бадью с водой на лавку и обернулся к отцу.

— Чего еще надобно, тятя?

Отец добродушно усмехнулся:

— Беги уж, пострел. — После чего ловким движением выудил из горна заготовку сошника и опустил ее на наковальню, указав молотобойцу: — Изначали!

Аким шустро шмыгнул за дверь, сопровождаемый перестуком молотков. Однако, едва переступив порог кузни, Аким вытянул из-за пояса тряпицу и, делая вид, что вытирает измазанные в угле и железной окалине руки, двинулся к воротам. Несмотря на то что для своих девяти годов Аким выглядел очень крупным и сильным парнем, отец его пока не допускал до наковальни. Нет, в кузне Аким уже давно торчал вполне законно. И помогал отцу чем мог. Ну там воды из колодца наносить, пол подмести, струмент после работы очистить и разложить как потребно, иногда ему даже доверяли разжечь горн, но наковальня для него пока что была под запретом. А обидно же. Сколько раз видел, как батя все делает, как калит заготовку, как работает молотом, когда один, а когда на пару с Петрушей-молотобойцем, и вроде было все понятно, как и что делать-то. И сам же батя иногда эдак взглянет сторожливо, примечает ли сын, а когда и прямо скажет: «Ну-тко, примечай», а все одно ни разу молота в руки не дал. Даже на пробу. Но приятелям об этом знать совершенно необязательно. Пусть думают, что он уже вполне взрослый и родителю шибко пособляет…

Отворив сделанную из деревянных плах толстую воротину, Аким степенно оглядел приятелей. Компания у них подобралась ровная. Никому не перед кем особливо кичиться нечем. У Луки отец состоял в гончарной сотне, у Прокопа батя держал паром через Москву-реку у Семиверхой башни, а Митрофан, самый старший в их компании, ему исполнилось уже одиннадцать лет, был сиротой. Но зато он, как дворянский сын, отец коего сложил голову за веру и государя, был приставлен к кремлевским конюшням. Поэтому у всех них был почти беспрепятственный доступ в сам Кремль, а Митрофан, несмотря на сиротство, имел в их компании довольно высокий статус. Хотя, конечно, не такой, как у Акима, сына известного в Белом городе кузнеца-оружейника. Кузнецы в Белом городе вообще были наперечет. Ремесленные слободы еще при Грозном-царе выселили в Скородом[8], окруженный уже при его сыне земляным валом с частоколом и деревянными воротами. Аккурат после того самого набега крымчаков, когда нехристи Москву разорили и пожгли. Так что сам факт того, что тятя Акима имел кузню именно в Белом городе, уже поднимал авторитет его семьи на недосягаемую высоту.

— Ну, чего еще? — тоном занятого человека, которого оторвали от важного дела, пробурчал Аким, продолжая тереть грязной тряпкой свои до начала сего действа вполне чистые руки.

— Айда в Кремль! — возбужденно загалдели мальчишки. — Боярин Гуринов дочку замуж отдает! У Китайгородской стены столы накрыты, а сейчас жених с невестой в Успенский собор пошли!

Это известие мигом сбило с Акима всю его показную серьезность. Боярская свадьба, да еще с венчанием в Успенском соборе… это не каждый день случается.