Читать книгу "Посредник - Ларс Соби Кристенсен"

8

Берегись! Тетушки едут!

Я стоял на пристани, смотрел, как швартуется «Принц», так называемый отцовский паром, который доставлял мужей соломенных вдов на дачи, где они недолгое время будут наслаждаться летом в обществе своих семейств, а вечером в воскресенье отправятся в обратный путь и снова вернутся в свои конторы, что им определенно по душе. Одеты они в серые брюки, отутюженные стрелки на которых успели размякнуть, и в белые рубашки с огромными, как тракторные колеса, пятнами пота под мышками, лица уже залоснились и покраснели. Они походили на клоунов, эти серьезные мужчины, – на клоунов из летнего цирка. По всей вероятности, то есть почти наверняка, они выпили не по одному пиву в Скансене, набираясь храбрости перед отъездом, а вдобавок придумывая хитроумные оправдания и вранье, ведь мужьям соломенных вдовушек всегда есть о чем соврать, в частности и насчет того, что они пили пиво в Скансене перед отъездом. Словом, была суббота. Среди этих потешных господ находились и Тетушки, круглым счетом четыре, единственные дамы на борту в ту субботу. Они стояли тесной кучкой и с помощью тростей держали ненадежных мужчин на должном расстоянии, хоть я и сомневаюсь, чтобы кто-то из этих людей вздумал добровольно на них наброситься. Как вдруг, откуда ни возьмись, возник Ивер Малт, подошел ко мне, заложив руки за спину, без рыболовных снастей, как всегда босой. На душе у меня стало муторно.

– Папашу своего ждешь, да? – спросил он.

– Угу, и его тоже. А ты не рыбачишь?

– Рыбы у меня достаточно.

– Достаточно? А это сколько?

– Достаточно – значит, на обед хватит. Думаешь, я рыбачу для развлечения?

– А ржавые коляски и сломанные велики? Их-то когда будет достаточно?

– Когда отец решит, что достаточно.

– А когда ему бывает достаточно?

– Редко.

Я опять посмотрел на паром, но папу не увидел, нигде. Обычно он стоял на палубе, махал рукой. Зато обнаружить Тетушек труда не составило. Они протискивались вниз по сходням, а учитывая их возраст и нетрезвость остальных пассажиров, рисковали в давке расстаться с жизнью, если б не вмешался капитан и властной рукой не расставил всех в надлежащем порядке.

– Твой отец сердится на меня? – спросил я.

Ивер только плечами пожал:

– Папаша отходчивый, когда выпивши.

Ивер Малт принес с собой книгу, ту, которую читал на складном стуле. «Моби Дика» Германа Мелвилла. Он дал ее мне. Тяжелая, килограммов восемь. Я совсем приуныл, так как меня не оставляло ощущение, что каждый раз, когда он дает мне что-нибудь, я все больше попадаю к нему в кабалу.

– На что она мне?

– Прочти, дурень. На что еще-то?

– Мне и так достаточно чтения, – сказал я.

Ивер Малт фыркнул:

– А когда тебе его достаточно?

– Когда нет времени на большее.

– Можешь отдать ее кому-нибудь другому.

– А ты сам не можешь отдать ее кому-нибудь другому?

– Ясное дело, могу. Но я ведь уже отдал ее тебе.

– А если она мне не нужна?

– Твоя проблема.

– Моя?

– Только расскажи мне потом, чем она кончается. Кто победит.

– Победит?

– Ну да. Кто победит. Согласен?

– А сам не можешь дочитать?

Ивер помрачнел:

– Неохота.

Он резко повернулся и опять исчез на Сигнале. Я чувствовал себя совершенно жалким и неблагодарным. Но тотчас невольно подумал о другом, увы, тоже неутешительном. Тетушки (с большой буквы) наконец целые-невредимые сошли на берег со своим никчемным багажом, столпились вокруг меня и заговорили наперебой. Они привезли плохие новости. Это я уже понял. Тетушки были большие охотницы до плохих новостей. Особенно если им выпадало их сообщать. Казалось, это придавало смысл их жизни. Ведь в конечном счете больше всего жалели именно их. Плохие новости были как глоток свежего воздуха.

– Твой папа сломал ногу!

И я во весь дух помчался к маме, а Тетушки остались ждать на пристани. Бежал я так быстро, что почти забыл про свою скособоченную ногу. Теперь уже я был дурным вестником. Папа сломал ногу! Папа сломал ногу! И не выказал ли я такую же ретивость, как Тетушки, словно боялся, как бы кто меня не опередил? Еще и калитку не отворил, а уже закричал: Папа сломал ногу! Папа сломал ногу! Мама давным-давно услышала и выскочила мне навстречу, вероятно, вдова Сыщица Гулликсен давным-давно подхватила плохую новость и послала ей дымовые сигналы. Но боже мой! Как это случилось? В той мере, в какой тем летом выяснял все, чему вполне можно верить, я мало-помалу выяснил вот что: папа инспектировал стройку под Экерном, когда подломились леса. Такое случаться не должно, и десятнику грозило увольнение. Однако папа был против. Человек имеет право на ошибку, сказал он и добавил: Даже архитекторы могут ошибиться. И невозможно проектировать дом, не зная, как он строится. Эту фразу он повторил, умирая, много лет спустя, а много лет спустя означает не так давно. Надо знать, как строят дом, только тогда сможешь проектировать. Со своей стороны могу добавить: надо знать и как его сносят. Так или иначе, мама поспешила к мадам Сплетнице Гулликсен, у которой был телефон, и позвонила в больницу или куда-то там еще. После этого мы опять побежали на пристань, где Тетушки силком задержали «Принца».

– Я с тобой, – сказал я.

– Нет. Ты должен остаться здесь.

– С Тетушками? Я? Один? С Тетушками? Один?

– Ты справишься.

– Я хочу с тобой.

– Возьми себя в руки! Навестишь папу в другой раз.

– Другого раза может и не быть.

Мама на секунду потеряла терпение и перебила меня:

– От сломанной ноги еще никто не умирал, Крис! Возьми себя в руки!

– Черт.

– Что ты сказал?

– Ничего. Может, поеду я, а ты останешься?

– Речь идет о папе. А не о тебе. В порядке исключения!

Вот и пришлось мне, хочешь не хочешь, провести выходные с четырьмя обиженными Тетушками, которые считали, что папа сломал ногу нарочно, лишь бы улизнуть от них. Это же очевидно. Теперь ясно как божий день, что он их недолюбливает. Сей примитивный маневр они не скоро забудут. И вообще, на лесах ли он сломал ногу? Точно ли, что он грохнулся не возле Скансена, после так называемого пол-литра? Слухи уже поползли, ведь звонить с телефона мадам Радиокомитет Гулликсен – все равно что написать объявление большущими красными буквами на вершине Колсоса. Я поймал себя на том, что мне нравится эта неслыханная прослушка. Точь-в-точь как с Ивером Малтом и всем тем, что говорили, вернее, не говорили о нем и его семейке, больных собаках, немецких солдатах и внебрачных братьях. Правда размножалась и рождала выродков. Все это необъяснимым образом привлекало меня, да я и не пытался искать объяснение. И рано или поздно слух всегда возвращается к своему истоку и пачкает его своей льстивостью. Так началась моя долгая лживая карьера.