Читать книгу "Кремлевский Сурок - Сергей Комков"

— Можно мне с вами присесть? — Я вышел перед сценой и сел на один из оставшихся свободных стульев. — Я вот ехал к вам в деревню, смотрел по сторонам и думал: красота! Южный Урал — это просто чудо какое-то!

— Да какое там чудо? — возмутилась одна из старух. — Загадили все. Куда ни плюнь — в помойку попадешь! Я вот в прошлом месяце в Ашу ездила к ребятишкам. Так им дышать нечем. Такая гарь от завода идет!

— Зато там какая-никакая работа имеется, — возразила ей соседка. — А тут что? Две коровы на десять дворов, да вон — дед Митяй. Вот и все производство.

— Ну ты, Матвевна, не права. Тут у нас в области есть один такой городок. Там постоянно ядовитые облака и народ весь мрет, как мухи. Мне сноха рассказывала, что у ейной подружки там рак приключился. И лечить никто не хочет. Ложись в гроб и помирай!

— А мы-то чем лучше? — не уступала ей Матвевна. — У нас хоть и чистый воздух, а один леший — так же все сдохнем. Ты бабку Авдотью вспомни.

— Вы, девки, Авдотью не трожте. Отмучилась раба Божья — и ладно. Нас с вами, может статься, и вообще хоронить некому будет. — Дед Митяй горестно махнул рукой и обратился в мою сторону: — Давайте лучше умного человека из Москвы послушаем.

— А что это за история с вашей бабкой Авдотьей? — поинтересовался я.

— Дак померла она этой зимой — вот и вся история! — вздохнул дед Митяй. — Только хоронили мы ее не по-христиански — без домовины. Ну, то есть, без гроба. Гроб-то она загодя не приготовила. Когда померла-то, никто не знает. Вон, Федотовна пошла к ней за сальцем. Пришла, а она уже вся закоченела. Дороги у нас зимой, сам знаешь какие. Не пройти, не проехать. И связи с городом никакой. Фельдшерица-то от нас съехала еще в запрошлом году. А телефон еще по осени оборвался. Мы вот и сидим всю зиму, как тараканы, по избам.

Дед достал из кармана папироску. Помусолил ее в руках, смял мундштук и засунул в рот. Но прикуривать не стал.

— Авдотья-то — она вроде ничего — крепкая баба была, — продолжил дед Митяй. — Мы к ней иногда за сальцем обращались. Ей свояченица из города присылала. Вот Федотовна и пошла к ней. А куды еще идти?

— Тута ходить точно больше некуда, — поддержала его еще одна тихо сидевшая в углу старушка. — Зимой вообще — хушь помирай! Как стемнеет, хушь глаза выколи. Только волки воют.

— А как же вы бабку Авдотью без гроба-то похоронили?

— Да так и похоронили… — Дед Митяй погладил свою бороду, крякнул и закурил. — Мы вон с бабками ее в корыто, какое у ней в сарае нашли, погрузили и на погост сволокли. Там, как могли, снежок разгребли, мерзлую-то земельку постучали да и опустили туда сердешную. Потом, уже по весне, пришлось перезакапывать. А то ноги ейные из земли торчали.

— А где же ваша местная власть была?

— Власть-то она власть, да только неча с нее стрясть, — грустно сбалагурил дед Митяй. — До нашей власти не достучисся!

— А депутат ваш? Грушанков? Я вот тут видел газетки про него.

— Газетки? Газетки — вещь полезная. Печку имя растапливать хорошо. А чо там пишут — это тьфу! Вранье одно! — Дед Митяй плюнул себе под ноги и растер старым валенком. — Отродясь мы никаких депутатов тута не видали. Вон бабки не дадут соврать!

Все дружно закивали головами. Я оглядел стариков и, вздохнув, проговорил:

— Знаете, не буду я вам ни про какую красивую жизнь говорить. Тем более что я тоже в нее не верю. Потому что неладно что-то в нашем государстве. Всю жизнь с ребятишками в школе проработал. Учил их Родину любить. А теперь и не знаю, кого они любить-то должны. Вот этих? — Я кивнул на пачку газет. — Или вот этих? — И посмотрел на примолкших стариков. — Давайте лучше артистов послушаем. Пусть для вас хоть небольшой праздник сегодня будет. Бог с ними — с выборами. Не это в жизни главное. Правда?

Дед Митяй встал со своего места и, повернувшись лицом к старухам, вдруг твердо проговорил.

— Запомните, бабки, за кого бюллютни в урну кидать будете. Учителя — они плохому никогда не научут. А тебе, мил человек, за уважение спасибо. И что глупые рассказы наши послушал — низкий поклон тебе. — Он поклонился в пояс и сел на место.

Концерт прошел на редкость успешно. Под конец старики начали в такт прихлопывать в ладоши и подпевать. А Федотовна даже пыталась плясать. Но рассказ о бабке Авдотье не давал мне покоя всю обратную дорогу. И даже ночью мне продолжало сниться старое ржавое корыто, из которого торчали худые старческие ноги…

Встав среди ночи, я согрел чайник, выпил чашку чая и, достав заветный блокнот, записал:

«Бедная моя Россия! Великая держава, победившая лютых недругов и не умеющая защитить своих стариков. Имеющая несметные богатства и не могущая досыта накормить детей. Претендующая на роль мирового арбитра и не способная обеспечить нормальную жизнь в маленькой заброшенной деревеньке на Южном Урале. Поистине контрастам нет предела…»

Сегодня предстояло ехать в село Муслюмово. Туда, где течет смертоносная речка Теча. Туда, где даже едва появившиеся на свет малыши уже становятся инвалидами и уродами, а старики хоронят своих детей, так и не сумевших понять, что же такое есть на самом деле наше несчастное государство, имя которому Россия».

12

Жирновский вылез из машины и, минуя дом, прямиком направился в садовую беседку. Там уже сидели, важно потягивая из бокалов дорогой коньяк, Митроханов и Чернуха. При виде Жирновского Чернуха вскочил с места и как-то неестественно засуетился, пытаясь разгрести на столе остатки закуски. Митроханов, напротив, продолжал важно восседать, лишь слегка приподняв свою жирную задницу от кресла и задрав вверх руку с бокалом.

— Ну, что, шеф? Наш список утвердили?

— Еще бы! — рубанул с ходу Жирновский, плеснул себе в бокал коньяка и тяжело плюхнулся в свободное кресло. — Куда эта сука денется? Они без нас — во! — Он показал кончик мизинца и шумно глотнул коньяка.

— Вся эта «Монолитная Россия» — дерьмо! — компетентно заявил Чернуха. — Мы им туда кое-кого из наших подбросили. Ну, я имею в виду комитетских. Там один Мороз чего стоит! Да и Франц со своей компашкой!

— Франц — это уж точно! — подтвердил Митроханов.

— А как насчет меня? — поинтересовался Чернуха.

— Насчет тебя, не здорово, — вздохнул Жирновский. — Они где-то пронюхали, что ты курс лечения в психушке проходил.

— Кто это сказал?! — взъерепенился Чернуха. — Они сами все психи! А меня туда просто моя бывшая отправила за то, что я ей глаз вышиб. Но я же за дело! Нечего в душу лезть! — Чернуха схватил со стола огрызок яблока и начал его отчаянно надкусывать.

— За дело — не за дело, а факт, как говорится, на лице, — проворчал Жирновский. — Этот Владик теперь нас за это будет на крючке держать. — Жирновский еще раз налил в бокал и, зажмурив глаза, одним залпом выпил.

— Пусть только попробует! — затряс бородой Чернуха. — У нас на него тоже кое-какой компромат имеется.