Читать книгу "Мифы и реалии Полтавской битвы - Александр Широкорад"

С 1648 по 1686 год, то есть 38 лет, в Малороссии грохотали пушки. Один и тот же город мог многие десятки раз переходить из рук в руки – от одного гетмана к другому, от татар к ляхам, от ляхов к москалям, от москалей к туркам и т. д.

И вот с 1686 по 1707 год на Левобережье ни разу не ступал неприятель. Московские воеводы более не допускали не только гетманских междусобойчиков, но и даже лихих налетов шляхтичей на соседние хутора. Из этих 21-го поистине счастливых для Малороссии года 20 пришлось на правление Мазепы. Так причем тут «гетман-злодей»? Предположим, что булава осталась бы у Самойловича или ее бы передали Кочубею или Даниилу Апостолу. Неужели в экономическом отношении и культурном развитии Малороссии пошли бы по иному пути? Кстати, Апостол в 1727 г. стал гетманом, и экономика, и культура развивались так же, как и при Мазепе. А сколько для Малороссии сделал за 14 лет своего гетманства Кирилл Разумовский? При нем Малороссия процветала не в пример Мазепе, я уж не говорю о гетманах времен «Руины».

А теперь перейдем к любовной истории старого гетмана и семнадцатилетней Мотри (Матрены) Кочубей, благо она читателя интересует куда больше, чем церкви, построенные при Мазепе, и глуховские пушки.

В начале XVII века, как мы уже знаем, власть гетманов в Малороссии была достаточно велика, но четких разграничений между властью гетмана и царской зачастую не было. Поэтому при желании любой малороссийский ябедник мог найти какую-нибудь промашку в действиях гетмана и «настучать» в Москву. Петру на Мазепу было написано несколько десятков доносов. Благодаря поэме Пушкина «Полтава» двое доносчиков – генеральный судья Кочубей и полковник Искра – навечно вошли в нашу историю. Другой вопрос, что художественные произведения были бы чрезвычайно скучны, если бы они досконально соответствовали правде жизни.

Реальный Кочубей длительное время находился в приятельских отношениях с Мазепой. Они вместе служили у гетмана Дорошенко, потом у Самойловича. Вместе способствовали свержению последнего. Когда Мазепа стал гетманом, они постоянно встречались, как по службе, так и за чаркой горилки. Кочубей выдал свою старшую дочь Анну за Ивана Обидовского – сына сестры гетмана. Мазепа произвел генерального писаря Кочубея в генеральные судьи.

В 1702 г. гетман овдовел. И вот 63-летнему Ивану Степановичу приглянулась младшая дочь Кочубея Матрена. И что самое интересное, шестнадцатилетняя Матрена ответила взаимностью Ивану Степановичу. То ли ей действительно понравился старый донжуан, то ли приспичило стать гетманшей, этого мы уже никогда не узнаем.

Мазепа сделал официальное предложение Матрене. И тут «встала на рога» старуха Кочубеиха. Наверное, каждый читатель знает мамаш, неудовлетворенных собственными мужьями и мечтающих увидеть свой идеал в зяте. Они скорее предпочтут, чтобы их дочь осталась старой девой, чем нашла мужа, не соответствующего стандартам тещи: «Этот молодой, но маленький, а этот высокий, да старый, а тот вообще лысый!»

А, возможно, Любовь Федоровна и сама была неудачно влюблена в Мазепу, и тут всплыла старая обида. Такое тоже часто бывает, вспомним мадам Шнейдер в «Милом друге» Мопассана.

17 мая 1707 г. Кочубей попытался выдать дочь за судейского чиновника Чуйкевича, но гетман и сама Мотря энергично воспротивились этому.

Н.И. Костомаров писал: «Мотря, находясь под строгим надзором родителей, тайком переписывалась с гетманом и в это время доходила до безумия – металась, плевала на отца и мать, а родители приписывали такие выходки влиянию чар. Кочубей писал к гетману, не обличал его прямо, а только жаловался на судьбу свою. “Делалось ли подобное с кем-нибудь из тех, которые живали при своих региментарях чиновно и не чиновно! – выражался он. – Горе мне, мизерному и всеми заплеванному! Обратилась в грусть надежда моя найти себе в дочери будущую утеху! Омрачился свет очей моих; обошел меня кругом мерзостный студ; не могу прямо смотреть людям в лицо; срам и поношения окрывают меня перед ближними и домашними! Всегда с бедною супругою своею плачу от сокрушения”. Гетман же припоминает Варвару великомученицу, убегавшую от злого отца, советует Кочубею воздержаться от мятежнического духа, угрожает, что через его и жены его высокомерие он доживет до какой-нибудь беды. Кочубей в своем письме к гетману намекнул о блуде, гетман прикинулся, как будто не понимает этого, и отвечал, что блудит, вероятно, сам он, слушая жены своей, сообразно пословице “Где хвост всем заправляет, там голова блудит”»[17].

В конце концов старая дура Кочубеиха надоумила мужа написать в сентябре 1707 г. в Преображенский приказ Ф.Ю. Ромодановичу донос на гетмана. Потом Кочубей подключил к делу полковника Ивана Искру, и они уже совместно написали донос царевичу Алексею, который немедленно передал его отцу. Ни Кочубей, ни Искра не имели неопровержимых доказательств вины гетмана и на допросе признались во лжи. По приказу Петра их передали Мазепе и 14 июля 1708 г. обоим отрубили головы в местечке Борщаговка, недалеко от Белой Церкви.

Чтобы больше не возвращаться к теме Мотри и Мазепы, скажу, что в конце 1707 г. Кочубеям удалось выдать ее за Чуйкевича.

Любопытна и до сих пор мне не ясна роль в деле Кочубея и Искры миргородского полковника Даниила Апостола. Поначалу Даниил вроде бы участвовал в их доносе. А когда 17 марта 1708 г. гетман отрядил около тысячи всадников в Диканьку, чтобы арестовать там Кочубея, то Апостол послал гонца предупредить свата об опасности. Напомню, что сын Даниила был женат на Анне, дочери Кочубея. Тем не менее Мазепа выгородил перед царем Даниила Апостола.

Мотря и ее муж Чуйкевич не пострадали. После измены Мазепы Чуйкевич присоединился к нему. Тем не менее по неясным причинам Петр пощадил его и лишь сослал вместе с женой в Сибирь. Через некоторое время Мотря вернулась из Сибири одна (видимо, муж умер) и ушла в монастырь.

Итак, жизнь Мотри стала трагикомедией, но за неимением других персон она стала самой знаменитой женщиной Малороссии, по крайней мере до 1917 г. Через 120 лет А.С. Пушкин обессмертил ее имя в поэме «Полтава».

А в 2003 г. в городе Батурине в пригородном заповеднике «Парк Кочубеевский» на Аллеи Любви установили памятный знак «Большой любви Ивана Мазепы и Матрены Кочубей». На большом камне высечены строки из письма гетмана к Мотре:

«МОЕ СЕРЦЕ КОХАНЕЕ!

МА ЗНАЕШ, ЯКЯ СЕРДЕЧНО,

ШАЛЕНО ЛЮБЛЮ ВАШУ МИЛОСТЬ,

ЩЕ НIКОГО НА СВIТI НЕ ЛЮБИВ ТАК».

В 2003 г. поставили памятнику дубу, где Мазепа и Мотря, подобно Дубровскому и Маше, «сношались через дупло». О памятниках Мазепе я расскажу позже. А вот Кочубею и Искре в 1914 г. в Киеве был установлен памятник (автор П.А. Самсонов) на Арсенальной площади. Надпись на плите гласила: «Мученикам и героям за русскую идею Кочубею и Искре». В 1919 г. петлюровцы разрушили фигуры Кочубея и Искры. А в 1923 г. большевики на освободившемся постаменте установили «пушку арсенальцев» – 76-мм горную пушку обр. 1909 г. Памятник был поставлен в честь восстания рабочих военного завода «Арсенал» в январе 1918 г. Любопытно, что немцы за два года оккупации не тронули памятник. Но вот с 2006 г. раздаются требования о демонтаже пушки. Взамен кто-то предлагает поставить фигуру казака – сторонника Центральной Рады, а кто-то – фигуру Мазепы. Однако нашелся знаток, заявивший, что в расчете этой пушки был один петлюровец, и на этом основании ее трогать «не можно». Ряд «историков» предлагают пушку оставить, но поменять только надпись, сделав пушку памятником войск Центральной Рады, благо пушка, мол, смотрит дулом на завод «Арсенал». Пока, на ноябрь 2008 г., пушка стоит на «вулице Ивана Мазепы». А рядом находится самая глубокая в мире станция метро «Арсенальная», построенная русскими колонизаторами.