Читать книгу "Посох, палка и палач - Эльфрида Елинек"

Мясник складывает черепа в мешок, затем один завернутый в вязанье череп показывает остальным: «Не хотите ли еще немного?» Покупательница кивает и сует череп в свою вязаную сумку.

Покупательница (небрежно, нетерпеливо, словно куда-то торопясь, цедит слова сквозь зубы). Вступает в свой предел последний время. И только ты сияешь серебром. И плачешь, мотыльков жалея племя. И спор об облаке заводишь со зверьем.

Внезапно мясник бьет по плюшевой собачке, покупательница локтями и сумкой отталкивает его и одновременно продолжает лихорадочно вязать попонку. Мясник бьет ее по голове, она падает. Остальные стоят, делая вид, будто ничего не произошло.

Покупательница. Вы полагаете, нечто организованное таким способом может снова и смысл обрести и в свою причину врасти, и не только локализовать, но и преобразовать массовые выступления? Превратить их в «движение»? Какое еще движение? Что-то я не вижу, чтобы здесь что-нибудь двигалось! Ой, мне кажется, движение здесь уже было, а я снова пришла слишком поздно. А это не движение. Нет. Я пока еще верю своим глазам. Это не оно. Или все-таки? (Она ощупывает дергающую ногами собачонку.) И это называется движение? Ой, умру со смеху! Жду целых пятьдесят лет, а вы мне подсовываете вот это?! Стоп! Вы правы, извините! Теперь я вижу, что это движение начинает двигаться. Пожалуйста, взгляните сюда, вы такого еще не видели! В этот самый миг я стою в самом начале движения! Просто класс!

Сейчас, когда движение начинает бить хвостом, я, например, вижу, что вон там лежат четверо мужчин. Они расположились звездообразно вокруг столба и как будто спят. Мне они не мешают, но, надеюсь, не мешают и движению. Оно еще как следует не окрепло.

Попробую и себя представить спящей. С закрытыми глазами я вижу даже лучше, чем с открытыми! Так бодрствую я или сплю? Я купила себе новый телевизор и новый CD-плеер, но ведь человеку, в конце концов, и кушать надо. Остался ли у возможности превращения хоть какой-то шанс ввиду этой окружающей нас искусственности, которая делает всех все назойливее в отношениях с остальными, а нападки всех на всех все доступнее, более того, она сама организует такие нападки, причем в этом прекрасном движении, которое сегодня нам подарили, хотя мы ради него особенно и не напрягались?

Несколько покупательниц (продолжая вязать, усердно кивая и перебивая друг друга). Минуточку, я вижу, как кто-то протягивает мне записку: значит, меня уже кто-то схватил! Ах! Когда я сплю, у меня всегда возникает совершенно определенное чувство, вот только не пойму, какое. И вот сейчас у меня определенное чувство, будто меня кто-то хватает. Ой! Кажется, меня кто-то схватил! Движение за своей спиной я скорее почувствовала, чем увидела. Мелькнула какая-то тень. (Падает.)

Похоже, мясник вошел во вкус и лупит своей палкой других покупателей. Они падают один за другим, но без драматизма, как бы играючи.

Мясник. Вот теперь можете попробовать и вы, если не боитесь. Тут еще вон сколько осталось! Но сначала вы должны откупиться от меня! Тут куда ни ткни, появляется ваш мясник. Это профессия, взятая на откуп. Надо лишь слегка потереть, количество и размер вашего выигрыша вы найдете на вашей стороне. Что это вы вдруг завертелись? Смотрите лучше на меня! Я встал таким образом, чтобы вы во мне могли видеть и свою обратную сторону, если достанете еще одно карманное зеркальце. Вот тогда узнаете, сколько было ударов и каков ваш выигрыш!

Если после этого вы не прекратите игру в роббер, приходите туда, где они все погребены. Я ваш драгоценный гроб и немедленный выигрыш! Вы только играйте, играйте! Возможно, вам перепадет что-то и от меня!

Я знаю, что отказ от выигрыша сочтут вашей слабостью. Но только в том случае, если вы откажетесь. Тогда и выяснится, будет ли правда целью, конечным пунктом ваших поисков или же она приведет к мятежу, к неповиновению, а это значит, ах, я и сам не знаю, это значит, что когда вы проиграете весь свой выигрыш, уже вряд ли что-либо сможете увидеть. Да, это можно узнать по звездам, но только если вы подойдете к открытому окну. Если вы ищете свободу, вам придется убрать все, что лежит у нее на пути. Но поднимайте осторожно. Все это еще пригодится в большом заключительном розыгрыше. Не беспокойтесь. Вы тут же можете начать все сначала с дождем, снегом, громом и сверканием ваших глаз! Но вы ничего не найдете или, в лучшем случае, найдете то, что уже находили ранее в лесу из съестного.

Мясник сгребает все в кучу — актеров, ручную работу, плюшевые игрушки, нитки для вязанья.

Писательница снова включила в свой текст цитаты. Но не сказала, откуда. Угадайте! Призы за отгадки не предусмотрены!

От переводчика

Пьесы Эльфриды Елинек (как, впрочем, и все ее творчество) нелегки для восприятия, часто нарочито усложнены, начинены скрытыми и явными цитатами и требуют не только известного интеллектуального напряжения, но и соответствующей подготовки. А значит, нуждаются в некоторых пояснениях. Ее «политический театр» острием своим направлен против заполонившей мир индустрии увеселения, развлечения и отвлечения от насущных проблем, против подмены реальности, нередко весьма неприглядной, действительностью виртуальной, приглаженной и подслащенной. Елинек культивирует искусство эпатажа, протеста, бунта, «искусство поиска и вопрошания» (по выражению А. Белобратова), своего рода авангардистскую шоковую терапию. В этом своем качестве писательница раз за разом наталкивается на резкое, доходящее до поношений и оскорблений противодействие не только публики, но и критики. Столь резкое и откровенное, что в конце 1990-х годов она заговорила об усталости и даже о безнадежности борьбы со злом. «Я ухожу во внутреннюю эмиграцию, — заявила она в одном из интервью в апреле 1996 года. — Для человека публичного жизнь в Австрии становится невыносимой». Тем более если этот человек способен «впадать в бешенство», когда местные СМИ преуменьшают опасности ксенофобии, национализма, манипулирования общественным сознанием.

Именно поэтому она настояла на том, чтобы премьера ее новой пьесы «Посох, палка и палач» состоялась не в Австрии, а в Германии, в Гамбургском драматическом театре. Этим жестом она хотела выразить протест против массированных нападок на постановку ее комедии «Придорожная закусочная» в венском Бургтеатре. После шумного скандала, когда практически никто в Австрии не выступил в ее защиту, она вообще хотела отказаться от жанра драмы. Но произошло дерзкое убийство четырех цыган, пытавшихся убрать доску с надписью «Цыгане, убирайтесь в свою Индию»: сработало самодельное взрывное устройство. Это событие потрясло Елинек до глубины души, и она снова решила растормошить общественное мнение, довольно спокойно встретившее известие об этом преступлении, новой политической пьесой, пронизанной гневом и яростью. Пьесу она назвала «эпитафией» погибшим, и действительно, убийство цыган, проходя лейтмотивом через все произведение, «заряжает текст, как батарею». Но замысел оказался значительно шире отклика на конкретное событие. Елинек здесь обличает глубоко законспирированную сеть правых террористов, в критическом свете выставляет австрийский менталитет, распространенную в Австрии «идею жертвы», привычку матерых «мясников» прикидываться невинными овечками, пустившую глубокие корни тенденцию замалчивать злодеяния, на которые богата новейшая австрийская история.