Читать книгу "Остров мечты - Марина Серова"

И вот я опять дома. Перед подъездом сосед копался в моторе своей машины. «И чего они все ломаются?» – подумала я и вспомнила, как что-то шевельнулось у меня «в мозжечке», когда я осматривала панораму города из Наткиного окна. Тогда я тоже заметила пытавшегося завести машину мужчину. А «мозжечку» своему я доверяю: если мелькнуло что-то подсознательно, нужно обязательно прислушаться – проверено на практике.

Дома, с полчаса поплескавшись в ванной, смывая пот трудов праведных, а потом, сварив кофе, уселась с чашкой в любимое кресло. Включила музыку и задумалась.

В такие дни приходится признаться,

Что как бы ни благоволил мой век,

Все меньше адресов, где я могу остаться,

Не заплатив за ужин и ночлег, —

пел Трофим, а я вслушивалась в слова и думала, что как бы там ни было, но уж Павла-то Логонова Алик должен был предупредить, что отложил рыбалку.

Ну, допустим, встретил он Марину в том же магазине... Под предлогом, что у нее сломалась машина или она без транспорта, а ей нужно доставить тяжелые сумки, женщина заманила его домой.

Если Алик донжуан, он мог предположить, что, пока друзья возятся с машиной, он успеет. Но все равно должен был позвонить, спросить, как дела и сколько у него времени. Если приключение очень понравилось, то должен был позвонить и сказать, чтобы ехали без него, а он будет попозже.

Если он не донжуан, а женщина заманила его к себе домой, и вдруг мужик вспомнил молодость – что называется, «седина в бороду, бес в ребро» – и решился на приключение, он должен позвонить, чтобы его не ждали.

Даже если роман стал внезапно и стремительно развиваться – телефон-то зачем отключать?

А кстати, когда телефон был выключен? Перов рассказал нам только про сигнализацию машины.

Я быстро разыскала телефон фирмы «Надежность». Но когда посмотрела на часы, подумала, что там, скорее всего, уже никого нет. Но потом вспомнила, что это фирма охранная, а значит, служба слежения за объектами должна быть круглосуточной и на телефоне кто-то должен быть обязательно. Так и оказалось. Просто вместо секретарши трубку взял то ли охранник, то ли дежурный. Перова, сказали мне, уже нет на месте. Но мне удалось объяснить, что дело очень срочное, я продиктовала свой телефон, на который зам вскоре перезвонил. Я поделилась своими размышлениями. Он согласился узнать, когда был отключен телефон, и скоро сообщил: «Да, что-то не то, давайте посмотрим вместе». Я сказала ему свой адрес, и, несмотря на вечернее время, через полчаса он был у меня.

Вновь разложили карты и графики, начали выписывать на листе бумаги:

19.18 – Александр Геннадьевич припарковал машину у магазина «Воленск».

19.34 – машина отъехала от магазина.

19.56 – спутниковый сигнал стабилизировался на улице Молодежной.

20.23 – сигнал переведен в экономный режим.

– А телефон отключен в девятнадцать сорок! – показал мне еще одну бумагу Владимир Сергеевич. – Что же получается? Он отъехал от магазина, через шесть минут остановился – это тоже видно на графике, – отключил телефон и через три минуты поехал дальше?

– И до сих пор ни на звонки не отвечает и никаким другим способом о себе не дал знать? – уточнила я.

– Нет, никаких известий не поступало, – ответил зам.

– Владимир Сергеевич, вы не один год знаете Мыльникова. Мог он так загулять? – решила я выпытать у зама подноготную начальника.

Перов рассказал, что за то время, что он с ним работал, у Александра Геннадьевича было две страсти: работа и Наталья Владимировна. Вернее, Наталья Владимировна и работа. Жену он на руках носил, все время повторял, что, если бы не она, он бы давно пропал. Перов и Мыльников не сильно делились подробностями личной жизни, ведь не друзья, не собутыльники, просто сослуживцы. Но все равно всегда видно, кто как к своей половинке относится. Редкие выходные, когда те у Натки и Алика совпадали, они вместе проводили. В отпуск зимой и летом на две недели ездили: то на лыжные курорты, то на море.

Бабник ведь обязательно своими победами хвастается, анекдоты соответствующие рассказывает. Мыльников на эту тему никогда не разговаривал. А вот о своей Натке говорить любил. Так что Перов сильно сомневался, что Алик у дамы. Скорее можно поверить, что запил. Алкоголизм ведь не лечится – просто человек делает выбор и никогда больше не берет в руки рюмку, как это было с Александром Геннадьевичем. Вот о своем пути к трезвой жизни он своему заму много рассказывал. И ни разу при нем в рот спиртного не взял – подчеркивал, что ему даже рот мочить нельзя.

– Но ведь для того, чтобы запить, нужна причина. Он закодирован? – спросила я.

– Нет. Это волевое решение, которое ему помог принять отец Никодим. Наталья Владимировна привезла Мыльникова к батюшке, когда были испробованы все мыслимые и немыслимые способы лечения. – Перов рассказывал об уже известном мне, но я не перебивала – вдруг узнаю что-нибудь новое.

Вокруг маленькой церквушки в опустевшем селе, где остались доживать свое лишь глубокие старики, образовалась своеобразная община бывших алкоголиков, среди которых было и несколько тех, кто еще не совсем расстался с пагубной привычкой. Они работали на заброшенных полях некогда сильного колхоза. Мыльников рассказывал Перову, что ехать не хотел, да и жить уже не хотел – ни во что не верил, ни к чему не стремился, кроме очередной рюмки. Но когда батюшка привел его в церковь, которую восстанавливали бывшие алкоголики, на него какое-то просветление нашло.

Стоя перед списком с иконы «Неупиваемая чаша», Мыльников вдруг понял, что если не сейчас, то никогда. Вообще-то в периоды ремиссии он осознавал, что превратился в алкоголика и «надо бы завязать», но чуть ли не подсознательно считал, что все это чепуха, и если захочет, то «завяжет» легко. И действительно, некоторое время не пил, но потом срывался, и все начиналось заново: запой, лечение, покаяние... Здесь же, перед изображением сурового старца, вслушиваясь в размеренную речь батюшки о грехах и страстях человеческих, Алик вдруг осознал, насколько никчемна была его жизнь, сколько горя он причинил и матери, и первой жене, а сейчас причиняет Натке, единственной женщине, ради которой стоит жить. А потом были дни, наполненные тяжелым физическим трудом (Алик работал на восстановлении храма). Были размышления о смысле жизни вообще и его собственной жизни конкретно – дом не построил, сына не вырастил, деревья в школьном возрасте сажал, но где они, те деревья? Были редкие беседы с отцом Никодимом, который не читал нравоучений, не контролировал строго поведение жителей общины – лишь в самой первой беседе он говорил о том, что каждый человек делает выбор самостоятельно, с божьей помощью он способен противостоять искушениям, важно лишь захотеть.

В процессе общения с товарищами по несчастью, у каждого из которых была своя судьба, своя трагедия, свой путь к трезвой жизни, Алик постепенно понимал, насколько глубоко затянул его порок. Перов особенно запомнил его рассказ о том, как однажды рано утром Мыльников вышел на крыльцо общинного дома и увидел рассвет. Солнце еще скрывалось за горизонтом, но первые его лучи уже осветили восток, окрасили облака в нежный розовый цвет. На западе же царила ночь, и над вершинами сосен расположенного неподалеку бора ярко светила звезда. Наверное, Венера, предположил Мыльников. И подумал о Натке, ощутил, насколько соскучился по дорогой для него женщине. Он прожил здесь без нее уже три месяца. И так захотелось быть рядом с ней, его путеводной звездой, что-то делать ради нее. В тот же день он вернулся в Тарасов. Отец Никодим, провожая Мыльникова, дал ему с собой большой пакет с травами. А молитву святому мученику Вонифацию он уже выучил сам.