Читать книгу "Змея - Луиджи Малерба"

По совести говоря, я не был уверен, что та девушка была действительно Мириам, но уж поскольку разговор принял такой оборот, мне не оставалось ничего другого, как настаивать на своем, и я настаивал. И все-таки та девушка, которая заперлась в кабине Курзала вместе с мохнатым парнем, была именно ты, я же прекрасно помню. Если ты так уверен, говорила Мириам, то и спорить бесполезно. Что тебе еще хотелось бы узнать?

Мне только этого и надо было: я хочу знать, чем вы занимались в тот день, те двадцать минут, в той кабине. Да ведь это же была не я, говорила Мириам, Но мне стоит завестись! Я становлюсь неумолимым, что твоя святая инквизиция (она тоже была неумолимой). Давай для начала признаем, что мужчина и женщина, голые, не запираются в пляжной кабине на целых двадцать минут, чтобы смотреть друг другу в глаза, давай признаем, говорил я. Но ведь я понятия не имею об этой истории, говорила она, если тебе так важно, я могу взять все на себя, но это будет ложь. Я согласен и на ложь, лишь бы ты мне рассказала, чем вы занимались в той кабине Курзала, в тот день, с тем волосатым парнем. Должен же я знать, наставляла ты мне рога или нет. Ну, если это называется наставлять рога, сказала Мириам, тогда считай, что наставляла. Выходит, это все-таки была ты в тот день и в той кабине? Да, сказала Мириам, это действительно была я с тем волосатым парнем. Значит, ты мне наставила рога, сказал я.

Я остановил машину на перекрестке, в том месте, где одна улица сворачивает к Фьюмичино, а другая — к международному аэропорту «Фьюмичино», и сказал Мириам, чтобы она сама решила, куда мы поедем. Но если бы она ответила: давай сначала съездим в Фьюмичино, а потом на пляж, я бы не согласился, потому что терпеть не могу песок и не умею плавать. Вы уже знаете, что я не создан для воды. Мириам минуту подумала, потом сказала: поедем смотреть самолеты. Так-то оно лучше, я просто благоговею перед самолетами. И вообще, там мне будет легче забыть всю эту историю с Курзалом, происшедшую три года тому назад, подумал я.

На террасе аэропорта всегда полно народу, по-моему, все только и ждут, когда какой-нибудь самолет в один прекрасный момент рухнет или взорвется в воздухе, никто в подобных мыслях, конечно, не признается, но это так. А я до глубины души восхищаюсь самолетами. С террасы аэропорта было видно, как с разрывающим горячий предвечерний воздух ревом взлетают «каравеллы» и «кометы», такие сверкающие, с удлиненными мордами, больше похожие на рыб, чем на птиц. Я объяснил Мириам, как работает реактивный двигатель. Мириам думала, что струя газа ударяет в воздух, а я пояснил, что она ударяет в самолет. Чтобы было понятнее, я привел в пример пулемет, поставленный на рельсы: пулемет, стреляя, откатывается назад не потому, что воздух оказывает сопротивление пулям, нет, пули пролетают через него с огромной быстротой, просто он оказывает давление на казенную часть. Потому и у реактивных самолетов скорость тем выше, чем меньше воздуха, чем он сильнее разрежен, а ракеты достигают наибольшей скорости там, где воздуха и вовсе нет, то есть в безвоздушном пространстве между Землей и Луной, между Землей и звездами Вселенной. Мириам была в восторге от моих пояснений и попросила объяснить ей еще что-нибудь. Я сказал, что людям есть чему поучиться у самолетов, но этого она уже не смогла понять.

Поршневой мотор, заметил я, рассказывая Мириам о двигателях, — уже вчерашний день, чем больше его усовершенствовали, тем больше усложняли, тогда как реактивный самолет много проще, потому что ракетные двигатели еще только осваиваются, но потом и они очень усложнятся и понадобится изобрести что-нибудь другое. Мириам хотела слушать еще и еще. Я объяснил ей, что керосин — это не что иное, как нефть, и не такой уж он особенный, как может показаться по названию. Я сказал, что в реактивном двигателе нет сцепления и что от изобретенного Леонардо принципа сцепления уже отказались, хотя Леонардо безусловно гений. А моторы внутреннего сгорания основаны еще на принципе сцепления.

Вокруг нас на террасе была уйма народу, и мне не хотелось пускаться в сравнения, глядя, как самолеты один за другим взмывают в небо. Но если бы я все же занялся этим, сравнения были бы не в пользу публики, да и нас с Мириам тоже, со всеми этими нашими рассуждениями и спорами, которые, к счастью, вроде бы кончились. Хотя мне только показалось, что кончились. Мириам первая вновь завела разговор прямо там, на террасе аэропорта «Фьюмичино», под рев самолетов. Я сказал ей: ради Бога, давай больше не будем вспоминать об этой истории, ведь то, что мне надо было узнать, я уже узнал. Аминь. Но ты все-таки учти, что я никогда не запиралась в кабине Курзала с тем волосатым парнем, сказала Мириам. Она, видите ли, отпиралась ото всего, сказанного раньше. Но я в таких делах неумолим и начал все сначала. По пути в Рим в машине мы все время только и делали что говорили о том волосатом типе, который три года назад у меня на глазах заперся вместе с ней в кабине Курзала. И снова выплеснули друг на друга все, что уже было сказано. Когда мы доехали до больницы Форланини, Мириам все-таки призналась, что девушкой, которая вошла тогда в кабину, была действительно она. Теперь ты понимаешь, что сделала меня рогоносцем? спросил я. Да, сказала Мириам.

Мы уже выехали на бульвар Трастевере, и тут Мириам попросила, чтобы я высадил ее на трамвайной остановке. Хочу поехать на трамвае, я устала от машины и от всех этих самолетов, сказала она. И ни за что не соглашалась, чтобы я отвез ее домой. Обиделась, что ли? Не знаю.

Перед своим магазином я увидел собаку старухи-соседки с третьего этажа. Собака обнюхивала витрину, и я дал ей пинка. Но тут явилась привратница и стала защищать эту тварь, мол, надо думать, что делаешь, и не бить собак ногами.

— Ах, вот как? — сказал я.

— Не забывайте, что и собаки — твари…

Меня как молнией ударило. Чьи, чьи твари? Я побежал следом за привратницей во двор.

— Так чьи они, по-вашему, твари? — допытывался я.

— Сами прекрасно знаете чьи, — сказала она. Привратница не пожелала удовлетворить мое любопытство и ответить на заданный вопрос, но я не отставал:

— Так чьи же твари, ответьте мне, пожалуйста, чьи?

Но добиться, чтобы она назвала Его, я так и не смог. Наша привратница — женщина очень упрямая и подозрительная.

— Возможно, я поступил неправильно, дав пинка собаке синьоры с третьего этажа. Допускаю. Но вы сказали, что я не должен был этого делать, потому… потому что собаки— твари… Чьи же они, интересно, твари?

— Нельзя пинать собак, вот и все, — сказала привратница.

— Но почему?

Женщина внимательно посмотрела мне в лицо и захлопнула дверь у меня перед косом.

Просто удивительно, как некоторые люди стараются не поминать Его всуе. Не знаю, из предрассудка, из страха или из особого уважения. Многие сразу же переводят разговор на другое, лишь бы не назвать Его. Привратница захлопнула дверь у меня перед носом. Я вернулся за прилавок своего магазина. Поскольку дни становились короче, было уже почти темно.

Придерживаясь очень строгой методологии, можно выявить нашего скрытого Врага. Каждый, наверное, задавался вопросом, кто он, что делает, какая у него внешность, есть ли она у него вообще. Если, конечно, существует он сам. Молено с уверенностью утверждать, что Враг существует и не дремлет. Распознать его проще всего с помощью электрического фонарика, но ваша задача значительно упрощается, если у вас есть счетчик Гейгера. Враг почти всегда радиоактивен. Учтите, он может разгуливать по улице в обличье полицейского агента, сидеть за столом в ресторанчике, пристроиться в уголке центрального почтамта или железнодорожного вокзала. У нашего скрытого Врага какая-то особая тяга к железным дорогам. Вообще, Враг не любит форму, но я слышал от одного человека, что он распознал Врага, облачившегося в форму начальника станции в маленьком городке Павона (область Лацио). А однажды Враг, говорят, записался даже в движение хранительниц домашнего очага и, переодевшись миссионеркой, отправился по белу свету вербовать себе сторонников и обратил-таки больше ста тысяч человек. Скрытого Врага распознать трудно, тут нужны специальные средства, но главное — чутье. А распознав, поймать его уже проще простого: он ловится на английскую булавку или рыболовный крючок.