Читать книгу "Для молодых мужчин в теплое время года - Ирина Борисова"

...И в это утро, как и в другие дачные утра, они еще спят, я встаю, беру ведро, выхожу - все вокруг в дымке, у колодца застыли березки - опять, значит, будет жара. Я приношу воды, ставлю чайник, и через полчаса каша уже в кастрюльке, яйца в тарелке и поджарена зачерствевшая булка. Они проснулись, я зову вставать, отклика нет, я зову снова, наконец, иду, замахиваюсь полотенцем: сколько можно валяться, сейчас кто-то получит! Толька вскидывается, так что стонут пружины, дурашливо приговаривая: - Ой, встаю, только не бей! - Федька, конечно, повторяет за ним, скачет козлом: Не бей, мама, мы не виноваты!

Толька на удивленье быстро появляется с уже одетым Павликом, я гоню их умываться на улицу, они плещутся под жестяной звон умывальника, и через десять минут мы чинно сидим за столом, окна веранды открыты, колышутся разрисованные синими цветами шторы, под окном одуряюще пахнут флоксы, вокруг тишина, простой день, пятница.

Шум мотора по нашей линии мы слышим еще от канала. Я высовываюсь в окно, вижу - подъехала синяя "Волга", смотрю на Тольку, говорю: - Привезли Кристину. - Толька высовывается тоже, цедит: явились опять.

Мы выходим на дорогу, из машины первой высовывается Марина. Она совсем не изменилась, разве другая стрижка, и губы накрашены еще ярче, огромные клипсы в ушах. За ней из машины выныривает девочка в джинсовой юбочке, с серьезным лицом.

Толя уже жмет руку поджарому человеку с длинноватыми, по битловской еще моде волосами, в джинсах. Это Тузов.

- Надь, возьмешь Кристинку до среды? - поздоровавшись, спрашивает Марина. - Для бабушки - мы у тебя, а, вообще, едем с Андрюшей в Ригу, - она протягивает мне сумку с Кристининой одеждой. Эта сумка здесь бывает часто, я знаю, какие там трусики и рубашки, я чинила синие колготки, Толька клеил подметку на сапоге.

- Хорошо, - говорю я.

Тузов, оттряся рукой, поворачивается ко мне и с преувеличенной, чтобы принимали ее всерьез, почтительностью, здоровается. Я обозначаю кивок.

Марина говорит про рижский магазин "Аста", спрашивает, что привезти, я говорю: ничего не надо. Тузов открывает багажник, капот, водит за собой Тольку, они склоняются над машинными внутренностями. Толя, ходя за Тузовым и кивая, напоминает большую умную собаку, старающуюся врубиться в науку, которую ей преподают. Тузов сыпет цифрами: сто долларов... шестьсот километров... шесть рублей..., - жестикулирует, как на собраниях, когда, бывало, говорил, что отдел должен занять в соцсоревновании первое классное место. Тузов закрывает багажник, капот, делает общий прощальный жест, садится за руль. - Ну, бывай, - говорит Марина, машет Тольке, целует дочку, обещает: - Привезу тебе куклу, слушайся тут, - усаживается тоже. Из машины она шлет воздушный поцелуй.

Я смотрю на Кристинку, беру ее за руку. Ручка мягкая, большие пальцы загибаются, как у Саши. В садик ее не отдают, Кристину растит бабушка, Сашина мама. Намыливаясь куда-нибудь с Тузовым, Марина всегда говорит бывшей свекрови, что едет с Кристиной гостить к нам на дачу. Кристина уезжает хмурая, с наморщенным лбом, боится проговориться.

Девочка озабоченно смотрит на дорогу, потом переводит светло-серые, большие Маринины глаза на меня:

- Тетя Надя, тебя обидели? - спрашивает она, внимательно глядя.

- Почему ты решила, Кристина?

- Ты грустная, - уверенно говорит она, и я целую ее, отвечаю: нет, тебе показалось, целую еще раз, беру на руки, несу домой. Толька идет следом.

Мы заходим, Кристина здоровается с ребятами, стесняясь, слезает с моих рук, задерживается у двери. К ней подбегает Павлик, тянет новую собаку, хвастается: гагага. Федька снисходительно смотрит на малышню, внушает Павлику: какая еще тебе гага, скажи: со-ба-ка. Я переодеваю, кормлю Кристину, и вскоре все они выкатываются во двор. Федька седлает велосипед и исчезает, Кристина с Павликом усаживаются у песочной кучи.

Мы с Толей сидим еще за чаем, смотрим на ребят. Я вспоминаю, как Марина пошла к Тузову говорить о пенсии на дочку - пенсия получалась маленькая Тузов подписал бумагу, что погиб Саша не на работе, уход его был самовольный. Все возмущались низостью, Марина решилась и пошла, а через пару месяцев возмущаться перестала, и разговоры о пенсии потихоньку заглохли.

- Он хорош был еще в институте, - отвечая словно моим мыслям, говорит Толя, - учились у нас болгары, Андрюха с Сашкой решили пошутить - на военной подготовке тоска - послали полковнику рисуночек: домик, солнышко, человечек, написали: се есм солнце, что-то там еще... Полковник вертел, вертел, дурной был, озлился: кто вам передал? А вам? А вам? - добрался до Андрюхи. Тот спокойно показывает на Сашку. - А вам? - Сашка встает: я писал. Ничего ему не было, конечно...

Толька недолго молчит, закуривает.

- А вот когда конспектом он раз Сашкиным пользовался на экзамене и забыл его потом в парте, физичка нашла, велела Сашке пересдавать, стыдила. Андрюха рядом стоял, смеялся, Сашка, знаешь, когда волновался, красный делался, смешной.

Я не смотрю на Толю, он тоже не смотрит на меня, знает, надо немножко подождать. Мы редко говорим о Саше, а если говорим, потом замолкаем надолго, расходимся, занимаемся каждый своим делом.

В этот раз я не ухожу. Я смотрю на Павлика с Кристинкой, думаю, что Кристина должна была родиться у меня, и я воспитала бы ее иначе, от нее пошла бы цепочка немножко других людей. Но потом мне приходит в голову, что и Павлик тогда должен бы родиться у Марины, и тоже была бы другая цепочка, и в конце концов, все бы уравновесилось.

- Он перевел свою "Волгу" на газ, - говорит Толя. - Шестьсот километров на заряд. Шесть рублей, можно сказать, даром ездит...

И я уже знаю, куда теперь пойдет разговор.

- Хорошо сейчас отпуск, - действительно, поворачивает мысль Толя. - А кончится, как возить продукты, лишний раз в город не съездишь, уж не говорю - со всеми вещами выезжать...

Я молчу, все это я знаю. К нашей даче, добираться на которую надо на электричке, теплоходе и автобусе, нужна хоть какая-нибудь машина. Я знаю, Толька мечтает об автомобиле, права у него еще со школы, на объекте он самозабвенно разъезжает между домами на "Урале", если только есть случай что-то куда-то перевезти.

- Ну, буду вот так сидеть, - говорит Толя, - все равно ведь они поедут, что изменится-то, будет у нас машиной меньше.

Я молчу, знаю, через полгода - новая экспедиция, Тузов зовет Тольку, теперь нет препятствий, Толька примерный семьянин, он хороший системщик.

- У нас есть пятьсот рублей, - говорю я, - за год скопим еще тысячу, к лету можно будет купить старый "Запорожец".

- За полторы-то? - хохочет Толька. - Что ты купишь, ржавое корыто? И как это, интересно, с алиментами моими ты накопишь?

Мы недолго спорим, потом замолкаем, сидим.

- Так, может, я соглашусь? - в который раз спрашивает Толька после паузы.

- Не езди... - в который раз прошу его я, и он в сердцах плюет за окошко, встает, толкает дверь - гремят в коридоре ведра - выходит на улицу и сходу берется за распилку сваленной вчера сухой березы.