Читать книгу "Вожделение бездны - Елена Черникова"

- Вы туда надолго? - догадавшись, спросила водительница. - Меня зовут Аня. Возьмите визитку. Если понадоблюсь, позвоните, я всё равно по городу кручусь. Может, нам и обратно по дороге.

Оставшись на тротуаре в полном и звенящем одиночестве, Кутузов с отчаянным взрывом чувства вспомнил о своей беде, но теперь что-то смягчало ход ржавого надфиля по сердцу. Конечно, девушка, но и ещё что-то. Конечно, её необычные, неожиданные речи, - но и ещё что-то. Конечно, не следует придавать значения случайностям.

Глава 11

Не солнце, всех не обогреешь. Со всякого по крохе - голодному пироги. Хоть нескладно, да больно жалостно. От этих болестей нет мазей. Алмаз алмазом режется, вор вором губится

Главный редактор сказал мне, что группа слушателей радио написала на меня хозяину. Основа трепетно здоровая - улучшение работы любимой радиостанции. Требования пока самые простые, очевидные: обратить внимание на мою подрывную деятельность, особенно в последние полгода.

В нашем коллективе всегда готовы к осенне-весенним обострениям у группы бдительных граждан, готовых покарать. Страна, пережившая кухаркино счастье, впитавшая лексику бдительности, одёргивания и проработок, не могла ж она сразу выздороветь. Кадры-то живы, хотят решать. Мы всей редакцией читаем это межсезоньё по кругу, подмечая особо тонкие мысли, находки, пожелания. Например, открыли определение "обокуджавевшая". Это ругательство.

На сей раз - март уже в зените, пора! - прислали, как всегда, но за одним царапающим исключением: донос был подписан группой "представителей православной

общественности". Меня уличали в двуличии: днём на "Патриоте", а по ночам-де веду неприличные шоу в эротических клубах. Хуже того, подрабатываю в жёлтой прессе, пописывая крайне безнравственные рассказики.

Мы посмотрели друг на друга - главный и я. Семь лет назад мы вместе с грохотом прошли через увольнение с другой радиостанции, "Совесть", за несоответствие

коммунистическим идеалам и выраженную религиозность. Пикантность прошлого сюжета была в том, что не соответствовали мы в 1999 году, когда коммунистические парадигмы давно уж перешли в частные руки, офакультативились наряду со множеством иных парадигм, идеологий, программ и движений. Некое красное лицо внезапно купило "Совесть", объявило себя самым чистым коммунистом и в конце

концов, представив пачку писем от "представителей слушательской общественности", выселило нас без выходного пособия за ворота.

Сказано Пушкиным: шли годы. На некоммунистическом радио "Патриот", под владычеством абсолютно другого спонсора, приглашённого на власть за его

богобоязненное поведение, мы вновь попадаем на те же поразительные гвозди. Чуден и Днепр, и Москва, и вообще человек. Приняв решение не морочиться по этому вопросу, мы пошли чай пить.

Душа ныла: стиль доносов от новых "представителей" полностью совпадал со стилем старых, прокоммунистических. Мне захотелось уволиться немедленно, но главный сказал, чтобы я не сходила с ума и занялась чем-нибудь полезным. Чудесный он человек. Знает, что будет, но чаю завсегда выпьет.

Смотрю в окно: новостройки. Серые крыши мокро сияют сталью. Эти дома простоят десятилетия, обретут и утратят сотни жильцов, и наступит утро, когда у меня не

будет возможности посмотреть на влажные от весеннего дождя крыши: "представители православной общественности" хотят моего исчезновения. Интересно, как они это себе представляют? Я, с протянутой рукой, христарадничаю на паперти и каюсь перед прохожими, что работала на радио? На груди картонка со справками, что не

вела ночных шоу, не писала в жёлтую прессу. Или "представители" видят меня сразу и непосредственно в могиле? А дочь в приюте. Безутешного вдовца сами будут утешать? По очереди?

Мне вправду интересно: как устроена фантазия у писателя доноса? Он предвидит

повороты сюжета, запускаемого им по инстанции? Он заморачивается глупостями типа развитие, композиция, кульминация? А может, ему просто нравится медленно, степенно выкладывать буквы на бумагу? Пазлы собирает? Не в те обидно забытые

школьные вирши его, безусловно, писанные и никогда никому не нужные, а в символы власти, таинственно связанные с недосягаемым и неприятно живым человеком.

Он, видимо, шевелит сухими от страсти губами, проговаривая имя жертвы, а рука

передвигает знаки, подёргивая за невидимую нитку, длинную-длинную, - а кукловода и не видно… Спрятался! Замолаживает?

Как славно Магиандр написал про упёртых: укроют в песочнице жука, накроют ведёрком - и вроде нет никакого жука. Маленький, а умненький. Удалось ему справиться со своими ненормальными родителями? Папу я, к счастью, никогда не видела, а вот с мамой у них точно проблема. Живёт с уродом, как она выразилась, и смертельно боится, что урод узнает, что она считает его уродом. Голубушка, да полсвета живёт именно так! И никто не бегает за журналистами - выступите по радио с объявлением: "Уродство - личное дело каждого. Все живущие с уродом, подлинным или мнимым, имеют полное право жить и впредь. Передайте привет вашим

уродам: они тоже имеют право на существование. Администрация". Неужели она этого хотела от меня? До чего я докатилась в глазах общественности!

Тут и пронзила меня догадка: может, общественность, написавшая петицию владельцу радио, не такая уж и анонимная? Может, я и знаю кое-кого из представителей?..

Глава 12

В окно всего света не оглянешь. С собакой ляжешь - с блохами встанешь. Сбирайтесь, бесы, сатана-то здеся! Милее всего, кто любит кого

Магиандр погладил мать по волосам. Она была безжизненна, хотя кофе пила, губами шелестела, будто молилась.

- Он ударил тебя? - сурово спросил сын.

- Книга упала мне на голову, - убитым голосом прошептала мать.

- Прямо на голову, из запертого шкафа? Взмахнула крыльями, потеряв по дороге титульную доску, прилетела утром на кухню - шлёп! И лицо твоё распухло. А профессор вопит.

- Примерно так, - прошептала мать.

- А куда ключ подевался?

- Не знаю. Только предположение, страшное…

- Ещё что-то страшное? У нас тут пещера неожиданностей?

- Я случайно взяла его с собой, когда ходила к ней… В редакцию. Может, обронила там.

- А взяла-то зачем? Я уж не спрашиваю, зачем ходила в редакцию. Это я просекаю.

- Случайно взяла.

- Мам, а мам. У нас в храме батюшка прихожанам до мозолей на языке объясняет, что случайностей не бывает. Я не хочу мозолей. И вообще ты моя мать, я почитаю тебя, как положено, уважаю. А теперь скажи правду: смогла? Уговорила?

- Нет. Она боится коллектива. У них там действительно… мрачно. За нами всё

время какой-то хлыщ подглядывал из-за угла и не очень-то прятался. Думаю, письмо твоё не одна она читала.