Читать книгу "Семья - Лесли Уоллер"

Высокий молодой человек с блестящими темными волосами вышел из-за угла Шестой авеню и направился по Девятой улице, откуда приехал Гарри. Гарри нахмурился. Знакомое, очень знакомое лицо. Если бы он не был выбит из седла утренними неприятностями, он вспомнил бы имя этого парня.

Зажегся зеленый свет. Гарри прищурился, глядя на молодого человека и пытаясь вспомнить, где он его видел. Он повернулся всем своим грузным телом, чтобы следить за тем, как парень направился к тому же особняку, куда до этого вошла блондинка.

Позади Гарри раздались гудки автомашин. Выругавшись вполголоса, Гарри выжал педаль акселератора, и «тандерберд» рывком пересек Шестую авеню. Он повернул машину на запад, по Кристофер-стрит, по направлению к офису на Бликер-стрит, где его ждал Винни Биг.

Он так и не вспомнил, кто был тот молодой человек. Это злило его.

Глава двенадцатая

Палмер высадил Эдис и Джерри около дома, а сам припарковался неподалеку. Он попросил служащего из гаража помочь ему донести цветочные горшки. Повернув за угол, они пошли с растениями по улице по направлению к Парк-авеню. На полпути Палмер остановился перед зданием, на месте которого раньше стояло два богатых особняка. Они были «выпотрошены» и перестроены, с фасада возвели экран из перфорированного бетона, в четыре этажа, за ним — стена здания с огромными окнами, закрытыми занавесями от солнца и любопытных взглядов прохожих.

— Вы здесь живете? — спросил служащий гаража. В его голосе звучал невысказанный вопрос, что-то вроде: «В таких чудных хоромах?»

— Здесь, — проворчал Палмер.

Он спустился по трем ступенькам, которые вели с мостовой вниз к перекидному мостику, увитому плющом; они оказались у главного входа, который был расположен на уровне цоколя бывших особняков.

— И вам здесь нравится? — спросил служащий гаража. И снова та же типичная для ньюйоркцев интонация как бы добавила к его фразе невысказанный вслух вопрос: «Как вообще может здесь нравиться?»

— Очень, — сказал Палмер, опуская на землю горшок с цветком и шаря в кармане в поисках ключей.

— На каком этаже вы живете?

— На всех.

На лице служащего появилось такое выражение, будто его поймали с поличным, когда он таскал печенье из коробки: его брови поднялись, глаза вышли из орбит, уголки рта опустились. Палмер весело ухмыльнулся — лицо этого человека напомнило ему знаменитую фотографию, на которой был изображен Эйзенхауэр, заснятый в тот момент, когда ему сообщили, что Трумэн только что уволил Макартура.[20]

— Это ваш собственный дом? — полюбопытствовал человек.

— Да.

— У вас куча денег?

— Я просто обеспеченный человек, — ответил Палмер по-нью-йоркски, — обеспеченный.

Служащий несколько раз открыл и закрыл рот. Он никак не мог сформулировать свой следующий вопрос. Наконец он произнес:

— Так что ж ты, приятель, ездишь на арендованной машине, если ты такой обеспеченный?

Палмер забрал у него горшок с цветком.

— Так удобнее, — объяснил он. Он достал долларовую банкноту и протянул ее.

— Спасибо, — парню, видно, не хотелось уходить, — хотите, я помогу вам внести их в дом?

— Я справлюсь, — заверил его Палмер.

— Ладно.

Парень поднялся по трем ступенькам на улицу. Ему все еще ужасно не хотелось уходить.

— А эти дырки в стене, — сказал он, указывая на отверстия в бетонном экране, который защищал здание, — это вы сами придумали? Я хочу сказать, так было с самого начала?

Палмер осмотрел отверстия. Это были промежутки в швах бетонных блоков, из которых был сделан экран. Каменщики расположили их так, что образовалось два вида отверстий: один в виде бубнового туза с вогнутыми сторонами, а другой ромбовидный, который был тоже тузом, но повернутым на сорок пять градусов и поставленным набок. Эти отверстия были беспорядочно разбросаны по экрану.

— Это жена придумала, — наконец ответил Палмер.

Лицо парня, на котором застыло сомнение, мгновенно просветлело.

— Ах, жена! — обрадовался он. — Что ж вы раньше-то не сказали об этом, приятель?

Он повернулся и исчез, напевая себе под нос мотивчик из телевизионной рекламы о сигаретах с ментолом.

Палмер включил систему внутренней связи, панель которой была расположена на стене вестибюля, и попросил:

— Вуди, спустись, пожалуйста, к главному входу, помоги мне.

Спустя минуту он ощутил, как пол под ним стал слегка сотрясаться от ритмичных толчков, что напоминало вибрацию, которую производили поезда метро, бегущие под землей, или экскаватор, работающий на открытой площадке по соседству. Потом появился Вуди.

— Тебя к телефону, — сказал он. — Я уберу цветы.

Палмер поднялся по широкой дубовой лестнице, которая вела из вестибюля на второй этаж, потом преодолел еще один лестничный марш и вошел в комнату в задней части дома, где Эдис устроила его офис.

В последние шесть месяцев, в течение которых Палмер старался не приносить работу домой, он нашел другое применение своему офису. Он попросил перенести с прямой спинкой рабочее кресло в комнату Вуди. Вместо него Палмер поставил предательски удобное кресло для отдыха, которое выглядело как обычное кресло с подлокотниками и было обито черным шевро. Его секрет заключался в том, что, как только Палмер откидывался, у него под икрами появлялась подставка, и в то же мгновение он оказывался почти распростертым на кресле. И тут же засыпал. В конечном счете, это было его лучшим капиталовложением, при условии, что остаток жизни он проведет, спокойно скользя вниз.

Усевшись в это кресло, Палмер поднял трубку и нажал светящуюся кнопку.

— Палмер у телефона.

— Прошу прощения, что беспокою вас, мистер Палмер.

Палмер слушал тонкий, надменный, нервный голос. Он стал гадать, кто это может быть. Кто-то из банка? Да.

— Элстон, это вы?

В голосе зазвучало неприкрытое удовольствие.

— Да, сэр.

— Что случилось, Билл?

Палмер слушал крайне возбужденного Элстона в течение нескольких минут. Он был помощником секретаря или что-то в этом роде. Довольно молодой человек, тридцати с чем-то лет, а голос ломается, как у согбенной старушки, думал Палмер. Более того, он заметил, что Элстон и своим умственным кругозором напоминал старушку. К тому же он никак не мог перейти к главному.

— Ну же, — перебил Палмер. — Поскорее, Билл.

— Они повысили ее на двадцать процентов.