Читать книгу "Наваждение - Барбара Гауди"

Ее собственная копна волос завивалась блестящими красновато-коричневыми спиралями, чем-то напоминавшими стружки красного дерева. На ней была блузка в красно-желтую полоску, а на запястьях позвякивала масса тонких золотых браслетов. Если бы она молчала, Силия с уверенностью могла бы сказать, что дама приехала с одного из островов в Карибском море — большинство живших здесь чернокожих старшего возраста были выходцами оттуда, — но выговор у нее явно американский: так говорят жители Нью-Йорка или Нью-Джерси. По тому вниманию, с которым Рэчел, склонив голову, слушала соседку, Силия пришла к выводу, что ее дочь тоже поняла, что женщина — американка. «О, господи, — подумала Силия, — сейчас Рэчел спросит ее, не из Нью-Йорка ли она и не встречался ли ей там черный архитектор, которого зовут Роберт Смит…»

Рэчел так и сделала, хоть и не настолько прямолинейно.

— Вы из Америки? — издалека стала подкатываться к ней Рэчел.

Женщина рассмеялась:

— А что, это настолько заметно?

— Нет, не заметно, — ответила Рэчел.

— Да, я действительно оттуда приехала. — Теперь ее сияющая улыбка была обращена к Силии. — Моей дочери здесь сделали операцию — замещение тазобедренного сустава. Вот я и собралась помочь ей с детьми. — Она кивнула в сторону конторки у двери, где ребенок лет десяти тряс тряпичной куклой над малышом, сидевшим в коляске. — Вот они, около вазочки с мятными леденцами.

Рэчел, будто повинуясь чувству долга, обернулась и бросила взгляд на детей. После этого она продолжила допрашивать соседку:

— А вы случайно не в Нью-Йорке живете?

— Как ты догадалась?

Рэчел сжала подлокотники. Поскольку унять дочь не было никакой возможности, Силия решила прийти ей на помощь.

— В Нью-Йорке живет ее отец, — пояснила она и вдруг почувствовала, как краска стыда заливает лицо, будто женщина могла знать об истинном положении вещей. — По крайней мере, мы думаем, что он там живет…

— Нет, он там живет, — возразила Рэчел.

— Будь по-твоему, — согласилась Силия.

— Он точно там живет. Ты просто не знаешь.

Отголоски их беседы, казалось, зависли в воздухе салона над головами педикюрш.

— Если ты хоть раз побывал в Нью-Йорке, значит, стал ньюйоркцем. — Негритянка нашла гениальный выход из щекотливой ситуации.

Мужчине в тюрбане сделали педикюр — его длинные ногти теперь были покрыты бесцветным лаком. Педикюрша натянула ему на ноги резиновые сандалии и проводила к сушильному столику, стоявшему недалеко от входа.

— Дело в том, — сказала Рэчел, — что он обо мне ничего не знает. — Тем самым она хотела пояснить, почему ее отец живет в Нью-Йорке.

— Понятно, — ответила женщина, подтверждая, что мысль девочки ей ясна.

— Он черный, — заявила Рэчел.

Женщина сделала вид, что удивилась:

— Да ну?

— Его зовут Роберт Смит. Он архитектор.

— Надо же — архитектор!

— Да.

— Ну что ж, — кивнула женщина, — это интересная работа. — Она бросила взгляд на ногти, покрытые лаком такого же цвета, как красные полоски на блузке.

Не сводя с нее глаз, Рэчел пожала плечами и сказала:

— Мне тоже так кажется.

После этого она чуть подалась вперед, чтобы рассмотреть пальцы на собственных ногах. Так ей легче было скрыть досаду от того, что негритянка ничего не знает о ее отце.

Силия подумала, что не стоит придавать этому большое значение. Однако ее всегда огорчала убежденность Рэчел в том, что она обязательно встретит какого-нибудь чернокожего из Нью-Йорка, который знает ее отца, — просто потому, что он негр. Силия не раз говорила ей, что на это есть один шанс на миллион (а точнее — на миллиард, если принять во внимание, что фамилия у него может быть совсем не Смит, жить он может вовсе не в Нью-Йорке, и к тому же бог его знает, чем он сейчас занимается). Конечно, встретить какого-нибудь негра из Нью-Йорка — дело нехитрое. Но почему, интересно, человек, который мог знать ее отца, обязательно должен быть негром? И почему Рэчел не допускает такую возможность, что спустя все эти годы он живет совсем в другом месте?

— У меня такое чувство. — Это единственный аргумент, который приводила в таких случаях Рэчел.

В интервалах между встречами с черными ньюйоркцами ее интерес к тому, где может находиться ее отец, был равен нулю. Она никогда не спрашивала о нем, а единственный раз, когда Силия сама задала вопрос, скучает ли она по папе, девочка ненадолго задумалась, а потом сказала:

— Откуда мне знать?

— У них, должно быть, леденцы кончились, — бросила негритянка, увидев, как старший ребенок катит в ее направлении коляску с младшим.

— Та тетя сказала, что мы можем к тебе пройти…

— Думаю, я уже почти закончила, — ответила ребенку женщина. — Привет, солнышко, — улыбнулась она малышу, хлопавшему в ладошки. — Скажи тете «привет». Вот этой. Видишь?

Ребенок перестал хлопать в ладоши и уставился на Силию большими кроткими глазами.

— Привет, малыш, — кивнула Силия ребенку. — Тебе нравится, как за тобой старшая сестричка присматривает?

— Старший братик, — поправила ее женщина.

— Ой, простите! — Силия слегка смутилась.

Старший ребенок — мальчик — внимательно рассматривал тряпичную куклу, которую вертел в руках. Женщина вдела ноги в сандалии и встала с кресла.

— Рада была с вами познакомиться, — задорно произнесла она.

— Да! — громко ответила ей Силия. — Мы тоже!

Как только семейство отошло на достаточное расстояние, Рэчел шепотом сказала матери:

— Я так себя неловко чувствовала!

— Я знаю, — ответила Силия.

Рэчел молча уставилась в телевизор. Силия взяла со столика журнал и стала его рассеянно листать. Она задумала этот поход в салон как своего рода подарок дочери, которой впервые в жизни профессионально делали педикюр, но теперь Рэчел, наверное, запомнит этот день потому, что мама не смогла отличить черного мальчика от девочки. Хотя дело здесь было вовсе не в цвете кожи, а в красных шортиках и маечке, круглой рожице и той заботе, с которой мальчик относился к малышу. Ее удивило, что Рэчел правильно определила пол ребенка. А может быть, она просто держала рот на замке, пока вопрос сам собой не прояснился. Вообще, в вопросах общения с людьми Рэчел была деликатна не по годам. Силия восприняла эту новость с удивлением и радостью.

— Прости меня, — сказала она.

Рэчел вздохнула.

Больше Силия ни о чем с ней не говорила до тех пор, пока они не надели сандалии. Только тогда она бросила дочери:

— Этот розовый цвет тебе очень идет.