Читать книгу "Девушки со скромными средствами - Мюриэл Спарк"

– Расскажи мне о Селине, – попросил Николас.

Темные волосы Джейн были заколоты на затылке. У нее было широкое лицо. Привлекательной в ней была только молодость и та бесконечная душевная неопытность, которой она в себе не сознавала. Сейчас она забыла, что в ее обязанности входит деморализовать Николаса как литератора, и, вопреки долгу, отнеслась к нему как к гению, которым он спустя неделю сам объявил себя в письме, подделанном ею по его просьбе от лица Чарлза Моргана[19]. Николас же решил доставить Джейн как можно больше удовольствия, только что не спать с ней, – у него было две цели: издать книгу и стать своим человеком в Клубе принцессы Тэкской вообще, а в частности сблизиться с Селиной.

– Расскажи мне еще о Селине.

Джейн ни тогда, ни позднее так и не поняла, что из первого посещения Клуба Николас вынес поэтический образ, который теперь дразнил его воображение и неотступно требовал от него новых подробностей, как сам Николас требовал их от Джейн. Она не знала, что его томят скука и недовольство устройством общества. Клуб принцессы Тэкской не казался ей миниатюрной моделью идеального общества, скорее наоборот. Прекрасная бездумная бедность золотого века не имела ничего общего с жизнью в плену у счетчика, которая для любой здравомыслящей девушки была всего лишь вынужденным неудобством в ожидании лучших времен.

Стройно-звучные напевы

Раз услышал я во сне,

Абиссинской нежной девы[20], –

вспомнил Николас голос, донесшийся до гостиной Клуба с дуновением вечерней прохлады. Николас попросил:

– Расскажи мне о девушке, которая дает уроки декламации.

– О Джоанне? Вы непременно должны с ней познакомиться.

– Расскажи, как в Клубе занимают друг у друга наряды.

Джейн обдумывала, что можно выторговать в обмен на интересующую его информацию. Внизу без них шла вечеринка. Дощатый пол у нее под ногами и стены в пятнах не обещали остаться в памяти свидетелями счастливых событий. Джейн сказала:

– Надо бы нам поговорить о Вашей книге. У нас с Джорджем есть по ней вопросы.

Николас сидел развалясь на незастеленной кровати и рассеянно думал о том, что надо бы составить какой-то план обороны от Джорджа. Его банка из-под варенья была уже пуста. Он произнес:

– Расскажи мне еще о Селине. Чем она занимается кроме того, что работает секретаршей у гомика?

Джейн не знала, насколько уже опьянела, и не могла заставить себя подняться, чтобы это проверить.

– Приходите в воскресенье в Клуб обедать.

По воскресеньям обед для гостей был на два с половиной шиллинга дороже; Джейн считала, что могла бы попасть с Николасом на другие вечеринки, где в узком кругу собираются современные поэты, но она подозревала, что он хочет пригласить Селину, и так оно и было; Джейн подумала, что он, наверное, захочет спать с Селиной, и, поскольку та уже спала с двумя мужчинами, Джейн не предвидела тут препятствий. Ей стало грустно при мысли, что весь его интерес к Клубу и даже смысл их сидения в этой унылой комнате сводился к его желанию спать с Селиной. Она спросила:

– Какие куски вы считаете самыми важными?

– Какие куски?

– В вашей книге, – сказала она. – Я имею в виду «Святую субботу». Джордж ищет гения. Этот гений, наверное, вы.

– Там все важно.

У Николаса тут же созрел план: подделать письмо от какой-нибудь потрясающей знаменитости, где будет сказано, что его книга – гениальное произведение. Не то чтобы он сам в какой-то степени в это верил; он не привык тратить себя на размышления о таких расплывчатых вещах, как гениальность. Но он всегда сразу определял, какое слово может ему пригодиться, и, поняв, куда клонит Джейн, тут же составил свой план.

– Повтори еще раз эти удивительные Заповеди, которые произносит Селина.

– Полное самообладание, спокойствие и невозмутимость, как внешняя, так и внутренняя, сдержанность и еще раз сдержанность, независимо от общества, которое вас окружает. Элегантное платье, безупречный… О Боже, – сказала Джейн, – как я устала выковыривать мясной фарш из картофельной запеканки, копаться вилкой в тарелке, отделять куски мяса от картошки. Вы не представляете себе, что это значит, когда надо есть, чтобы не умереть с голоду, и в то же время избегать жиров и углеводов.

Николас с нежностью ее поцеловал. Он почувствовал, что, в конце концов, и в Джейн, возможно, есть что-то привлекательное: ведь скрытая привлекательность чаще всего обнаруживается в бесцветном создании, когда у него невольно вырываются жалобы на судьбу.

Джейн сказала:

– Мой мозг нуждается в питании.

Николас пообещал достать для нее пару нейлоновых чулок у своего сослуживца-американца. Голые ноги Джейн были покрыты темными волосами. Николас дал ей шесть талонов на одежду из своей талонной книжки. Он предложил ей яйцо из пайка, который он получит на следующей неделе. Джейн сказала:

– Ваш мозг тоже нуждается в питании.

– Я завтракаю в американской столовой, – отвечал Николас. – Там дают яйца и апельсиновый сок.

Джейн согласилась принять яйцо. По норме полагалось одно яйцо на человека в неделю – начинался самый трудный период нормирования продуктов: теперь нужно было снабжать освобожденные страны. В комнате у Николаса была газовая горелка, на которой он готовил себе ужин, когда бывал дома и вспоминал о еде.

– Могу отдать тебе весь мой чай – я пью кофе. Мне его дают американцы, – сказал он.

Джейн ответила, что чай – это очень кстати. Чаю выдавали две унции в одну неделю и три – в другую, попеременно. Чай мог пригодиться для обмена. Джейн почувствовала, что в случае с Николасом ей придется принять сторону автора и как-нибудь провести Джорджа. Николас был настоящий художник, тонкая натура. А Джордж – всего-навсего издатель. Не мешало бы просветить Николаса насчет того, что придирки Джорджа к рукописи – это тактический прием.

– Пойдем вниз, – сказал Николас.

Дверь открылась, на пороге стоял Руди Битеш и смотрел на них. Руди всегда был трезвым.

– Руди! – воскликнула Джейн с необычайной радостью. Ей приятно было показать, что у нее здесь тоже есть знакомые. Значит, она тоже принадлежит к этому кругу.

– Так-так, – произнес Руди. – Как твои дела сейчас, Ник, кстати сказать?

Николас ответил, что временно обслуживает американцев.

Руди рассмеялся, как старый циник, и сказал, что сам тоже мог бы работать на американцев, если бы хотел сбыть свой товар.