Читать книгу "Палач - Эдуард Лимонов"

Вначале Жюльет позаботилась о латиноамериканцах. Номер стола, очевидно, символизировал важность, которую Жюльет придавала своим гостям. Оскару было наплевать, за какой стол его посадят, ему нужно было сесть рядом с Женевьев де Брео. Номера столов, жирно напечатанные на картонках, стояли на каждом столе, прислоненные к вазам с цветами.

Наконец дошла очередь и до Оскара. Жюльет схватила его крепкой рукой продюсера за локоть и потащила к столу номер пять, где уже сидело несколько гостей, и втиснула Оскара между довольно молодым еще мужчиной с очень простым лицом, волосы его распадались посередине на самообразовавшийся пробор, и Женевьев де Брео, от которой на Оскара приветственно пахнуло редкими духами.

7

Через четверть часа Оскару уже было ясно, что Женевьев де Брео алкоголик. Разглядывая ее лицо, Оскар пришел к выводу, что ее морщины и некоторая одутловатость происходили не от возраста — Женевьев не могло быть более пятидесяти пяти лет, — но, безусловно, от алкоголя; выяснилось, что всем другим напиткам мадам предпочитает, красное вино, Женевьев поглотила в первые же четверть часа пребывания за столом все вино, предназначенное для услаждения желудков восьми человек, поместившихся вокруг стола номер пять, и, покончив с вином на столе, послала горничную за бутылью.

— Мне тоже, — протянул свой бокал Оскар после того, как Женевьев, вынув бутылку из рук горничной и налив себе, вопросительно-нерешительно взглянула на соседей.

Он решил напиться с Женевьев: это, возможно, наилучший способ завоевать ее доверие.

— За хозяйку дома! — сказал Оскар и легко прислонил свой бокал к бокалу Женевьев.

— За хозяйку! — улыбнулась мадам де Брео и впилась в свой бокал. Отпив половину, она спросила: — Вы что, русский?

— Нет, — сказал Оскар, — почему вы решили, что я русский?

— Акцент и манера тоста. — И, вглядевшись пристальней в лицо Оскара, повернувшись, к нему еще круче, добавила: — Да и внешне вы похожи на русского.

— Увы, — улыбнулся Оскар. — Я, может быть, и хотел бы быть русским в стране, где анекдоты, о поляках — фольклор, но увы… — И Оскар, насколько ему позволило ограниченное пространство, развел руками.

— Вы приятель Жюльет или Роджера? — опять обратилась к нему Женевьев, игнорируя Оскарову попытку сползти в заманчиво-шутливый легкий мир польских анекдотов.

— Разве можно быть приятелем Роджера? — улыбнулся Оскар.

Женевьев захохотала, а Оскар скромно занялся своим авокадо-салатом, и несколько минут за столом номер пять было совсем тихо, только шелестел льдинками в бокале скотча неизвестный, никем не представленный Оскару старый джентльмен да Джек Хиггинс что-то шептал актрисе Маргарет. Если Оскар не ошибался, ее фамилия была Холт. Малоизвестная актриса.

— Вина? — с надеждой в голосе спросила его Женевьев.

— Конечно! — Оскар пододвинул свой бокал ближе к Женевьев.

Они нашли общий язык. У них было общее дело. Отпив хороший глоток, Оскар украдкой взглянул на малоизвестную актрису Маргарет. На ней была легкая шляпка с красивыми разноцветными перышками, капризная улыбка блуждала по лицу, глаза ее были блудливыми глазами. Маргарет была чудо. Живое, неистасканное еще чудо не более двадцати пяти лет от роду. Маргарет была радость и удовольствие. Далее смотреть на нее было весело. Джек Хиггинс, наклонившись к ней, сообщал ей очередную грубоватую мужланскую шутку. Джек Хиггинс был мужлан с головы до ног, Маргарет же была существом декадентским, подпрыгивая от счастья бегущим по жизни. «Она так прекрасно устроена, эта Маргарет, что ей не скучно даже с мужланом Джеком, И ей было бы весело, очень весело со мной, а мне с ней, — подумал Оскар. — Но ни у меня, ни у нее нет денег». Оскар улыбнулся Маргарет горьковатой улыбкой, оттренированной у зеркала в отеле «Эпикур», и Маргарет с готовностью улыбнулась ему в ответ. «Нет у меня денег, чтобы тебя купить, бэйби! — мысленно признал Оскар свое поражение. — Жопа я! Лузер!» Джек Хиггинс заворочался на своем стуле, как медведь, недовольный. А Оскар повернулся к Женевьев.

— За вас! — поднял бокал Оскар и чуть коснулся им бокала мамы-Женевьев, все еще помня о дочери-Маргарет. — За вас!

Мадам де Брео улыбнулась ему всеми своими загорелыми морщинами, и Оскар решил, что она тоже может быть «хорошей девочкой» и что они сумеют поладить. Оскар знал уже, что может по желанию с помощью волевого усилия изменить свою точку зрения на человека или ситуацию, и значит, возможно для него увидеть и Женевьев девочкой, в конце концов, когда-то ведь она ею и была.

Гостям было объявлено, что по желанию они могут иметь или телятину по-бургундски, или жареную форель как основное блюдо. Прошли опять вдоль столов горничные, убирая использованную посуду и подавая новые блюда. Среди этого достаточно шумного процесса, продолжая пить красное вино с Женевьев и время от времени обмениваясь с нею репликами, Оскар стал осторожно наблюдать за нею…

Прежде всего он выяснил, что мадам де Брео стеснительна. За ее решительными манерами разведенной лет десять назад независимой и жесткой дамы-дизайнера Оскар обнаружил неуверенную в себе, стареющую женщину. Женевьев, очевидно, уже не верила в то, что она может нравиться мужчинам, стеснялась своего возраста, а стеснение свое прикрывала, и даже не очень искусно, презрением, своего рода решительным безразличием по отношению к мужчинам. Ее поведение в мужском обществе и сейчас, с Оскаром, было поведением приятельским, мужским. Покончив с форелью и послав горничную за еще одной бутылкой вина, Женевьев даже закурила толстую сигару, вынув ее из большой серебряной коробки.

— Хотите? — пододвинула она коробку к Оскару.

— Попробую, — решил Оскар и, взяв увесистый табачный цилиндр, неумело прикурил от протянутой приятелем Женевьев огненной спички.

— Сильнее тяните, — засмеялась его неопытности Женевьев. — Это вам не сигарета.

На мадам де Брео был костюм от Нины Риччи, или от Сони Рикель, или от другого столь же громкозвучного и широко известного дизайнеровского дома, но выглядело все это великолепие на ней чуть-чуть по-вдовьи, слегка неряшливо. Оскару все сделалось ясно, и он, прекратив свои наблюдения, сделал вывод: мадам де Брео — неухоженная, запущенная дама и, судя по ее поведению, довольно давно не имела любовника. То есть, может быть, она и еблась время от времени, но постоянного любовника у нее определенно не было. Мужской мир, в котором степень молодости и красоты женщины, пришедшей с мужчиной, гордо кричит о количестве денег и успехе, которые ОН имеет, пренебрежительно игнорировал маму-Женевьев и суетился вокруг Маргарет-дочери.

Оскар не отказался бы от Маргарет. Дочери ему нравились. С такими, как Маргарет, он обычно начинал отношения, усевшись им на грудь, и насильно втискивал в неприступный рот член, впрочем не забывая сунуть туда одновременно большой палец — вдруг укусит, разозленная бесцеремонностью. Но довольно было Маргарет в его жизни. Теперь Оскару была нужна мама-Женевьев.

8

Женевьев и Оскар ушли от Мендельсонов последними. Роджер давно уже удалился в спальню, сославшись на то, что завтра утром очень рано у него назначено свидание с клиентом, а Женевьев, Оскар и возбужденная удачным парти хозяйка все еще сидели за одним столом, следя за тем, как слуги устраняют последние различия между гостиной до и после парти, И Женевьев все пила и пила вино, и с нею пил вино Оскар, желающий быть добрым приятелем-собутыльником для Женевьев. Жюльет Мендельсон стала зевать все чаще, и Оскар встал…