Читать книгу "Двенадцать несогласных - Валерий Панюшкин"

– За какого Асеева ты агитируешь, парень? За Володю?

– Нет, за Виссариона, – отвечал Виссарион.

– А кто этот Виссарион? И кто он Володе?

– Это я, – отвечал Виссарион. – Я его сын.

И люди понимали, что перед ними стоит парень из хорошей семьи. Что нужно как минимум пригласить его в дом, угостить его чем-нибудь и послушать, что он говорит. А он говорил, что нужно ввести дифференцированную оплату за воду. Потому что в пятиэтажке на первом этаже вода из крана течет нормально, на третьем этаже вода течет плохо, а на пятом этаже вода течет только ночью. Он говорил, что человек на пятом этаже не должен платить за воду столько же, сколько человек на первом этаже. И люди видели, что это справедливо.

И потом еще люди вспоминали, что это тот самый сын Володи Асеева, который учился в Северокавказском металлургическом институте, выпускники которого попадают в североосетинские властные структуры так же часто, как в Америке выпускники университетов Лиги Плюща попадают в Капитолий или Белый дом. А еще люди вспоминали, что это тот самый сын Володи Асеева, который, когда началась в 1992 году война в Пригородном районе, занимался коммерцией и совершенно бесплатно возил солдатам на позиции сигареты из своей коммерческой палатки. И кто-нибудь еще вспоминал, как в 1998 году, когда был финансовый кризис и коммерческая палатка разорилась, этот парень не стал сидеть у отца на шее, а пошел сначала рабочим, а потом технологом на водочный завод «Салют, Златоглавая». И как там на заводе он высмеял начальницу охраны. Она стала орать на рабочих, которые в ожидании обыска, обязательного после каждой смены, разбрелись, а не выстроились в шеренгу. А этот парень сказал: «Что ты кричишь? Шаг вправо, шаг влево, прыжок на месте, попытка улететь?» А она нажаловалась на него начальству. А рабочие пошли защищать его. А директор посчитал это забастовкой и Вису – организатором забастовки и уволил его. И еще говорили, что Виса не потому был уволен, что повздорил с начальницей охраны и пользовался уважением своих рабочих, а потому, что расклеивал листовки за кандидата в депутаты Славика Бзыкова, против которого был владелец завода. И это было несправедливо, и люди вспоминали, что он парень из хорошей семьи, с которым поступили несправедливо, и готовы были голосовать за него поэтому.

Это было уже такое время, когда депутатом мог стать только член партии «Единая Россия», или если член другой партии, то только с одобрения начальства. Но за него проголосовали. Он был парень из хорошей семьи. У него было много уважаемых родственников. Они устроились членами всех участковых избирательных комиссий в районе. Когда начальство звонило главе участковой избирательной комиссии и требовало, чтобы тот вбросил бюллетени за соперника Виссариона Асеева, глава избирательной комиссии говорил: «Я не могу, у меня тут в комиссии дядя Виссариона Асеева, он увидит, что я вбрасываю бюллетени против его племянника, и опозорит меня на весь Беслан. Как я потом буду ходить по улицам?» И начальство понимало, что глава избирательной комиссии действительно боится позора больше, чем боится начальства, поэтому фальсификации не было, и поэтому Виса выиграл. И поэтому его депутатское удостоверение, хоть и не давало законного права на ношение карабина с примкнутым рожком, но свидетельствовало, что если на пассажирском сиденье его машины лежит карабин «Сайга», то это справедливо.

Виса вышел из дома спокойно. Медленно, как будто просто на работу, потому что не надо пугать жену. Но оказавшись на улице, он сразу побежал, потому что нельзя медлить, когда в городе стреляют из автомата Калашникова. Он бежал в гараж. У каждого кавказца где-нибудь в доме или в гараже спрятано оружие. Потому-то боевики или ради грабежа притворяющиеся боевиками федеральные солдаты и нападают на Кавказе на одиноких русских учительниц, что в аварском, в ингушском, в осетинском доме их встретит мужчина с оружием, а в доме русской учительницы их встретит учительница. У Висы оружие – многозарядный карабин «Сайга», младший брат калашниковского автомата – хранилось в гараже.

Виса довольно долго возился. Сначала надо было вытащить из-за досок карабин, запрятанный подальше от детей. Потом надо было разорвать коробки с патронами, зарядить два рожка и рассовать еще патроны по карманам. Потом надо было вывести из гаража потрепанную старенькую «девятку», черную, с продавленными сиденьями, но зато с наглухо, по-кавказски, тонированными стеклами. Выстрелы все это время продолжались, и Виссарион думал, что где-то в городе без него идет бой.

Наконец он выехал. Он ехал к Бесланскому управлению внутренних дел, думая, что напали на УВД, как в Назрани. Он проехал мимо интернет-клуба, которым заведовал, проехал еще метров двести и на пороге районной администрации увидел знакомого.

– Эй, послушай, где стреляют? – закричал Виссарион, останавливаясь и опуская пассажирское стекло.

– Послушай, в школе стреляют, – отвечал знакомый, качая головой и разводя руками так, что понятно было: стрельба в школе не укладывалась у него в голове.

На самом деле это не укладывалось в голове и у Виссариона тоже. Когда два джигита в горах стреляют друг в друга ради древней вражды – это, конечно, дикость, которую не любил Виссарион, считающий осетин современными людьми и европейцами. Но так бывает. Когда серьезные мужчины стреляют друг в друга ради нефти или ради контроля над водочным рынком – это дикость, конечно, но так бывает. А вот чтобы мужчины стреляли в детей – так не должно быть. И чтобы дети стояли между мужчинами, стреляющими друг в друга, – так тоже быть не должно.

Виссарион поравнялся с переулком, ведущим к 1-й бесланской школе. Там была мясная лавка, в этом переулке. Указатель, прибитый на углу, обретал теперь страшный смысл. На указателе было написано: «Свежее мясо». Виссарион бросил машину. Тут стоял милицейский кордон, машины не пропускали. Мимо милиционеров и с карабином в руке Виса пробежал к одной из пятиэтажек, стоявших вокруг школы. Хотел было выглянуть за угол, но прижавшийся там к стене полковник милиции сказал ему:

– Парень, не суйся, там простреливается.

И Виса обежал пятиэтажку с другой стороны, где дорожка была укрыта кустами и деревьями. Теперь от школы его отделяли только пустырь, гаражи и трансформаторная будка. Но все равно нельзя было рассмотреть, что творится в школе. За трансформаторной будкой на корточках, прислонившись спинами к стене, сидели несколько милиционеров.

– На крыше есть кто-нибудь наши? – крикнул Виссарион милиционерам.

– Нет никого. Зачем на крыше? – отвечал один из милиционеров.

– Э-э-э! – Виса махнул рукой. – Высоты надо занимать, разве не знаете? Двое за мной!

И решительно побежал в подъезд. Двое милиционеров побежали за ним, потому что он очень решительно сказал, что надо занимать высоты, и потому что он был первым пока человеком у них в милиции, который хоть немного понимал, что делать, когда террористы захватили школу. Они бежали по лестнице, и к четвертому этажу Виса почувствовал, что задыхается. У него была астма, полученная еще на водочном заводе от аллергии на мучную пыль. Кое-как он протащил себя еще до пятого этажа, а там сел на пол, и если бы не сел, то потерял бы сознание. Открылась дверь в одну из квартир. Вышла женщина. Вынесла Виссариону стакан воды. Ему стало лучше, он вспомнил, что оставил в машине запасной рожок с патронами, и послал одного из милиционеров в машину за рожком. А второго милиционера спросил: