Читать книгу "Яд и мед - Юрий Буйда"

– На дураков не обижаются, – сказала Тати.

– Ей все это шибануло в голову, – сказал Илья. – Этот напиток оказался для нее слишком крепким.

– Но убил ее не этот напиток, – сказала Тати.

– Как сказать…

Тати нахмурилась.

– Прости, – сказал Илья. – Любая игра непредсказуема, а люди смертны. Что я еще забыл? Дважды два – четыре, Земля вращается вокруг Солнца…

– Убийство совершил кто-то из своих, – проговорила Тати. – Вообрази на минутку, что это сделал кто-то… ну, скажем, Ксения… или, например, Лиза… Борис или Нинон…

– Я понимаю, о чем ты. – Илья покачал головой. – Нет, нет, нет и нет. Лиза гораздо лучше, чем о ней думают. Гораздо глубже, сложнее, интереснее… гораздо человечнее, если угодно…

Он рассмеялся, заметив мою гримасу.

– Да, доктор, человечнее! Понимаю: слово не из моего лексикона, слово дурацкое, но уж вырвалось так вырвалось… – Он повернулся к Тати. – Убийца среди нас – это пошлое название для пошлой пьесы, Тати!

– Хотим мы того или нет, но всем нам придется участвовать в этом спектакле.

Голос Тати был холоден и сух.

– Ну да… – Илья выпил. – Когда я понял, что эта игра может завести всех нас очень далеко, я решил с этим покончить…

– Ты понял?

– Считай это озарением. – Илья улыбнулся. – Она обсуждала с Ксенией цвет штор для гостиной… голубые или зеленые, шелк или тафта, ламбрекены и портьеры… что-то вроде этого… и тогда я вдруг понял, что она входит в роль… роль своей, роль члена семьи… думаю, раньше она и слова такого не слыхала – ламбрекен… игра, конечно, но… в общем, мне стало скучно – невыносимо скучно… брюнетки наводят на меня тоску: они рождаются старыми суками… а Ольга… Ну ведь не замуж ее брать! А в каком еще качестве она могла бы тут остаться? Вот и…

– Ей-богу, если бы ты на ней женился, – сказала Тати, – я испытала бы облегчение.

– Не кощунствуй, Тати!

– Когда же ты очухаешься наконец, Илья… – В голосе Тати было больше грусти, чем отчаяния. – Летишь, летишь… легкий, как ложь…

– О да! – Илья встал. – Легкие люди легки злу! Но я не Гамлет, я другой! Другой – это и есть настоящий я. Черт, я, кажется, впадаю в Хайдеггера… или в Бубера?

Он налил себе коньяку, подмигнул мне, выпил и поклонился Тати.

– Пошел вон, – сказала Тати беззлобно. – Вот засадят тебя в тюрьму…

Илья погрозил ей пальцем и вышел.

– Это не он, – устало сказала Тати. – Не он, черт бы побрал этого шалопая. Сколько лет ищу в нем косточку, а нащупать никак не могу…

Гамлета наш Илья помянул не случайно. Подростком он вдруг сблизился с Лериком, который тогда в очередной раз женился, бросил пить, перестал винить в своих неудачах коллег по сцене – «взялся за остатки ума», как выражалась домоправительница Даша. Ему дали роль в «Гамлете» – кажется, Гильденстерна. Ничего более значительного в его карьере не было, у него появился шанс, и Лерик старательно вживался в образ, каждую свободную минуту посвящая Шекспиру. Илья с энтузиазмом помогал Лерику, подавая реплики за Гамлета и Гертруду, за Полония и Офелию.

Тогда-то Илья и узнал о том, что его отец – Николаша – умер от передозировки метаквалона. А принес ему эти таблетки сын – Илья. Он был мал и, разумеется, не понимал, что делает. Мать дала ему коробочку, которую Илья и отнес отцу. Николаша тогда пил, ссорился с Тати, Алиной и Нинон. Тем летом он переселился в беседку – от дома ее закрывали пышные кусты жасмина. Он принял таблетки, которые принес сын, запил вином и лег на тахту. Когда отец затих, Илья ушел. Вот и вся история.

Лерик превратил эту историю в шекспировскую трагедию. Наконец-то у него появился слушатель. Внимательный и умный слушатель, который сыграл зловещую роль в этой истории, пусть и не догадываясь об этом. Ребенок стал слепым орудием в руках людей, замысливших преступление. Они хотели избавиться от молодого короля, талантливого и беспечного красавца, и Илья помог им в осуществлении гнусного замысла. Метаквалон. Седативно-гипнотическое вещество, успокаивающее, снотворное и противосудорожное средство. Быстро всасывается, в печени расщепляется почти полностью. По снотворному эффекту не уступает барбитуратам. В те годы его называли еще «дискотечным бисквитом». В больших дозах очень токсичен, особенно в сочетании с алкоголем. А Николаша запивал его вином. Много вина и много метаквалона. Клавдий и Гертруда дали эту дрянь ничего не подозревавшему малышу, и он отнес ее отцу. Николаша умер. Всеобщий любимец, красавец, умница, надежда русской литературы – умер. Негодяй Клавдий женился на порочной вдове, и зло восторжествовало…

Не думаю, что Лерик хотел настроить Илью против Бориса и Алины. Конечно, его сызмальства раздражали властность и высокомерие брата, бесила его самоуверенность, а его манеры, умение одеваться и успех у женщин вызывали зависть. Алина в те годы была еще очень хороша, и Лерик часто с тоской поглядывал на ее стройные ножки и высокую грудь. Ему не везло в браке, а донжуаном он был никудышным: приходящая прислуга – вот и вся его добыча, и вдобавок деньги на этих женщин ему приходилось клянчить у матери. А тоскливый и постыдный роман с горбатой стареющей истеричкой из Нижних Домов сделал его посмешищем для всей Жуковой Горы. Наверное, ему хотелось выместить свои неудачи на Борисе и Алине, но по природе своей он был слабым и трусоватым человеком, боявшимся той страшной силы, которую дает людям зло. В случае с Ильей он просто заигрался, увлекся образом – образом проницательного сыщика, пессимиста, циника, снисходительного мудрого друга – и действовал наобум, на авось, по-хлестаковски, фантазируя и не задумываясь о последствиях: ему так хотелось быть героем в глазах подростка…

Но он недооценил этого пятнадцатилетнего мальчика. Не замечал – не хотел замечать – иронии в словах Ильи, в выражении его лица и глаз. И пропустил тот миг, когда Илья почувствовал пресыщение. Он поиграл с Лериком, и вот игра наскучила ему. Он наигрался. Ему надоела вся эта история с метаквалоном, Клавдием и Гертрудой, он больше не мог выносить этот пафос Лерика, то захлебывавшегося, то подвывавшего, его тошнило от театральщины, от Шекспира, его тошнило от Лерика.

И однажды Илья не выдержал.

– Да мне по фигу, – сказал он Лерику, когда тот в очередной раз, понизив голос, принялся плести историю о преступлении без наказания. – Просто – по фигу. Сыт по горло. Хватит. Гамлет, Клавдий, метаквалон… да мне все равно, понимаешь? Ну зло, ну добро, ну идеи все эти – и что? Мне-то – что? Зачем мы живем? Да чтобы жить. Я не Гамлет и не хочу им быть. Мир лежит во зле, удар шпаги, жертва, возмездие, судьба… ты хоть себя-то слышишь? Кому ты голову морочишь? Мне? Меня ты этим не заморочишь. Себе? Ну, значит, ты… ты даже не чудак, Лерик, ты – пустое место, мнимость. Ни света от тебя, ни жара. Живешь как под кайфом. Придумал себе этот кайф – и балдеешь. Ну и балдей, а я – пас. – Он встал и хлопнул дядю по плечу. – Не обижайся, ладно? Я ведь тебе не нужен, правда? Я ведь живой человек, а тебе живые люди не нужны, они для тебя опасны. С мертвецами тебе будет уютнее. Мертвецы вообще выгодный товар. С ними ты найдешь и блаженство, и сверхблаженство. – Наклонился к дяде и проговорил страшным актерским шепотом: – На колпачке фортуны ты не шишка!