Читать книгу "Возлюбленная тень - Юрий Милославский"

Разговорчив, многословен, обстоятелен я! Приводим вариант правильного ответа: э-э-э речь идет о методической разработке, утвержденной комиссией облОНО в помощь преподавателям литературы в связи с подготовкой к приближающемуся юбилею. Э-э-э Владимира Ильича Ленина.

Где-то так.

Или – на полную отсечку : методразработка. Э-э-э. К юб’лею Владим-Иль’ча.

Я уже вообще в какого-то папу Хэма превратился: сплошной внутренний монолог . Звук издам, а кучу хлама в голове по этому поводу перекручиваю. На самом-то деле никакие папы Хэмы тут ни при чем: перед нами – однозначный вариант помахивания кулаками после драки. Точнее, в ходе драки, но мысленно. Ух, лажа …

«В смысле, к юбилейным урокам». Употребление фразеологемы «в смысле» – не в дугу . Есть в этом какое-то студенчество, кавээнство – вроде как я демонстрирую перед жопарожей свое несерьезное отношение к теме. И она – понимает! Объяснить не может, а понимает. Как пресловутая собака. А сама – надо думать, методистка на повышении или паспортистка на понижении, номенклатурное дно , – вернула в чернилку-непроливайку перо-«уточку»; не поселит! – телефонный звонок не основание.

– …но поскольку я лично знаю Нину Федоровну – мы долгий период были сослуживцами, – то так: оставьте паспорт, вложите в него три рубля и идите пока погуляйте, познакомьтесь с городом.

И улыбнулась своей сталелитейной промышленностью. Хода . Нет, это минимум бывшая спецчасть, железная Феля.

– Спасиб большое .

– Гуляйте-гуляйте, – и – в паспорт! – на номер, на серию, на национальность, на имя-отчество, на место рождения, на снимок, на меня самого, опять на фамилию: как же это такого ценного товарища вдруг загнали в периферийную гостиницу (интриги)? – гуляйте, товарищ Анциферов. Вернитесь к одиннадцати часам.

Название гостиницы – «Москва» – ввело Геннадия Васильевича во грех усмешки; впрочем, усмехался он не для собственного удовольствия – ему-то сарказмы по поводу громких вывесок над фасадами неблагоустроенных постоялых дворов уж давно были не по умственному росту, – но впрок, для собеседников воображаемого будущего, возможно, из числа умных женщин: поселили меня в местном «Гранд-отеле»…

Полегчало; Геннадий Васильевич кончил в университете по филологическому факультету, постоянно читал книги и журналы – так что гостиница «Москва» подействовала на него, словно двугривенный, запущенный в счастливо неисправный автомат по продаже бутербродов: небольшая заминка – и поехали сверху вниз все известные по литературе гостиницы, начиная от знаменитой чичиковской – и вплоть до отеля «Танатос» Андре Моруа.

Командировка есть бродячий сюжет, радостно произошло в уме Анциферова.

Готовая статья! Наблюдения над структурными особенностями сюжета «командировка». Начать осторожно, с небольшого, но четкого открытия: скажем, «Ревизор» – это пародизация «командировочного» сюжета. От этого оттолкнуться, и – лесочком, лесочком ! – перейти к современной прозе; и заслать в Тарту к Лотману в сборник.

«Москва» была выстроена покоем, по всей видимости, лет семьдесят назад: форма ее и цвет – честно оштукатурена белым, с голубыми пилястриками и надоконниками – настроили Геннадия Васильевича доброжелательно; но слегка раздражила карикатурно-грязная торговая точка – магазин «Продтовары», дверь которого была захлестнута по диагонали ржавым закладом. Зато скучное это учреждение, вероятно, закрытое на переучет с растратой и взяточничеством , оказалось присосеженным к новой стеклянно-кафельной столовой, где за порожнею покуда стойкою ловко повертывались две девицы: более чем неслабые пацанки в уталенных по фигуркам кратчайших халатах; источала пары крупно наколотая вареная картошка в зеленой эмалированной кастрюле – гарнир к чему-то вчерашнему и невкусному; не дадут ли ему картошечки отдельно? – а на цинковой перемычке, ведущей от прилавка к служебному проходу, стоял хлебенный лоток, плотно забитый овальными жамочными пряниками.

Было без десяти девять – скоро откроют, и корнеплод остыть не успеет. Пацанки загружали прилавок плошками с винегретом, салатом под соусом майонез, заливною рыбою, стаканами с мутно-розовым, еще горячим киселем, томатным соком и кефиром. И это изобилие дрянных, но еще не осклизившихся, не обмякших продуктов и яркого питья – в сочетании со скромным удовлетворением: название пряников – «жамочные» – не помнят и в пекарнях – растормошило вот уже десять лет как обмирающий по утрам аппетит Геннадия Васильевича (дома перед уходом на службу принимались только сверхчерный кофе собственного помола и сигарета «БТ»).

Анциферов был превосходно одет: в непромокаемую японскую куртку серебристого цвета с простежками; воротнички его сорочки были с удлиненными кончиками и петельками; видя это, пацанки , еще не исполненные унылой неприязни, свойственной их занятию, насыпали ему немеряную порцию картошки-гарнира с топленым маслом в суповую тарелку и дали газету на кулек для пряников. Дошло до того, что при расчете на него поглядели вприщур и посоветовали дождаться кулинарных вафель – если вы так сладкое любите; а поскольку все трое знали – и признавали! – побочный, но давно уже ставший основным перевод слова вафля на язык современной жизни, – то обмерли и лукаво ужаснулись.

– Я бы с удовольствием, но мне бежать надо. Вот к вечеру я бы заглянул.

– У нас их до обеда разбирают, самим по полкила не остается, – убили намек монтировкой по темечку .

– Ладно, тогда другим разом , – Геннадий Васильевич, осклабенно копошась, покинул столовую.

В нескольких саженях от нее он едва разминулся с кулинарными вафлями, два лотка которых нес на вытянутых руках кондитерский мужик.

После гостеприимной столовой Анциферов неспешно побывал еще и в гастрономическом магазине, где на полках стояли привезенный из Индии манговый сок, болгарские и мадьярские пикули, крупные марокканские сардинки в овальных баночках с приставным ключом и алжирские вина – по слухам, перевозимые в грузовых емкостях нефтеналивных танкеров, дабы порожнее судно не перевернулось в бурную погоду.

Комната о двух койках, куда Анциферова подселили, отличалась какою-то насильственною чистотою: заметно было, что драили ее с надсадой, вымещая некое неудовольствие – возможно, самим приказом о тщательной уборке.

В шкафу – его Геннадий Васильевич отпахнул так, что брякнули друг о дружку висящие там разнотипные вешалки, – обнаружилась едва надеванная сорочка, клейменная фирменным знаком мануфактур «Джордаш». Растянута она была на собственных складных плечиках, помеченных тою же эмблемою. На двойной междукоечной тумбе лежал несессер для хранения бритвы «Ремингтон».

Раздельно – эти вещи могли принадлежать кому угодно, хотя бы даже и самому Анциферову. Но совокупность их создавала образ скорее роскошествующего естествоиспытателя- технаря из академгородка со спецснабжением ; Геннадий Васильевич знавал таких, причем один был даже расчетчиком траекторий ; владельцем вещей мог бы оказаться и молодой поверенный в делах, приехавший сюды навестить возлюбленную монтажницу: художественная лента Герасимова, в свое время виденная Геннадием Васильевичем.