Читать книгу "Sex в восточном городе - Раджа Алсани"

Они правы, действительно правы, но я не собираюсь следовать примеру большинства и сдаваться. В этом разница между мной и остальными. Как сказано в хадисах[18], «Действия следует оценивать по намерениям». Бог сочтет мои письма добрым делом, потому что намерения у меня исключительно благие. Позвольте повториться на тот случай, если до кого-нибудь не дошло с первого раза: «Я не идеальна!» Я каюсь в своем невежестве и сознаю свои недостатки потому что «все дети Адама ошибаются, но только лучшие из них раскаиваются в своих ошибках». Я изо всех сил стараюсь исправить погрешности и работать над собой. Если бы только те, кто считает меня виновной могли оборотиться на себя и увидеть истинное положение вещей, вместо того чтобы вправлять мозги другим!

Пусть люди оплачут свои грехи, прочитав о них в интернете. Пусть, рассмотрев наиболее уродливые образцы под микроскопом, они обнаружат у себя скрытые недуги и исцелят их. Я не вижу ничего дурного в том, чтобы описывать бедствия моих подруг ради пользы тех, у кого не было возможности учиться в школе жизни. В школе, в которую мои подруги вошли через широчайшие из врат — врата Любви. И самой большой ошибкой, как мне кажется, было бы стоять друг у друга на пути и сыпать оскорблениями. Ведь всех нас объединяет единая цель — реформирование общества и самосовершенствование.

В день святого Валентина Мишель надела красную блузку и подобрала сумочку в тон. Огромное количество студенток поступило также, поэтому весь кампус казался алым. В те дни праздник был еще в новинку и нравился парням; они кружили по улицам, вручая каждой встречной девушке алую розу с номером своего телефона, привязанным к стебельку. Девушкам тоже нравилось, поскольку они наконец обрели возможность получать цветы, точь-в-точь как в фильмах. Это было до того, как полиция нравов воспретила все, что хотя бы отдаленно намекало на празднование Дня влюбленных, поскольку в исламе существуют лишь два праздника — Ид аль-Фитр (окончание Рамадана) и Ид аль-Адха (завершение паломничества в Мекку). В Саудовской Аравии начали праздновать День святого Валентина в конце девяностых, когда благодаря спутниковому телевидению узнали о торжествах в Ливане и Египте. На владельцев цветочных магазинов, продававших алые розы избранным клиентам (тайком, словно контрабанду), стали налагать штрафы и взыскания. Отмечать этот праздник запретили, зато оставили День отца и День матери, хотя суть и там и здесь одна. В нашей стране с любовью обращаются как с незваным гостем.

Шофер Фейсала ждал Мишель у входа в университет, чтобы передать ей подарок — огромную корзину, полную сухих алых роз и свечей в форме сердечка. В середине сидел маленький черный игрушечный медвежонок с пурпурно-красным сердечком в лапах. Если нажать на него, раздавалась песня Барри Манилоу «Не могу жить без тебя».

Мишель вошла в аудиторию, чувствуя себя особенной. Она снисходительно смотрела сверху вниз на своих подруг — а те позеленели от зависти, когда девушка прочла им стихотворение, которое Фейсал написал на открытке, вложенной в корзину. Они так завидовали, что на следующий день некоторые пришли с куклами, игрушечными медвежатами или цветами — в знак того, что их тоже не обделили вниманием по пути из колледжа.

В тот день многие девушки оплакивали утраченную любовь или вздыхали по давней пассии. Подарки были конфискованы, а преступницам, одевшимся в красное, приедалось клятвенно пообещать, что на будущий год они не повторят своего проступка. В последующие годы одежда подвергалась тщательному осмотру, прежде чем девушки входили в ворота кампуса, где можно было избавиться от накидки. В том случае, если удавалось обнаружить что-нибудь красное, хотя бы заколку, инспектрисы могли немедленно отправить виновную домой.

Но Фейсал не ограничился романтическим стихотворением. На обратном пути, крутя игрушку в руках и вдыхая запах мужских духов, которыми она была обрызгана, девушка вдруг обнаружила бриллиантовые серьги в форме сердечек, вдетые в маленькие ушки медвежонка и, несомненно, предназначенные для Мишель.

ПИСЬМО 10

Кому: [email protected]

От кого: «seerehwenfadha7et»

Дата: 16 апреля 2004 г.

Тема: Когда грусть приносит удовольствие

Однажды он сказал ей: «Все, что мужчина хочет от женщины, — это чтобы она понимала его». И тогда женщина громко воскликнула: «Все, что женщина хочет от мужчины — это чтобы он любил ее!»[19]

Среди критических заметок, наводнивших мой почтовый ящик, есть огромное число писем, чьи авторы порицают меня за цитирование стихов современного поэта Низара Каббани и призывание на него милости Божьей. Я цитирую Каббани по простой причине: сегодня нет никого, кто мог бы с ним сравниться. Я не знаю ни одного современного стихотворения, которое обладало бы такой же простотой и ясностью. Я остаюсь бесстрастной, когда читаю модернистов, сочиняющих тридцатистрочные касыды ни о чем! Я не извлекаю удовольствия, читая о «гное, сочащемся из чресл вселенской скорби». Мне созвучны лишь стихи Низара — ничего подобного, невзирая на их простоту, не сумеет написать ни один современный поэт (при всем к ним уважении).

Когда Садим исключили из университета за неуспеваемость (это было огромным потрясением для всех, поскольку она неизменно славилась отличными успехами), отец предложил ей поехать с ним в Лондон и немного развлечься. Садим, впрочем, попросила позволения отправиться одной и пожить в их квартире в Южном Кенсингтоне. Она сказала, что хочет провести какое-то время в одиночестве. После некоторых колебаний отец согласился и снабдил ее телефонами и адресами друзей, которые уехали с семьями на лето в Англию. Она может связаться с ними, если уединение ей надоест. Отец настоял на том, что в свободное время Садим должна посещать компьютерные или экономические курсы, дабы по возвращении в Эр-Рияд снова поступить в колледж.

Садим перевезла свои скорби из Города пыли в Город тумана. Лондон не был для нее в новинку. Проводить здесь август было ежегодной семейной традицией. Впрочем, в это время года Лондон напоминал огромный санаторий, где Садим решила укрыться в надежде преодолеть душевный недуг, охвативший ее после злополучного опыта с Валидом.

Прежде чем самолет приземлился в аэропорту Хитроу, девушка зашла в туалет. Она сняла абайю и накидку, открыв посторонним взорам прекрасно сложенное тело, обтянутое узкими джинсами и футболкой, и тонкое лицо, чьи черты были подчеркнуты макияжем. После эр-риядской жары Садим обычно наслаждалась прогулками под лондонским летним дождем, но на этот раз ее захлестнула грусть. Лондон бесконечно мрачен, решила она; он так же темен и непрогляден, как и ее душа. Тишина квартиры и пустая постель расстраивали Садим еще сильнее, заставляя девушку проливать больше слез, чем, казалось, было возможно.

Садим много плакала так, что горели глаза. Она плакала из-за того, что мрак окутал ее опозоренную женственность. Она оплакивала свою первую любовь, погребенную в младенчестве, прежде чем удалось ею насладиться. Она плакала и молилась, молилась, молилась в надежде, что Бог не оставит ее в этом испытании, потому что у нее нет матери, у которой можно было бы искать утешения, и нет сестры, которая могла бы вместе с ней пережить это нелегкое время. Садим по-прежнему не знала, открыть ли отцу, что произошло между ней и Валидом в тот вечер, — или хранить секрет до могилы.