Читать книгу ""Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн"

Я писал долго, я представлял себе эту черную женщину во всем ее великолепии, и сам влюбился в нее, и сравнивал ее с прекраснейшими вещами, которые знал, под конец - с саркофагом из черного мрамора. И я был царем Соломоном, который по ночам отдыхает в таком гробу.

Я записал: «Любящие справляют свадьбу в могиле».

Потом я пошел дальше. Попал на какую-то улицу и оказался перед бедной корчмой. Я вошел и попросил принести мне хлеба и молока. Поев, я хотел было написать письмо, но с досадой сообразил, что не знаю, кому писать. Я вскочил из-за стола, расплатился и вышел.

Пурга заладила снова. Я чувствовал, что замерзаю. Я шел все быстрей и быстрее. Проходя мимо одного дома, услышал вопли истязаемой кошки. Я заглянул во двор и увидел, что мальчик привязал кошку и тупым ножом вспарывает ей брюхо. Я совершил невозможное: подбежал, поцеловал мальчика в губы, а кошку убил камнем. Уходя, я еще увидел, как мальчик заплакал.

Все у меня внутри потемнело от крови, которую мне пришлось увидеть. Я крикнул:

- Она теперь мертвая, мертвая!

Я хотел спросить, где здесь ближайшее кладбище, хотел зарыть кошку. Но потом подумал: а вдруг этот мальчик должен увидеть ее внутренности, чтобы не вспороть живот себе самому? - И я поспешно зашагал дальше.

Я пришел в деревню, на краю которой высилась старинная готическая церковь. Церковь стояла посреди окруженного каменной стеной участка, и этот участок был кладбищем. Крыша церкви была покрыта свинцом, как и обе башни, зрительно почти сливавшиеся одна с другой.

На кладбище попадались старые надгробия, даже с надписями; и, как правило, с изображением черепа или распятого Христа. Я воспринял как знак спасения то, что могилы эти сохранились.

Я медленно вошел в церковь. И увидел, что башни построены из гранитных блоков, каждый из которых закреплен железными анкерными болтами. Так они и стояли.

Я подумал: их, наверное, строил тот, кто сам нуждался в опоре. Но потом заметил на полу откинутую крышку люка; и заглянул в отверстие. Глубоко внизу находились саркофаги из камня или дуба, запыленные... и прекрасные. Я понял, что попал в усыпальницу! И внезапно начал презирать те вырытые в земле могилы. Звонко расхохотался: позволить, чтобы тебя зарыли, - и потом гнить в земле! Им просто не хватает мужества делать это открыто, они прикрывают себя на период превращения, а потом когда-нибудь явятся, как безликий прах! Я поискал, нет ли где незапертой двери, ведущей в церковь, и действительно обнаружил дверь. Я вошел, и всё во мне замерло перед безмятежным покоем, который меня окружил. Свет здесь казался мерцанием далекой звезды.

Я невольно опустил глаза, стал читать имена и даты смерти; все они излучали одинаковое тепло, и ничего устрашающего в них не было.

Своды напоминали о вечности. Я почувствовал себя уверенным и надежно укрытым. Я присел на одну из пустых скамей, опустил голову. По прошествии долгого времени поднял глаза и посмотрел вдоль нефа, по направлению к средокрестию, располагавшемуся между двумя башнями. Я увидел старый, запыленный орган, почти достигающий свода.

Во мне возникло горячее желание взобраться на хоры и поиграть. Я знал, что играть умею; я определенно когда-то учился, как извлекать из органа звуки, только забыл об этом. Но, поднявшись со скамьи, я засомневался: я боялся теперь, что покажу себя дураком, горло у меня пересохло и сжалось.

Захотелось на воздух.

Когда я подошел к двери, порыв холодного ветра забросил внутрь горсть влажного снега. Меня знобило. Я решил не выходить. Подумал, что впереди у меня еще много времени и я могу переждать непогоду здесь.

Сперва я прогуливался по продольному нефу - взад-вперед, взад-вперед. Мне опять было хорошо. Я рассматривал великолепные оконные арки, и колонны, и алтарную часть, и ряды скамей. Потом подошел к трансепту: двум малым средокрестиям под башнями. Их отделяли от нефа латунные решетки, за которыми царила тьма, из-за отсутствия окон; похоже, и там стояли саркофаги. Из тех помещений веяло какой-то удивительной затхлостью. Алтарь был деревянным, резным, и фигуры на нем казались знаками из иного мира; но ничего страшного в этих знаках не было. Я порадовался, что здесь нет картин, изображающих Распятого. Я бы не выдержал всего этого уродства и красной крови.

Я не нуждался ни в каких занятиях или развлечениях; я был переполнен чувством, что мне хорошо, - и все-таки уже трижды останавливался перед закрытой дверью. Постепенно я понял, что она должна вести в какую-то часть сакристии. Я не хотел открывать дверь. Но она меня завораживала. Я говорил себе: это такая же дверь, как множество других, она тебя разочарует, если ты откроешь ее, потому что ты ждешь от нее слишком многого. Я в конце концов решил оставить ее закрытой. И снова стал прогуливаться по продольному нефу. Но чувство глубокой умиротворенности, прежде владевшее мною, теперь исчезло. Эта дверь меня беспокоила. В какой-то момент я так разозлился, что хотел броситься на нее, рывком распахнуть... И показать своему беспокойству, что за ней нет ничего. Но я оставил такое намерение, представив себе, как глупо буду выглядеть.

Я почувствовал потребность заплакать. Я крикнул: «Как можем мы быть хоть в чем-то уверены, если какая-то закрытая дверь способна убить наши души?!»

Я преклонил колени у алтаря и стал молиться: «Боже Милосердный, спаси меня от безумия! Даруй мне свет памяти!» А потом вновь начал прохаживаться по нефу. Теперь я слышал гулкое эхо своих шагов. Я остановился - все смолкло. Я сделал шаг - эхо отозвалось громче. Оно будто припоминало свой смысл... И определенно заключило союз с той дверью. Покушалось на мою душу!

Наверняка я преступник, которого преследуют незримые силы. Здесь, видимо, я когда-то и совершил убийство - здесь, за этой дверью. И теперь должен вернуться на место преступления, к тем камням, на которые некогда пролил кровь!

Я не хотел, не хотел, я не убийца, не грабитель, мою вину не докажут... И вообще - это церковь, она защитит меня, уж лучше я умру в ней от голода, чем погибну на плахе...

На мгновенье гипноз, исходивший от двери, рассеялся, и мысли мои прояснились.

Но потом в голове мелькнуло: наверняка я родился здесь... и моя мать умерла родами. Я ведь даже не знаю, кто она. А она, конечно, похоронена в этой церкви!

Я начал читать все имена, высеченные на половых плитах. Но быстро сообразил, что ее имени я не знаю. Как же добиться ясности? Меня ждали глубочайшие откровения; но скрижали разбились, потому что я не знаю имени своей матери.

Я вытащил из кармана блокнот, который носил с собой; но там значилось только: «У. и И. II, полночь». И ниже - две странички о какой-то черной женщине, мне не знакомой; она, видимо, уже умерла, ибо я разобрал слово «гробница».

Наверняка это и была моя мать! Но ее имя не упоминалось.

Запертая дверь все заметнее приводила мою душу в состояние одичания. Во мне что-то кричало:

«Мама наверняка погребена под полом этого помещения. На каменных плитах ты найдешь ее имя».