Читать книгу "Художник механических дел - Александр Ивич"

Еще ни одно изобретение академического механика не имело такого успеха. О Кулибине говорили. Императрица его наградила.

Отбою не было от заказов. Вся столичная знать требовала кулибинские фонари – их ставили на кареты для освещения пути.

Была слава, в доме завелись деньги, но это было совсем не то, ради чего трудился великий мастер. Умопроизведение господина Кулибина опять пошло на забавы. А он пытался показать, что фонарь годен для дела. Выставил его как-то в окне своего дома и осветил набережную на Адмиралтейской стороне, по другую сторону Невы.

Потом из нескольких фонарей соорудил звезду над набережной, а сам поехал в Красное село, за двадцать пять верст от столицы, и отсюда, с церковной колокольни, видел свет своего фонаря.

Тем хотел показать Кулибин, что годны фонари и для освещения улиц, и для ночных работ. Предложил Адмиралтейству освещать зеркальными фонарями корабли и гавани для безопасности ночного плавания.

Адмиралтейство предложением Кулибина пренебрегло, на улицах фонарей не поставили. И двадцать лет спустя освещались еще улицы столицы подвешенными у подъездов плошками со светильным маслом да свечами, выставленными в окнах домов, и то лишь в праздники.

А Потемкин был доволен: императрица милостиво улыбнулась. Еще бы, невидаль какую показал: фейерверк в дворцовом зале.

Потемкин царицу предуведомил о потехе. Поначалу Екатерина перепугалась:

– Да он дворец сожжет, все вещи перепортит – ракеты в покоях пускать!

Потемкин хитро улыбнулся:

– Что испортим, мы с Кулибиным за свой счет обновим.

Одной игрой света чрез зеркала да поставленными пред зеркалами картинками, без натурального огня, Кулибин такую устроил иллюминацию, что императрица приказала повторить и пожаловала механику две тысячи рублей. Что за часы, что за модель моста, плоды трудов многолетних, в которые вся сила таланта вложена, что за игрушку – цена по царскому счету вышла одна.

Ах, не по ветру ль развеять трудные мысли о важных замыслах, о пользе общественной, не предаться ли душою забавам? Деньги, почет…

В зимних сумерках сидит Иван Петрович за клавикордами[21], наигрывает грустные напевы. Мысли неотвязны. На строение моста через Неву потребно полмиллиона. Да деньги, видно, царице на другое надобны. Триста тысяч потрачено на пикник, полмиллиона уплатила государыня за алмаз некоему греку. Архитектура моста не понравилась! Ее переменить можно.

Однако надо думать: долголетен ли мост деревянный? И можно ли сочинить проект моста железного?

Иван Петрович вышел на Неву – посмотреть, подумать. По наплавному Исаакиевскому мосту свернул к Адмиралтейской стороне. Навстречу – карета Льва Нарышкина, пребогатого чудака и великого любителя пиров. При царском дворе – главный забавник.

Завидев Кулибина, Нарышкин остановил карету, подзывает художника:

– Садись! Не отпущу – выручать меня надо. Завтра праздник даю в Петергофе, государыня будет. Механический фокус припас для праздника, а вышел конфуз. Подвел театральный механик, итальяшка Бригонций.

И умчал Кулибина в Петергоф. Едва дал время собрать потребные инструменты.

Иноземный фокус был занятный: автомат. Сидит в кресле старик – переставляет шашки, считает деньги. При перевозке в Петергоф Бригонций автомат разобрал, а собрать не сумел.

Без большого труда Кулибин привел автомат в действие. Шутник Нарышкин позвал итальянского механика, слезно просит его еще раз попробовать как-нибудь с автоматом справиться.

– Голову мне рубите, коли хоть один человек, кроме того, кто построил автомат, теперь собрать его сможет!

Автомат рукой на Бригонция указует и говорит басом:

– Руби ему голову.

Это сказал Кулибин, спрятанный за автоматом. Бригонций от страха слова молвить не может, бросился бежать, потеряв шляпу.

Повезло Нарышкину. Вместо одной потехи на празднике – сразу две. Гости смотрят, как механический старик считает деньги, а Нарышкин им рассказывает, как он с Кулибиным подшутил над Бригонцием.

Вот опять на забавы день ушел. Да редко днями отделаешься. Приказала императрица для малолетних внуков механические игрушки сочинить. Построил Кулибин гору со стеклянным водопадом, с водяными мельницами, с прудами, по которым игрушечные утки плавают. Игрушка заводная – все движется. Занятно, а время ушло несчитанное.

Новые труды, прежние заботы

Седеет борода. Неторопливой стала походка. Лета немалые – шестой десяток. Сколько сделано! Нет, мало сделано. Неустанны были труды, а все в моделях, проектах, чертежах. К модели моста уже и любопытные редко ходят.

Умер Потемкин, и это печально. Видел от него и дурное – отрывал от дела нещадно, никогда не спрашивал, есть ли охота и время фейерверки к его праздникам сочинять. Однако и дело жаловал. Не было в нем небрежения душевного, любил талант и мастерство. Чванлив был с вельможами, людей же славных делами своими отличал. И это было Кулибину дорого.

Вот умирают ровесники, спешить надо с большими замыслами. Времени свободного стало больше. Мастерские за двадцать лет смотрения налажены – лучших в России нет. Из учеников выросли добрые мастера, не требуют присмотра. Время есть. И сил еще много – стареть Кулибин не хотел, замыслов не счесть.

Коляска-самокатка, трехколесная. Лошадей не надо: двое сидят, а слуга, стоя на запятках, нажимает ногами педали пружинные. Нашел, как движение от пружин к колесам передавать, сочинил устройство руля, тормоз.

Подумал – и отложил чертежи в сторону. Пользы обществу мало. Баре будут сидеть в коляске, а слуга – вместо лошади. Да и выдуманы уже, говорят, самоходные коляски в Париже[22].

Телеграф оптический – быстро вести передавать. Машину придумал: она движет крылья на высокой башне, на манер ветряной мельницы. Движения крыла – вверх, вниз, либо в сторону – телеграфические знаки, изображают слоги. Из слогов слова складываются. Знаки от одной башни передаются к другой, потом к третьей. Поставлены башни так, что с одной крылья другой видны. Для сообщений создал особую азбуку – из букв, цифр, запятых и слогов. Сообщения, передаваемые той азбукой, секретны – не имея таблиц, их не прочтешь.

Модель телеграфической машины смотрела императрица. Нашла ее занятной и повелела сдать на хранение в кунсткамеру. Снова пользы для общества не проистекло – телеграф сочли игрушкой.

На все те опыты деньги были надобны, и немалые. У семьи урывал, из жалованья. А от наград, от продажи фонарей семье тоже радости не было – все на строение моделей шло. И кончилось недолгое благополучие – вовсе денег не стало у Кулибина.