Читать книгу "Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа - Уильям Майкл Гир"

Тит слегка расслабился и отвел взгляд.

Приняв это в качестве извинения, Матья продолжил более спокойным тоном:

— Есть много людей, разделяющих наши взгляды, но не являющихся членами нашего сообщества. Даже вполне богатых, но боюсь, что на этот раз мы попросили у них слишком много. Думаю, некоторым из них пришлось опустошить свои дома, чтобы дать то, что мы попросили. Если об этом проговорится кто-нибудь из их слуг, пойдут слухи и всем нам конец.

Тит глянул на Йосефа, будто в ожидании ответной фразы.

— У тебя тоже есть определенные права, Тит, — наконец сказал Йосеф. — В особенности право на дерзость. Давай говори дальше, что у тебя на уме.

Тит верно служил Йосефу уже более десяти лет. Именно на долю Тита и Марьям выпали самые трудные поручения. Они смирились с тем, что стали нечистыми с религиозной точки зрения, прикоснувшись к покойнику, и выполнили все, не жалуясь. За счет этого Йосеф смог соблюсти чистоту в канун святых дней, дабы не разрушить свою карьеру в религии и политике. Вряд ли они понимали, что Йосеф уже отказался и от первой, и от второй. Сегодня ночью он навсегда сбежит из Палестины, прежде чем римляне смогут раскрыть его роль во всей этой истории.

Здесь оставалось все, что он любил и чего желал. Дни и ночи его мучила боль предстоящей потери, от которой его голова едва не раскалывалась на части. Сейчас осталось лишь чувство одиночества, такое, что скручивало внутренности.

Тит откинул с лица свои каштановые кудри.

— Этот человек был преступником, хозяин, — сказал он. — Тебе не следовало позволять Омывающимся на рассвете уговорить себя на столь безумное деяние. Тело должно быть отдано родственникам, как принято.

— Его родственникам, — с отвращением повторил Матья.

Тит повернулся, сидя в седле, и угрожающе глянул на него.

— Его родственники не хотели забирать тело, Тит, — принялся терпеливо объяснять Йосеф. — Они отреклись от него много лет назад. Считали его безумцем. У него больше никого не было. Если бы я не стал умолять римлян о его праве на достойное погребение, его тело оставили бы на растерзание шакалам и грифам.[18]Я бы не вынес этого.

— Тем не менее я не понимаю, зачем ты подвергаешь себя такому риску. Если они узнают…

— Приходят последние времена, последние часы, — прервал его юноша в белом. — Царство Божие на пороге. Мы обязаны брать на себя весь риск.

Тит словно не слышал его слов.

— Хозяин, это именно то, чего больше всего боятся римляне, — продолжил он. — Если они узнают, что ты сделал…

— Они узнают об этом, Тит, будь уверен, — устало ответил Йосеф. — А насчет того, почему… Я верил ему.

Тит несколько мгновений молчал, нахмурившись.

— Вот уж чего бы не подумал, — пробормотал он себе под нос.

Йосеф печально улыбнулся. Он даже сам себе удивлялся. За последний год его стремление к Царству Божьему стало подобным физической боли, пытке, которую нельзя было заглушить ни одним мирским удовольствием.

— Ты имеешь в виду то, что я член высшего Совета семидесяти одного?[19]Думаю, даже великий учитель Никодим верил ему, просто никогда не говорил об этом вслух.

С каждым дуновением ветра до них доносились ароматы мирра и алоэ, исходящие от Жемчужины, обернутой в холстину, перекинутую через спину вьючной лошади. Они были столь сильны, что, казалось, окутывали его целиком и проникали внутрь, словно Дух Святой. Никодим прислал самые дорогие благовония. Это было деяние если и не апостольское, то человека верующего. Марьям одна, втайне, умастила Жемчужину благовониями и обернула в холст.

Они поднимались все выше, но казалось, гора Гевал, на севере от них, поднимается вместе с ними. Йосеф посмотрел на долину, раскинувшуюся между горами Гевал и Гаризим. В домах горели огоньки масляных ламп, и долина напоминала огромный ларец с рассыпанными по нему драгоценными камнями. Несколько огоньков светились даже среди перевернутых камней развалин древнего города Шекем.

Они миновали поворот тропы, и оливковые деревья исчезли, уступив место кедровой роще. Воздух стал суше и холоднее.

Йосеф поплотнее обернул вокруг плеч потрепанный плащ. В свете звезд поблескивали золотые нити, вплетенные в тонкую льняную ткань, крашенную дорогим индиго. Этот плащ — символ богатства и положения в обществе и в высшем совете. Теперь, когда все уже сказано и сделано, ему следовало бы отдать его другому, любому, кто его заслуживает. Чтобы по этому плащу нельзя было узнать его самого. Он посмотрел на палец, на котором еще сегодня утром было большое золотое кольцо с семейной печатью, вырезанной в виде цветка граната. Оно принадлежало когда-то его прадеду. Всю свою жизнь Йосеф ставил им печати на воске, скрепляя ими письма и документы. Он нежно любил его. Теперь же оно было надето на палец мертвеца. Маленький подарок, не больше горчичного зерна в жерновах мироздания, но это было лучшее, что он мог предложить.

Потерев воспаленные глаза, он поднял взгляд на скалистый пик горы Гаризим. Темнело, и он все больше становился похож на огромный черный зуб, вонзающийся в темно-синее чрево неба. У западного склона скопились тучи, под ними виднелись полосы дождя. В третьем часу ночи они окажутся под ливнем.

— А ты веришь, Тит? — тихо спросил Йосеф. — Веришь тому, что Марьям сказала про эту гору?

Тит окинул взглядом тучи, оценивая силу грозы, и остановил взгляд на вершине горы.

— Эту гору наши люди всегда называли «таббур хаарез», «пуп земли», — ответил он. — Место, где земля встречается с небом. Говорили, что здесь, на самой высокой вершине, Моше зарыл Ковчег Завета.

— Советую говорить потише, — прошептал Матья, который вел навьюченную лошадь. — Об этом опасно говорить где угодно. Что, если об этом узнает префект Понтий Пилат?[20]Он пошлет войска, чтобы прочесать гору, найти святилище, уничтожить его и убить всех, кто пришел поклониться ему![21]