Читать книгу "Заговорщик - Александр Прозоров"

— Жизнь или кошелек. Глупый выбор, — пробормотал Зверев и весело прокричал: — Не вели казнить, государь, вели слово молвить!

Вскинув грамоту над головой, он стал пробиваться через монашескую толпу вперед.

Дьяк, читавший ливонскую грамоту, приподнял голову, глянул на голос, стрельнул глазами на государя. Тот скривился:

— Знаю я этого смутьяна. Гость он у меня редкий, Иван Михайлович. Коли заявился, давай послушаем, о чем баять станет.

Висковатый кивнул и снова вернулся к документу, губами проговаривая каждое написанное там слово.

— Ведомо мне, Иоанн Васильевич, — вырвался наконец на свободное место Зверев, запахнул шубу и поправил шапку. — Ведомо мне, государь, что нарушают кавалеры ливонские свои клятвы пред троном русским. За это они должны заплатить штраф и вернуть долг за сорок девять лет!

— Какой долг? — встрепенулся ливонец. — Мне о том ничего не ведомо!

— Доброго тебе дня, князь Андрей Васильевич, — склонил набок голову Иоанн.

— Здрав будь, государь. Как жизнь?

— Милостью Божьей, до сего часа не беспокоился.

— Ты как с государем разговариваешь, боярин?! — опять оторвался от грамоты дьяк Висковатый. — Нечто ты пьян, несчастный?

— Оставь его, Иван Михайлович, — чуть приподнял палец царь. — Я сего князя знаю. Дерзок он и неуживчив, однако же о государстве нашем печется искренне и советы зачастую дает зело мудрые. Ныне утром я о ниспослании милости Господа нашего молил, — осенил себя знамением правитель. — Вот уж не ожидал, что такой ответ от него получу.

Речь его была размеренной и спокойной. Казалось, он возвышался над окружающими и над всем миром, словно мамонт, бредущий через кустарник. Там, около ног, меж ветвей и листьев могло твориться все что угодно — хоть мировая война между мухами и комарами. Это совеем не означало, что у мамонта должен участиться пульс или сбиться дыхание.

— Ливонцы уже сорок девять лет забывают платить тебе положенную дань, государь, — повторил Зверев. — Может, Бог решил наградить тебя серебром?

— Навет сие страшный, великий царь, — забеспокоился комтур и подошел ближе. — Не было сего условия в прежнем уложении, и до того даней орден от века русским не платил!

— А это что? — опять покрутил в пальцах свиток Андрей.

— Дозволь глянуть, боярин, — наконец заинтересовался документом Висковатый.

— Князь! — тут же сурово поправил его Зверев. — Князь Сакульский по праву владения.

— Василия Лисьина сын? — приподнял брови дьяк. — Как же, знаю, знаю. — И он довольно бесцеремонно выдернул копию у Андрея из рук.

— Как супруга твоя себя чувствует, княже, как дети растут? — ласково поинтересовался правитель.

— Спасибо, здоровы, — кивнул Зверев. — Старшей почти шесть, младшей два исполнилось. Летом мальчик родится.

— Все мы мальчиков ждем, — не поднимая глаз, заметил Висковатый. — А рождаются больше девчонки.

— Я не жду, боярин, я знаю, — так же небрежно, не поворачивая головы, ответил Зверев.

— Я должен свериться с грамотами приказа, государь, — свернул грамоту в трубочку дьяк.

Иоанн молча поднял руку, повернул ладонью кверху. Висковатый что-то тихо буркнул, но свиток на нее положил. Царь пробежал документ глазами столь же небрежно, сколь и предыдущие, усмехнулся и протянул послу. Дьяк шумно втянул носом воздух, зрачки Готарда Кетлера запрыгали по строчкам.

— Этого не может быть! Мне неведом сей договор и его обязательство, — в полной растерянности пробормотал ливонец. — Я должен… Я должен снестись с магистром, проверить архив.

— Вот видишь, Иван Михайлович, — пригладил бороду правитель. — Одним своим появлением сей князь расстроил подписание перемирия. Однако же и глаза мне открыл, — голос Иоанна окреп. — Негоже людям, христианами себя нарекающим, от клятвы своей отказываться и долга пред господином своим не исполнять!

— Видит Бог, великий царь, — низко поклонившись, комтур развел руки, — великий магистр не имел мысли оскорблять или обманывать тебя. В прежние годы не случалось обычая платить дань Руси за ливонские земли.

— И потому накопилась недоимка почти за полвека серебром! — Иоанн даже хлопнул ладонями по подлокотникам кресла.

— Я клянусь немедля по возвращению в Цесин[8]сверить записи и поднять все прежние договора… — продолжил оправдываться посол.

— Один год, кавалер! — перебил его царь. — Магистру Вильгельму Фюрстенбергу хватит одного года, чтобы найти в архивах договор моего деда и собрать положенные недоимки? Через год, в сей день и час жду тебя здесь с данью для продления договора о перемирии. Клятву, данную на святом кресте, кровью Господа нашего, Иисуса Христа окропленном, нарушать никому не дозволено!

Посол на миг замер, но возражать не стал, рывком сорвал шляпу, изобразил некий странный пируэт:

— Я немедля отъезжаю в Ригу, великий царь. Могу поклясться, что при новой встрече я с легкостью отвечу на любые твои вопросы… — Готард Кетлер попятился к двери, ловко проскользнув между сопровождавшими его личностями, и исчез снаружи. Бюргеры в балахонах поклонились без всякого изящества, развернулись и, столкнувшись плечами, вышли следом.

— А ведь дань привезти он так и не пообещал, — тут же отметил Иоанн.

— Нельзя раздавать угрозы, которые не можешь выполнить, — тихо выразил недовольство Висковатый.

— Грамота подлинна? — резко повернулся к нему молодой царь.

— Это копия, — уточнил дьяк. — Надобно свериться в старых хранилищах. Но, мыслю, такой уговор при Иоанне Васильевиче заключался. Крепко тогда ордынцам досталось, они на все соглашались, лишь бы мир себе получить.

— А коли так! — повысил голос Иоанн, но тут же осекся, поднялся с кресла, поклонился: — Благодарю за службу, друга. Андрей Васильевич, за мной…

Он быстрым шагом достиг двери, нырнул в нее и замедлил шаг, оглянувшись на спешащего позади дьяка:

— Чем недоволен ты, Иван Михайлович? Коли верными грамоты окажутся, там чуть не сорок тысяч рублей в казну добавится. Рази лишнее сие? Впредь новый повод будет ливонцев на переговорах любых давить. Чуть что не так, сразу про дань напоминать станем. Коли смирно себя поведут — можем и забыть на время.

— А ну, не заплатят, государь, что тогда? — решительно возразил Висковатый. — По грамоте сей орден древнюю клятву подтверждает и подданство свое. Коли дань платить откажутся — позор на тебя ляжет, Иоанн Васильевич! Получится, смерды твои взбунтовались, господина не признают. Как ты их накажешь, государь? Чем? Руки-то связаны! Нельзя, Иоанн Васильевич, никак нельзя требовать того, чего не сможешь получить, и раздавать угрозы, которые не сможешь исполнить! Ведь придет час за каждое слово ответить. И что тогда? Позор! Тебе позор, мне, всему царству русскому!