Читать книгу "Резервисты - Егор Лосев"

Через несколько дней взвод пылил, растянувшись в два ряда вдоль дороги, делая «птихат цир». Уже больше часа, разморенные майским солнцем, мы тащились за саперами, спотыкаясь о щебенку и глотая пыль. Дорога все время шла в гору, пот стекал из-под каски и щипал глаза, бронежилет огромным горчичником прилип к телу. Мы устали, однако в любую секунду были готовы огрызнуться огнем.

В ста метрах впереди дорога заворачивала, редкие кусты на обочине ближе к повороту переходили в густые заросли. Эрез в нарушение всех инструкций шел рядом со следопытом. Вдруг они остановились, мы тоже послушно встали и опустились на одно колено. В воздухе повисла тишина, прерываемая лишь завыванием ветра. Эрез стоял, прислушиваясь к чему-то. За его спиной, теребя антенну рации, в недоумении застыл недавно вернувшийся из госпиталя Моше. Саперы выдвинулись вперед и стали что-то изучать на обочине. Наконец Эрез шагнул вперед, жестом подозвав Аюба и Мишаню. Проходя мимо саперов, он перебросился с ними парой слов, затем все трое втянулись в заросли, шагая след в след по едва заметной тропке. Секунды тянулись, словно падающие капли воды из плохо завинченного крана, но ничего не происходило. Зорик достал было фляжку, но, почувствовав искрившее в воздухе напряжение, сунул ее обратно в чехол, и в этот момент за поворотом прозвучали выстрелы. Четко грохнула Мишанина винтовка, пулеметная очередь почти совпала с ней, и снова все стихло. Наконец саперы махнули нам и двинулись вперед. Сразу за поворотом, на обочине лежал боевик в новеньком камуфляже, все еще сжимая в руках винтовку. Голова его была разворочена пулей, на уцелевшей части лица зеленели разводы камуфляжной краски.

— М-да, — пробормотал Зорик, проходя мимо, — причина смерти типичная асфиксия!

Метрах в пятидесяти далее, около полузакопанного фугаса, лежало еще одно тело. Эрез стоял над ним, держа в руках трофейный «АК-47». Отстегнув магазин, он клацнул затвором, выщелкивая патрон из ствола, и аккуратно положил «калаш» на землю. Весь его облик говорил о том, что он испытывает ностальгию. Зорик тоже обратил внимание на то, каким взглядом лейтенант смотрел на «АК». За обедом мы поговорили с Зориком и пришли к выводу, что наш новый командир имел в прошлом отношение к морским коммандос, у них «калаш» — штатное оружие, вот он и загрустил. Через несколько лет я случайно встретил Эреза, и он подтвердил наши предположения.

В тот день мы с другом всплывали после погружения на затопленный ракетный катер в Эйлатском заливе. Было около десяти утра, солнце вставало над иорданским портом Акабой и светило нам в спину. До поверхности оставалось около десяти метров, мы оказались над пологим, покрытым белым мелким песком дном. Воздуха у нас в баллонах оставалось по восемьдесят атмосфер, так что торопиться было некуда. Мы зависли над дном, купаясь в косо пронизывающих воду солнечных лучах и балдея от невесомости. На песке плясали зайчики от волн. В полуметре от маски вертелась рыба-попугай, переливаясь всеми цветами радуги; мой напарник, перевернувшись на спину и вытащив загубник, пускал пузырьки колечками, как дым сигареты, чем несказанно удивил стайку бычеглазов.

Вдруг откуда-то из голубой бездны позади нас вылетела пара аквалангистов. Они пронеслись мимо, стелясь над дном. Затем, синхронно поменяв направление мощным гребком широких джет-финов, исчезли между валунами метрах в двадцати левее.

Испуганная рыба-попугай сломя голову унеслась в глубину. У обоих были акваланги замкнутого цикла (не выпускающие пузырьков), редко встречающиеся среди любителей подводного плаванья, но больше всего меня поразили их движения — обычно аквалангисты плывут не торопясь, чтобы тратить меньше воздуха и смотреть по сторонам, — эти же двигались быстро и резко, как хищные рыбы, и если мы чувствовали себя под водой в гостях, то эта пара была явно в родной стихии.

Когда мы вылезли из воды, они уже полоскали свои акваланги в специальном колодце с пресной водой под навесом клуба, и в одном из них я узнал Эреза. Пока мы брели к берегу по колено в воде, на пляже разыгралась любопытная сцена. Какой-то ублюдочного вида толстяк, загорающий на лежаке перед клубом, допив банку пива и известив об этом окружающих громкой отрыжкой, с довольным видом зашвырнул окурок прямо в море, туда, где в прозрачном ультрамариновом прибое резвились стайки ярких коралловых рыбок.

Эрез задумчиво проводил взглядом окурок и направился к толстяку. Подойдя к нему, он с ледяной вежливостью потребовал подобрать окурок и бросить его в урну. Толстяк, не глядя, послал его подальше, но потом поднял взгляд и, оцепенев, как кролик, увидевший удава, сразу будто сдулся. Бормоча извинения, толстый потрусил к воде. Его небритый товарищ с массивной золотой цепью на шее подскочил к Эрезу сзади и рванул за плечо. Эрез легко поймал его запястье и, заломив руку, усадил обратно на лежак. Небритый понял, что ему лучше еще позагорать. Толстяк, выловив в волнах бычок, с видом побитой собаки побрел к мусорке. Инцидент был исчерпан.

Прополоскав акваланг, я подошел к Эрезу. Поздоровавшись, я прямо сказал ему: «Ты ведь служил в шаетет (подразделение морского спецназа — ивр.)?» — «Угу, — пробурчал Эрез со свойственной ему «общительностью», — до четвертого сентября девяносто седьмого года, и больше не спрашивай меня об этом»'. Первый и единственный раз я увидел в его глазах не холодную ярость, а затаенную боль.

Но эта встреча произошла уже после нашего дембеля, а пока Эрез водил нас на патрулирования и засады. За полное отсутствие эмоций во всех ситуациях нового лейтенанта прозвали Терминатором.

Как-то раз мы сидели в бункере, пережидая очередной обстрел. Леха вдруг оторвался от газеты. «Во! Статья про Ливан!» — заявил он и начал читать вслух. Постепенно около него собрался почти весь взвод. В газете было напечатано интервью с десантником, который не встал в атаку, когда они напоролись на группу боевиков и ротный приказал: «Вперед!» Дело происходило на склоне холма, и хотя террористы были ниже десантников, из-за особенностей рельефа они оказались в более удачном положении.

Все рванулись вниз, навстречу боевикам, стреляя на ходу, а этот парень просто остался лежать на склоне. Впереди рухнул командир роты, получив пулю в лицо. Справа хрипел простреленной грудью лейтенант-взводный, а он просто лежал и смотрел. Перед ним бежали его товарищи, стреляли и падали от ответных выстрелов, но он не встал. Боевики забрали секретную рацию, сняли с кого-то из погибших ребят ПНВ, добили взводного и ушли, а этот урод просто хотел жить и ничего не сделал.

Несколько минут все молчали, переваривая статью, а затем казарма превратилась в студию «Попполитики».[2]Каждый хотел высказать свое мнение. Все орали, на шум подходили еще пацаны, читали статью и присоединялись к крикам.