Читать книгу "Истории про зверей и людей - Людмила Улицкая"

— Не я! Не я! Все хотели! Никто не хотел! Все! Мы все кидали кожуру! Я не кидал! Ты кидал! Мы все кидали!

«Как они напоминают мне моих братьев, — подумал с грустью Антверпен. — Такая же злая толпа».

— Не ругай их, Антверпен. Это несчастный случай, и я виноват во всём сам. Бедный наш Вася! — прошептал с печи Михеев слабеющим голосом.

— Только не умирай, — взмолился Антверпен. — Прошу тебя, не умирай.

— Если я умру, похорони меня рядом с нашим другом Васей, — раздался с печи голос Михеева.

— Тогда я и сам умру от горя! — воскликнул Антверпен. И тут раздался дружный рёв малышей-сороконожек.

— Но мы не хотим, чтобы все умерли! — закричал один.

— А кто принесёт нам поесть? Антверпен, не умирай! — закричал второй.

— А кто принесёт молоко? Михеев, не умирай! — закричал третий.

— Мы больше не будем разбрасывать яблочную кожуру! — закричал четвёртый.

— И вообще — где наша мама? — заплакал пятый. И тут все они вспомнили, что давно не видели маму Марью Семёновну. И подняли такой крик, какого ещё никто не слышал. Они пищали, скулили, ревели, рыдали и выли. Они не вспоминали про маму все эти дни, но вдруг оказалось, что она им очень нужна.

А мама Марья Семёновна уже неслась на всех сорока ножках по дорожке к дому на предельной скорости. На спине она тащила огромную толстую книгу, на которой было написано: «Как воспитывать непослушных детей». И к дому она поспела как раз в ту минуту, когда вопли её детей достигли предельной громкости.

— О боже! — тихо произнесла Марья Семёновна. — Что тут происходит?

Дети облепили её со всех сторон, тянулись к ней всеми своими ножками и мордочками, чтобы поцеловать измученную длинной дорогой и тяжёлой поклажей маму.

— Ужасные новости! Умер Вася! Михеев обварился кипятком и тоже собирается умирать! И Антверпен обещал умереть! Мамочка! Как хорошо, что ты пришла!

Глава 10

Пo настоянию Марьи Семёновны останки Васи вместе с цветочным горшком похоронили прямо во дворе. Зарыли в землю и сверху насыпали могильный холмик. Книгу по педагогике положили на подоконнике рядом с Энциклопедией, но — увы! — никто теперь не мог прочитать столь нужную книгу: Антверпен не успел научиться читать, а Михеев хотя и знал пять букв, но этого было явно недостаточно. Не говоря уже о том, что он лежал на печи и стонал — ему было всё хуже и хуже.

И тут Марья Семёновна проявила неожиданную сообразительность и твёрдость характера — собрала всех своих детей и сказала им буквально следующее:

— Михеева надо лечить. Васи теперь нет с нами, но вокруг нашего дома несметные заросли ромашки, а ромашка, как говорил Вася, растение лекарственное. Так что все быстро за дело — собирать ромашки!

Конечно, в это трудно поверить: маленькие сороконожки бросились со всех ног на промысел. За час они набрали целую кастрюлю цветков. Марья Семёновна с Антверпеном приготовили отвар и сделали Михееву огромный компресс на голову, на спину на живот, на все четыре лапы и на хвост. И Михееву стало чуть-чуть лучше. Утром сороконожки снова набрали кастрюлю ромашки, и снова было сварено лекарство и сделан новый компресс, и Михееву стало ещё немного лучше…

К счастью, пошли дожди, и теперь Антверпену не надо было далеко летать за водой, потому что бочка наполнилась свежей водой, она вполне годилась и для компрессов, и для питья.

К концу недели Михеев спустился с печи. Выглядел он ужасно: старая шерсть почти вся сошла, а новая только пробивалась.

Но уже было видно, что новая шерсть вырастет и лысым на всю жизнь он не останется. Первый день он ходил по дому, а на второй вышел за порог — взглянуть на могилу Васи. Утирая скупые кошачьи слезы, Михеев подошёл к могильному холмику…

Хотите — верьте, хотите — нет! В это действительно трудно поверить: в самой середине могильного холма вырос маленький столетник!

— Вася! — воскликнул Михеев. — Ты ли это?

— Уа! Уа! — раздалось в ответ.

Антверпен, у которого только-только начало заживать вывихнутое крыло, от неожиданности взлетел на забор.

— Это Вася! — чирикнул он. — Вася снова вырос!

— Уа! Ва-ва! — пролепетал маленький столетник. Прибежали все сороконожки во главе с Марьей Семёновной и подняли радостный крик:

— Вася! Наш Вася не умер! Он вернулся!

— Всё дело в корешке, — объяснил Михеев. — Он же растение, и он снова вырос из старого корешка. Как хорошо быть растением!

— Вася! Мы больше не будем разбрасывать яблочную кожуру! — дружно закричали сороконожки.

— А-гу! Гу-гу! Ку-ку! — согласилось растение. Этот новый столетник был, несомненно, Вася, но только не прежний мудрый и добрый Вася, а младенец.

Михеев поглаживал растение своей не совсем ещё зажившей лапой:

— Мы тебя любим, Вася! Пожалуйста, вырастай поскорей! Ну, скажи: «Ва-ся»!

— Уа-уа! — заплакал маленький столетник.

— Он хочет пить, — догадался Антверпен.

И все бросились поить Васю: Антверпен принёс воды в клюве, Михеев поливал из бидона, а сороконожки выстроились друг за другом и протянулись цепочкой от верха бочки прямо до бывшей могилы, которая теперь была уже не могилой, а обыкновенной клумбой. Они передавали кружку воды — из ножек в ножки — и почти ничего не проливали по дороге.

До самого вечера, прервавшись лишь на обед, они поливали маленького Васю, и он рос прямо на глазах. К вечеру он вырос в два раза и сказал своё первое слово. Оно звучало странно:

«Па-би-бо!»

Глава последняя

Уложив сороконожек спать, Михеев и Антверпен уселись на подоконнике, где лежали две толстые, никому не нужные книги, и тихо беседовали.

— Какого друга мы потеряли, — с грустью заметил Антверпен. — Он был так умён, так образован, а теперь у нас ещё один ребёнок на руках.

Антверпен вспрыгнул на лежащую книгу, клюнул несколько раз в название.

— И теперь мы никогда не узнаем, как правильно воспитывать трудных детей.

— Не знаю, не знаю, — загадочно улыбнулся Михеев.

Известно, что кошки большие мастера на загадочные улыбки. Тут подала из своего угла голос робкая Марья Семёновна:

— А если бы вы знали, как тяжело было тащить эту книгу на спине. И как жаль, что мы никогда не узнаем, как воспитывать трудных детей.

Антверпен её поддержал:

— А подростки? Когда они станут подростками, мы с ними вообще не справимся, они пойдут по дурному пути, начнут курить и выбрасывать окурки и пустые бутылки на землю, ездить на мотоцикле без глушителя, обижать слабых и — не дай бог! — ненавидеть всех, у кого нет сорока ног, например, воробьев, кошек, столетников! Не правда ли, Михеев?