Читать книгу "Предательство - Фиона Макинтош"

Слово за слово — и Соррель рассказала Элиссе о своих путешествиях. Она оказалась странствующей травницей.

Элиссандра слушала ее, затаив дыхание. Ведь она тоже занимается лечением травами! Наконец, гостья заговорила о том, что видела вчера, когда посетила Гладкий Луг. По ее словам, деревня гудела, как пчелиный улей: один из ее жителей должен был вот-вот переселиться в столицу, и не куда-нибудь, а в королевский дворец.

— Все там ходят с таким видом, что не сразу поймешь, кому выпала такая честь. Но я видела того мальчика. Очень симпатичный. А какие глаза — голубые, как небо, даже светятся! Если он войдет в ворота Тала утром, то к вечеру столичные красавицы лишат его невинности.

Соррель лукаво засмеялась, но ее глаза пристально наблюдали за девушкой. Элиссандра растерялась.

— Я знаю многих жителей Гладкого Луга. Э-э-э… а как зовут этого юношу? Вы слышали?

— Нет…. Не уверена. Я ведь просто была там проездом и остановилась поужинать в трактире. А мальчик… Рослый такой. Блестящие темные волосы, глаза голубые, яркие… Я таких глаз никогда не видела.

— Торкин Гинт, — ничего не выражающим тоном произнесла Элисса, но взгляд ее стал отсутствующим, как у душевнобольной.

— Я не слышала его имени, девочка моя. Нет… подожди. Кажется, фамилию ты назвала верно. Гинт, Гинт… Его отец — местный писарь?

Элиссандра печально кивнула.

— Все угощали его элем, поздравляли. Потом людям стало тесно в трактире, веселье хлынуло на улицу — так и я узнала новость. Если верить хозяину постоялого двора, паренек станет учеником самого Меркуда. Это очень известный лекарь, его прозвали «Облегчающий Страдания», — старушка закашлялась и постучала себя по груди. — Правда, я сама его никогда не видела. А жаль.

Лицо девушки стало нездорово-бледным.

— Я знаю сына Гинта. Но никогда не слышала, что он собирается в столицу. Никто не говорил, когда он уезжает?

Соррель нарочито небрежно пожала плечами.

— Все были так взволнованы… Я поняла, что сегодня утром. Вся деревня собиралась его провожать.

Элиссандра резко встала и начала убирать со стола. Ей казалось, что сердце сейчас разорвется… Но она выглядела невозмутимой.

— Да? Какая жалость. Я пропустила праздник.

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы ничем не выдать своих чувств. Ярость, ужас, отчаяние… Но вот посуда была убрана, стол вытерт, а Соррель так ничего больше и не сообщила о Торе. Но стоило ли ее винить? Откуда ей знать о чувствах Элиссы, откуда ей знать, что они с Тором были почти помолвлены?

Как ни хотелось Элиссе услышать что-нибудь еще, она заставила себя сменить тему. И когда она заговорила о своей жизни, ее голос звучал ровно и почти весело.

— Может быть, он считает, что именно я виновата в смерти мамы, — говоря об отце, она поневоле сникла. Соррель встала и потянулась.

— Ты похожа на нее?

— Да, — девушка пожала плечами. — Те, кто знал маму, говорят, что я похожа на нее, как две капли воды.

Она запоздало сообразила, что сама себе сделала комплимент. Совсем недавно она сказала, что мать ее была настоящей красавицей.

— Вот что я скажу тебе, моя дорогая. Думаю, он очень любил твою мать. И всякий раз, глядя на тебя, он испытывает боль. Он не может жить настоящим, потому что что-то постоянно напоминает ему о прошлом.

— Вы так считаете?

Элиссандре показалось, будто перед ней распахнулась дверь.

— Думаю, тебе стоит прекратить делать все, что ты для него делаешь. Возможно, тебе пора уехать и жить своей жизнью, — сказала старушка, стряхивая крошки с одежды.

— Но он же не сможет себя прокормить! А когда он снова напьется? Кто о нем позаботится?

Соррель фыркнула.

— Он сам!

Элиссандра была потрясена. Но в этих словах был смысл. Ее охватила дрожь.

— А мне куда деваться? Мне пятнадцать лет, у меня нет денег, меня нигде не ждут. А вы советуете мне уехать из родной деревни.

Соррель улыбнулась и поправила на плечах шаль. Элисса почувствовала, что впадает в панику.

— Вы уже уходите?

— Да, моя девочка. Соррели пора. У меня впереди долгий путь. Вон и мой глупый старый осел кричит — говорит, что солнце уже высоко, а нам до вечера надо преодолеть восемь миль, чтобы добраться до Твиффордской Переправы.

И гостья снова потянулась к своей старой матерчатой сумке.

— Ты не проводишь меня, Элисса?

На этот раз Соррель решительно прошла к двери и распахнула ее. Морось прекратилась, но все еще не разъяснило. Воздух был сырым и промозглым.

И тут Элисса сделала то, чего сама от себя не ожидала. Она бросилась следом за Соррелью, да так стремительно, что напугала ее осла.

— Постойте, Соррель! Возьмите меня с собой! Старушка остановилась и обернулась. Казалось, она совсем не удивилась, хотя выглядела серьезной.

— Ты даже не знаешь, куда я собираюсь после Твиффордской Переправы.

— Это не важно. Мне все равно. Только позвольте мне поехать с вами. Я не буду вам обузой. Я умею готовить, стирать… Я могу выполнять ваши поручения. Я умею ездить верхом. Писать, читать… Я помогу вам зарабатывать на жизнь. Я разбираюсь в травах…

От волнения она больше не могла произнести ни слова и лишь с мольбой смотрела на пожилую женщину.

На миг Соррель устремила взгляд в небо, затем снова обратилась к Элиссе.

— Я знаю, ты хочешь убежать от этой беспросветной жизни. Но от чего еще, девочка моя? Тут пахнет чем-то другим. Мой большой нос мне подсказывает.

Нос у Соррели в самом деле был большим. А когда она сделала вид, что принюхивается, Элисса не выдержала и рассмеялась, хотя ей было вовсе не весело. Она снова вспомнила Тора. Шагнув к Соррели, девушка взяла ее за руку и сжала ее.

— Вы правы, дело не только в этом. Я просто еще не готова сказать, в чем именно. Но если я уеду… есть шанс, что отец возьмет себя в руки и начнет новую жизнь. Потому что я не буду каждую минуту напоминать ему о маме.

Соррель обняла девушку.

— А что ты ему скажешь, девочка моя?

— Я напишу ему за… Она осеклась.

— Вы хотите сказать, что я могу уехать с вами?!

— Ну не гнать же тебя, верно?

Девушка бросилась старушке на шею. Осел по кличке Кетай, не привыкший к столь бурным выражениям благодарности, заревел, шарахнулся, больно натянув повод, за который был привязан, а потом замер как вкопанный, дико кося глазами. Впрочем, Элисса испугалась не меньше. Однако она подошла к ослу и заговорила с ним, как говорила с пьяным отцом — немудреные фразы, главное, чтобы в них звучало спокойствие. Потом протянула руку, ласково взъерошила ослу колючую челку, провела кончиками пальцев по бархатистому носу. Осел явно успокоился — он перестал пританцовывать, опустил уши, ослабил повод, а когда Элисса протянула ему яблоко, он как ни в чем не бывало принял угощение и стал задумчиво жевать.