Читать книгу "Операция "Шасть!" - Евгений Журавлев"

– Это дело я люблю. – Никита взял в руки инструмент и провел по струнам. – Эх вы, гусли-самогуды, ноги-самоплясы.

– Ишь ты, гляди-ка че! – обрадовался хозяин. – Тоже игрун, значит? Ну сейчас мы тут джем-сейшен устроим. Погодите минутку.

Впрочем, отсутствовал он куда меньше. Появился, неся еще две гитары, одна из которых была очень уж изящной, с пышным бантом – определенно дамской. Ее-то он и облапил нежно, передав вторую Лехе.

Трио дружно забренчало, подстраиваясь друг под друга.

Добрынин начал наигрывать что-то мелодичное и до боли знакомое.

– Знаем, знаем, – подыграл ему Попов. – Старинная юсавская песня «Хотел в Калифонью». «Иглз», по-моему.

– Ну а чем мы не трио орлов-бандуристов? И мы можем.

– Не, Лешка, давай-ка лучше нашу старинную.

– «Песню про кабанов»?

– Точно.

Дамская гитарка под мышкой у Муромского выглядела как балалайка. Тем не менее звук он извлек из нее самый что ни на есть зажигательный:

Исстари рядится с делом потеха:

Мол, без потехи царил бы бедлам.

– Добрая чарка коню не помеха, —

Ну так и хрена ли нам, кабанам!

– Так эту я знаю! – обрадовался Никита. – Мы ее в морге на посиделках постоянно пели.

– Ну да, можно сказать, ваш профессиональный гимн. – Алексей подмигнул ему. – А ведь все народные песни выходят из народа.

– Леха у нас тот еще физик-лирик. Самородок-самописец! Он в свое время в студентах много чего народного понаписал, вагант.

– Да будет тебе, – смущенно отмахнулся Попов. – Поехали, что ли?

Звон трех гитар и рев трех крепких глоток заполнил, казалось, всю Вселенную:

Хваткие руки повиснут как плети,

Ходкие ноги сплетутся узлом:

Ты напоследок промчишься в карете,

Скромно помеченной красным крестом.

Шмякнув тебя на разделочный столик,

Хмурый прозектор нацедит сто грамм

(Не разводя): «Будь здоров, трудоголик,

Пусть не товарищ ты нам, кабанам!»

Белое, плотно-добротное тело.

– Что ж ты, засранец, его разложил?

А ведь сумей ты отвлечься от дела —

Родине б нашей служил да служил!

Без регулярных естественных сбоев,

Без разгильдяйства внутри кабалы

Дело – подрыв древнерусских устоев:

Это не дело, друзья-кабаны.

Делая дело, в спонтанном запале

К легкой потехе всегда будь готов;

Если уж чарка конягу не валит,

То уж, конечно, не нас, кабанов!

Дело гундит, что берет тебя в долю,

Щуря лукавый, с хитринкою глаз.

Помни, оно потешается вволю,

А не какой-нибудь гребаный час.

Счастье не в водке, не в папиросе,

Но и не в вареве дел и забот.

Не отключаетесь? – милости просим

В гости к прозектору, в рот вам компот!

– «В гости к прозектору, в рот вам комплот!» – продублировал последнюю строчку самобытный народный автор Попов.

И вся честная компания загомонила:

– Комплот! Комплот! Вот оно, наше, исконное-посконное! Гип-гип, ура! Выпьем, что ли, где же кружка!.. Хоп, а где же поллитрушка?

Озадаченный Илья пошарил под столиком, зачем-то помешал лед в ведерке.

– Не пойму, мужики, что за полтергейст такой. Точно знаю, была пятая бутылка.

Никита вспомнил недавнее обнаружение «Государыни Императрицы» под столом и хмыкнул. Чудеса! И впрямь полтергейст.

– Не полтергейст, Илюшенька! – прозвучал вдруг серебристый женский голосок.

Воцарилась кладбищенская тишина. Минута молчания в память о товарищах, опаленных белой горячкой. Приятели с немым укором разглядывали друг друга.

– Ну и кто из вас хренов чревовещатель? – Илья, спасовав перед пыткой неизвестностью первым, навис над соратниками всплывшим на полную высоту айсбергом.

В комнате снова прозвенело серебро:

– Ну дают, пьяницы! Чревовещание выискивают. Опомнитесь, горлодеры! Вы ж простые пьяницы, а не кастрированные. Где уж вам с вашими чревами чугунными извлекать меццо-сопрано вроде моего? Побойтесь бога, молодцы.

– Так, значит… Глюки. Кристофы Виллибальды Глюки, – пробормотал ошарашенный Леха.

Сохранивший некоторую трезвость рассудка Никита, сканируя профессиональным взглядом замкнутое пространство, продекламировал нараспев:

– Ах, откройся, молодица, стань нам названой сестрицей.

– Или это… тетушкой родной, – подхватил Леха.

– Короче говоря, гостьей дорогой, – заключил на правах хозяина квартиры Муромский.

– Ой, до чего же вы хорошенькие! – хихикнул голосок. – Меня – и вдруг гостьей…

Обалдевшие приятели не заметили, как над столиком приподнялось ведерко со льдом. Приподнялось и перевернулось. Кусочки посыпались – кому за шиворот, кому за пазуху.

– А-а, черт! – Илья быстро начал освобождаться от рубахи. – «Тут я понял, это джинн, он же может многое…» Совсем как у Жеглова. Все-таки это полтергейст.

– Эх, Илюша, солнышко ты мое доморощенное. Не джинн и не полтергейст. Я Фенечка твоя. Феня.

– Фенечка – это что? Типа колечко в ноздрю или пупок?

– Да нет же. Имя такое, древнерусское.

– Хорошо, хоть не Фекла, – оправился от замешательства Добрынин. – А зачем ты, Феня древнерусская, водку нашу умыкнула? Неужто одна хлебать собралась? В жизни не поверю. Давай-ка выходи, коль пошла такая пьянка. Выпей с нами.

Голосок выдержал паузу, как бы подыскивая нужные слова.

– Молодые люди, вы вроде бы уже протрезвели. Давайте разберемся серьезно.

– Да уж, давай серьезно.

– Такие понятия, как домовой или ангел-хранитель, вам о чем-нибудь говорят?

Илья пожал литыми плечами:

– Я вообще-то всегда считал, что домовые мужского пола. А персональный ангел-хранитель, конечно, круто, но неубедительно.

– Неубедительно? – Голосок, казалось, осерчал: – А как ты, молодой да интересный, катался всю жизнь сыром по маслу, не затрудняя себя бытовыми мелочами?

– Прости, милая, но довод так себе, – возразил Илья. – «Сестренки» мои – они ж ух какие работницы заботливые! Взять хоть Ингу…

– Ладно. А почему тогда ни одна красотка тебя до сих пор не захомутала? Ты, что ли, отбиваешься от вертихвосток этих?!

– Стоп-стоп-стоп! – примирительно поднял руку Никита. – Понятно, чего только в жизни не бывает. Женщина-домовой или домовая звучит и вправду непривычно. Ну да пусть. Однако, судя по Илюхиной реакции, он-то до сих пор знать не знал о твоем существовании. То есть ты, Фенюшка, как-то управлялась без этого вот сладкозвучного аудиовоплощения. Чего ж сейчас-то произошло экстраординарного?