Читать книгу "Врата Галактики - Михаил Ахманов"

– Похоже, крепко тебя приперло, – сказал папаша Эмиль, присев напротив гостя и подливая в его стакан.

– Жена бросила, – неожиданно признался Командор и хлопнул рому. – Тут или в загул, или залп из всех орудий. Пока пью, а вернусь на корабль, будут и залпы.

– Ты того… не увлекайся… пьяный гриб как-никак, – напомнил старый бармен. – Ты возьми в рассуждение, что жена у тебя была да сплыла, но лучше уж так, чем вообще никакой жены. Я вот, перекати-поле, ни единой не завел, о чем сейчас жалею. Хотя, конечно, есть что вспомнить… – Он со значением прищурился и спросил: – А эта, которая бросила, – первая, что ли, у тебя?

– Третья, – признался Командор.

– Ну, понятное дело! Ты видный мужик, весь в чинах и славе! – Папаша Эмиль покосился на плакат. – Третья, значит… А остальные где?

– Одна на Тхаре, другая погибла. Давно… – Командор поднял стакан. – Выпью! В память Моники-Паолы, боевой подруги! Что за женщина была! А вот за Ксюшку пить не буду.

Он отхлебнул и бросил взгляд на каминную полку. Вероятно, от спиртного его зрение обострилось – теперь он разглядел игру света на лакированном прикладе, граненый штык и длинный вороненый ствол. Сердце его замерло, он разом позабыл о Линде и остальных своих женах, как погибших, так и благополучно здравствующих. Кроме тяги к авантюрам и боевым подвигам, у Командора была еще одна страсть – старинное оружие, холодное и пулевое. В его коллекции были пистолет ТТ, дамасская сабля, испанская шпага, меч викингов (правда, ржавый), автоматы «узи» и «калаш», американская винтовка «М16» и другие редкости. Большей частью эти сокровища хранились в особом шкафу в его апартаментах на «Палладе», но кое-что украшало кают-компанию – как дань памяти славным предкам и для поднятия боевого духа офицеров.

Он вытянул руку к каминной полке.

– Что там у тебя, старина?

– Ружье, – сообщил папаша Эмиль. Должно быть, он не разбирался в военных делах и не знал, что ружей со штыками не бывает.

– Покажи! – велел Командор, отодвигая на край стола бутыль и стакан.

Конечно, то оказалось не ружье, а пятизарядная винтовка Мосина,[25]с патронной обоймой и в отличном состоянии. Отомкнув трехгранный штык, Командор проверил канал ствола и убедился, что там нет ни пыли, ни следов нагара. Затвор, подавая патрон, работал мягко, и не имелось сомнений, что оружие в работоспособном состоянии – хоть сейчас стреляй. На заводском клейме была выбита дата «1891»; значит, этот раритет изготовили в одной из первых партий, в девятнадцатом, а не в двадцатом веке.

Легендарная трехлинейка! Возрастом почти в половину тысячелетия!

Руки у Командора затряслись. Осторожно положив оружие на стол, он осведомился:

– Сколько?

Пожалуй, вопрос был риторическим – в его карманах зияла пустота. Конечно, звание коммодора сопровождалось неплохим довольствием, как вещевым, так и финансовым, однако он поиздержался в Вавилоне. Пить и гулять в одиночку Командор не любил – это с одной стороны, а с другой – не терпел всяких нахлебников и почитателей, кроме симпатичных женщин. Но женщины к нему слетались как пчелы к патоке, и все до одной симпатичные, ибо Олаф Питер Карлос обладал известностью, репутацией героя и неотразимым обаянием. Кроме милых дам, были еще соратники из Флота Фронтира в чине коммандеров и капитанов, находившиеся в отпуске или на лечении, которых нельзя не пригласить к застолью. Пригласить и вспомнить о былом, о битвах, великих победах и камерадах, ушедших в Пустоту… Святое дело, особенно под рюмку!

Обдумав вопрос Командора, папаша Эмиль расправил усы и сказал:

– Нисколько, потому как не продается. Семейная реликвия! Прадед мой Эйно был из латышских стрелков и с этим ружьем Зимний брал.

– Это какой еще Зимний? – полюбопытствовал Командор, лаская вороненый ствол.

– Царский дворец в Петербурге, в девятьсот семнадцатом, – объяснил бармен. – Тогда, видишь ли, революция у них была. Эта… как ее… большевистская и пролетарская.

Командор наморщил лоб, пытаясь освежить свои познания в истории. О революции в России вспоминалось немногое и большей частью личное – то, что далекий предок, казачий полковник Федор Красногорцев, бежал от этих безобразий в Париж, где полковничья дочь Мария обвенчалась с Пьером Тревельяном, французским лейтенантом, и стали они родоначальниками славной фамилии. Но было это так давно, так давно! Позже Наполеона, но раньше Гитлера и Сталина…

Наконец, сложив годы папаши Эмиля и трех поколений его предков, Командор усмехнулся и сказал:

– Брось заливать насчет Зимнего, старина. Твой прадед сражался в Первой Войне Провала и был, я думаю, не латышским стрелком, а бойцом десанта. Метатель плазмы таскал, восьмую модель… Тоже почтенная древность, но с этим, – он прикоснулся к винтовке, – и сравнить нельзя.

– Ну, не знаю, не знаю, – сказал папаша Эмиль, перемещаясь к стойке. Он нацедил себе пива, выпил, вытер усы и задумчиво произнес: – Кто-то в нашем семействе непременно Зимний брал – если не прадедушка Эйно, так его прадед. Все одно, ружье – семейная реликвия и историческая ценность. Грех такой штукой торговать.

– А ты не торгуй, ты обменяй, – предложил Командор. – Я тебе свой парадный мундир отдам со всеми регалиями. Закажешь мою статую из виниплекса, в форму оденешь и усадишь на этот табурет. А на столе надпись сделаешь: тут коммодор Тревельян-Красногорцев пил ром из пьяного гриба. Народ к тебе валом повалит!

– Неплохая мысль, – согласился папаша Эмиль. – Только поверят ли, что это взаправду?

– Я тебе подтверждающую запись пришлю со своим личным кодом, – пообещал Командор и принялся стягивать башмаки.

– Погоди! – взволновался старый бармен. – Как ты без одежки? Глайдер у тебя с подогревом, однако у нас тут не Таити. Опять же, думаю, на базу едешь, на Олимп… Добро ли туда явиться без штанов и босиком? Спросят, чего ж ты так, и что ответишь? Дескать, папаша Эмиль, старый злодей, напоил и раздел… Нехорошо! Ущерб для репутации!

– Не суетись, – произнес Командор, сбрасывая китель с серебряными «спиралями». – Не гони волну, старина, а сходи к машине и принеси контейнер с моими вещичками. Полевую форму надену. Раз вызвали меня, значит, есть приказы, а с ними лучше знакомиться в полевой форме.

– Почему? – спросил папаша Эмиль.

– Меньше времени на сборы. Ты иди, иди! Да приготовь мне две бутылки рома, с собой возьму. Крепкое пойло эта «Невинность», давно не пробовал… – Командор расстегнул пояс и снял парадные брюки, бормоча: – Крепкое и на душу ложится… Как ляжет, так сразу полегчает… А чтобы совсем полегчало, надо на мостик взойти и скомандовать залп из всех орудий! Жабам[26]в пасть, будь они прокляты, твари зеленые!