Читать книгу "Камбрия - навсегда! - Владимир Коваленко"

Одно утешение, до конца церемонии оставалось немного. Огорчало, что ждущий впереди пир и ночлег будут немногим лучше.

И все-таки это будет что-то другое, а не пустое стояние столбиком на ветру! Причем неподвижное — включая уши. Очень помогли давние тренировки по прижиманию: локаторы стоят ровно, одинаково, не дергаются. Красиво — и очень неудобно… Даже глазами не пострелять. А значит — и видно чуть, и слышно плоховато. И скучно, и аппетит разыгрывается. Хоть бы ухом крутануть! Но каждое движение, каждый намек на движение во время ритуала имеют смысл. А потому делать нужно только то, что заранее оговорено, и более — ничего, что можно было бы заметить. Нос, например, почесать нельзя. И вытереть — а по нему стекает влага от выдоха, собравшаяся на холодных ноздрях. На кончике носа и вовсе висит дождевая капля, щекочет… Вспомнился анекдот про Россини: великий композитор, увидев в ратуше смету на памятник ему же, заявил, что за такие деньги лично вскарабкается на постамент! Если отцы города согласны, чтобы скульптура ходила спать домой…

Похоже, поймай магистрат Россини на слове, скоро, очень скоро пришлось бы ему жалеть о непродуманных словах. Плоть человеческая — не бронза и не мрамор, неподвижность ей заказана. Что в Уэльсе, что в Италии. А что уж про сидов-то говорить!

Отец же Адриан церемонией восхищался. И сидой-базилиссой. Которая словно превратилась в статую, изредка говорящую нужные слова. А требовалось их совсем немного. Викарий отнес это на счет опыта множества дворцовых ритуалов, а потому за духовную дочь не переживал. Все остальное его устраивало. Конечно, по-хорошему, следовало бы вовсе избегнуть раздевания — но символизм действа понятен и ничего дурного в себе не заключает. Тут, возле родника, на опушке ольховой рощи — белеющие пеньки свидетельствуют, что недавно вокруг ключа и водруженного над ним камня стояли и неправильные деревья — происходила символическая свадьба правительницы и ее домена. Бард пел хвалебные песни, он, священник, читал наставления. Очень правильные. И вполне достойные записи и упоминания в письме…

«Да возвеличишь правду, и она возвеличит тебя. Да укрепишь правду, и она укрепит тебя. Да сохранишь правду, и она сохранит тебя. Ибо, пока хранишь ты правду, не отойдет от тебя Бог, и не будешь ты знать неудачи. Ведь правда — это мир для народа, охрана земель, защита племен, исцеление недугов, радость людей, утешение бедных, наследие детей, а для тебя — надежда на грядущее блаженство»…

Хорошие слова, пусть и идущие из языческого прошлого. Но бритты богаче пророками, чем иудеи, и пророками истинными. Иначе не стояли бы по всей стране кресты — еще до пришествия Господа. Бритты знали и ждали и приняли свет веры из рук апостола Петра, через пленников, приведенных на славу Цезаря, потеху толпы и казнь в Вечный город. Почему-то бриттов отпустили, и Адриан видел тут промысел Божий. Впрочем, видел он и то, что почти поголовное крещение многих бриттских племен еще до императора Константина, приведшего в лоно Церкви всю империю, вызывалось как раз желанием этой империи немного насолить.

Стоило записать и песенку барда. Впрочем, ее будут петь еще и еще. Хотя скромная «Хранительница правды» и будет очаровательно краснеть…

Харальд исполнил свое дело и отошел в сторонку — глазеть. Тут-то к нему и прибился друид.

— Между прочим, — заявил он, — прежде наставления королеве тоже читал бард. И башмак с серебром тоже ему отдавали…

Харальд пожал плечами. Обычаи изменились. Хотя серебро всегда серебро. Но свою работу он выполнил правильно. Послушал камбрийских бардов и сделал все наоборот. Дело в том, что мед поэзии силен, только когда опирается на правду, а певцы-хвалители все время врали. Может, именно поэтому дела у бриттских королей последнее время шли не слишком хорошо.

Резать правду — нужно мужество. Петь правду — нужно умение. Харальд справился. Именно его песню предпочла богиня. Так что теперь на весь следующий год норманнский скальд становился официальным лучшим бардом нового государства. Не королевства. Немхэйн называла это по латински: Res Publica.

А задачка и правда была славная! Но — решил. Как? А вот угадайте! Следовало передать правду в достойных образах и сравнениях.

И спел. И получил в награду — по обычаю — одежду хвалимой. Обновка с плеча короля — дело почетное. Но Харальду-то женские наряды зачем? Разве только, вернувшись на родину, невесте подарить свадебный наряд богини. Да только этого еще пять лет ждать! Обычный срок службы за выкуп из плена. Харальд вздохнул. Потом ухмыльнулся. Он совершенно точно знал, кто купит у него — завтра же, и недешево — все эти вещи. Сама богиня! Платьев у нее мало, а белых — только эти. Правительница же обязана носить белое во всех важных случаях. Так что купит, никуда не денется. Харальд представил звонкое серебро и с удвоенным удовольствием принялся разглядывать его будущий источник. Приличия приличиями, но обычно на сиде было значительно больше одежды. Так что случай упускать не стоило.

Комит Валентин глазел на сиду и получал удовольствие безо всякого серебра. Наказания бояться не приходилось, на Немайн смотрели все. Короткие волосы цвета засохшей крови колеблются на ветру, хоть и отяжелели от дождя. Тот же ветер прибивал рубаху к телу, пустив прахом вредность и целомудренность базилиссы, не ставшей подпоясываться. Внизу, под камнем, медленно двигались и роняли тяжелые, оправленные важностью слова камбрийцы в ярких пледах. Зрелище, пожалуй, стоило того, чтобы в полной парадной выкладке торчать под моросящим дождем, хотя и раздражало непонятностью. Впрочем, давешний ирландский язычник был тут как тут.

— Что они делают? — Валентин надел маску деланого безразличия. Которую друид без труда прочитал как «расскажи интересное, пожалуйста, спасибо скажу позже и за другое».

— Сильнейшие люди кланов обходят ригдамну по правой стороне, кругом. Каждый из них клянется ценой своей чести в верности клана. Когда закончат, ей вручат знак власти. Хранительница объявит свои гейсы и права. И отправимся пировать. Меня тоже пригласили.

Друид ссутулился. По нынешним временам это было неплохо. Впрочем, позвали его не как слугу богов, но как лекаря.

— Раньше это проходило не так, — объяснил, — раздеваться было не надо. Зато вместо каменюки подводили белого коня, а королям — кобылу…

— И что? — заинтересовался Валентин, затаив дыхание и ожидая грязных языческих подробностей. Которые он как офицер и христианин безусловно обязан осудить и признать недостойными.

— Королева обнимала коня, а потом из животного варили суп. Который и вкушали на пиру, причем королева сидела в ванне с бульоном. А из кого сварят суп теперь? Или просто нальют воду? Но это же будет совершенно бессмысленно…

Комит разочарованно выдохнул. Друид насмешливо поднял бровь. Чего римлянин не заметил, потому как смотрел не на ирландца.

— Ты все-таки не римлянин и не грек. Нагота может быть чистой, дерьмо и жир — нет. Сидеть в собственной чашке и пить бульон, в который погружен твой зад… Нет, мне больше нравятся новые обычаи.

— А ты просто желаешь увидеть богиню голой. Точнее, в мокрой рубашке…