Читать книгу "Покаянные сны Михаила Афанасьевича - Владимир Колганов"

Не знаю отчего, но аппетит пропал. Пока неизвестный шел, я, начисто забыв про еду, смотрел на него и все силился понять, отчего лицо это мне кажется знакомым. То ли в толпе на вокзале промелькнуло, то ли на баррикаде у Москвы-реки стоял… Впрочем, в шинелях на баррикады никого не допускали.

Нет, посмотрите на него! Какова осанка, как гордо поднята голова, как презрительно сложены тонкие, холеные, словно бы из мрамора выточенные губы. Ну прямо князь!..

Князь?! И тут я вспомнил… Тогда, во время последнего свидания с княгиней, семейная фотография висела на стене. Да, да, как раз над тем диваном, где мы обнимались. Я только потом эту фотографию заметил — грустная Кира и ее муж в форме добровольца. Князь собирался на войну.

Первым желанием было бросить батон с копченой осетриной и бежать куда глаза глядят, подальше от этого пруда. Сразу скажу, вида утопленников я не переношу ни при каких условиях. Если придется умирать, не хочется вот так, с камнем, привязанным к ногам, или с пушечным ядром на шее. Я же не знал тогда, что пруд довольно мелкий, в нем и полутора метров нет.

Пока я размышлял о перспективах утопления, князь уселся на скамейку, откинул полы шинели, закинул ногу за ногу. Нет, вправду оказался в сапогах, домашние тапки только померещились. Вцепившись дрожащими руками в чемодан, я ждал. Только чего ж хорошего ждать можно от сиятельных?

— Так это вы? — Князь даже не представился.

— Мне кажется, вас не совсем верно информировали, — парировал я, изобразив подобие улыбки.

— Имейте мужество признаться, если уж нашкодили.

— Что за слова!

— Слова — это в основном по вашей части, — прошипел князь. — Зачем задурили Кире голову?

— Я не дурил. Я с чистою душой!

— Ха! Так я и поверил. — Он злобно рассмеялся.

Ну что тут возразишь, если тебе не верят?

— Послушайте, князь! Мы с вами взрослые люди. Можно ведь договориться как-нибудь…

— Это о чем же хотите договариваться? Испортили нам жизнь… Да при таком раскладе даже кусок в горло не полезет. — Тут он скосил глаза на мою еду.

Ну отчего так не везет? Только подумаешь, что избавился от страшных воспоминаний навсегда, а они оказываются тут как тут — прислали своего гонца. Вот он сидит рядом на скамейке, сопит, поглядывая на меня, наверняка какую-нибудь пакость приготовил. И что же остается мне? Что там советовал профессор… надо переложить свои заботы, страхи на другого. Всего-то навсего! Интересно, как бы он сам в этих обстоятельствах перекладывал?.. Этот вон снова пялится на осетрину. Надо же и совесть, наконец, иметь!

Честно скажу, я не собирался князя угощать. Был бы хоть какой-то толк от этого знакомства, уж я тогда бы жадничать не стал. Но тут передо мной личность явно подозрительная, кто бы сомневался. Другой на моем месте давно бы обратился «куда надо», дабы разъяснить этого неизвестно откуда взявшегося князя-иностранца. Кто знает, как и с каким заданием он сюда попал? Да пусть хоть доллары предложит за эту осетрину, так все равно же не продам!

Князь между тем продолжал:

— Я вот давно бы прошлое забыл. Однако княгиня каждое утро спрашивает, мол, не было ли писем из России. И что прикажете сказать?

— Не знаю… — Я и в самом деле этого не знал.

— Хоть бы написал разок, — милостиво разрешил князь.

— Так она мне запретила…

— И правильно сделала.

Надо признать, логика у этих князей похуже тухлой осетрины.

— Ну вот, поговорили. — Я стал собираться, раздумывая, не оставить ли ему батон. Батона мне не жаль — тут рядом есть булочная, я ее чуть раньше заприметил.

— Думаешь, тебе это сойдет с рук? — Князь метнул в мою сторону свирепый взгляд, затем, не меняя выражения лица, отломил кусок батона и положил на него пару ломтей осетрины. Моей осетрины, считаю это необходимым подчеркнуть!

— Да мне не жалко, — сказал я, сглатывая слюну. — Ешьте, не стесняйтесь, если очень хочется.

Как мало требуется человеку для того, чтобы избавиться от дурного настроения! Вот и наш князь — ведь только что сопел, не решаясь взвести курок и наказать своего соперника. А теперь, гляньте-ка, блаженство на лице, мысленно уже расправляется с батоном. Вот откусил, попробовал жевать…

Но тут, можно сказать, в самый ответственный момент, князь вдруг повел носом, опасливо покосился на меня и, чертыхнувшись, бросил недоеденный бутерброд в урну, стоявшую рядом со скамейкой. Послушайте! Эй! Да как посмел!

Между тем князь сплюнул, лицом побагровел, сжал кулаки и заорал так, словно бы я ему резал ногу без наркоза:

— Ну, гнида! Отравить князя вздумал? Так я ж тебя… — и сунул руку в карман своей шинели.

Кому из нас больше повезло? Мне, стараниями князя избежавшему промывания желудка, или ему самому, поскольку его тонкий аристократический нюх предотвратил катастрофу еще большего масштаба — я как-никак врач, а кто бы ему в случае чего помог?

В сущности, времени на раздумья уже не было. Не знаю, почему я бросился в сторону Садовой? Даже теперь мне не понять.

Дальше все происходило так, словно бы я оказался куклой в чьих-то грязных руках. Я и теперь уверен — все было тщательно подстроено. И неизвестно откуда взявшийся трамвай, и мокрая от дождя булыжная мостовая там, на перекрестке. Князь был всему виновник или же не князь, но в эти мгновения находился я попросту на волосок от смерти. Стоило ли пережить тиф, тяготы бегства от красных банд, стоило ли возрождаться к жизни после морфия, чтобы быть зарезанным вот так, вроде бы ни с того и ни с сего, ровно в тот момент, когда только приготовился сделать шаг к желанной славе и к успеху?

* * *

Итак, из Ермолаевского переулка, слегка притормозив на повороте, выкатился желто-красный трамвай. А я вдруг помимо своего желания остановился — так бывает, если мысль возникает на бегу. Кира! Кира там, в далеком, недоступном для меня Париже, стонет от тоски и одиночества и что ни день проливает слезы, вспоминая обо мне. Как же я это допустил, почему не использовал свой шанс, не остановил ее, не удержал? Почему случилось так, что оба мы несчастны? Я уже не думал ни о том, что где-то позади князь целится в меня из револьвера, ни о том, что даже подкрепиться не успел. Все мысли были только об одном, о Кире.

Тем временем, выйдя из переулка, трамвай стал заворачивать на Бронную, двигаясь к ближайшей остановке. А я даже не успел пройти за турникет — на бегу, да еще с тяжелым чемоданом в руках совсем не просто предаваться грустным мыслям. В общем, я остановился, чтобы перевести дух, а трамвай наддал. Логика описанной мной мизансцены такова, что я никак не мог оказаться жертвой катастрофы, даже будь у меня подобное желание. Даже если бы очень захотел! И только чуть позже, когда уже через улицу переходил, был остановлен жутким криком, раздавшимся позади меня. В мозгу так и холонуло: «Неужто все-таки зарезали? Так я и знал!»