Читать книгу "Ренегат. Империя Зла - Александр Шакилов"

Из панцера внизу высунулись было патрульные, но, попав под горящий дождь, раздумали геройствовать.

А человек со шрамом стоял у входа в участок, за кормой панцера. Выжил, значит. Жаль, Тарсус не наподдал ему шариком из «трости». Во рту ублюдка дымилась сигарета. Неужто чада в участке не хватило? На плече его покоился ПЗРК[1]того самого образца, которым комплектовались оружейки милиции. Пусковая труба задралась. «Шрам» щурился, разглядывая в оптику прицела две фигурки на стене. Именно он сбил беспилотник за секунду-две до того, как оператор дрона открыл бы огонь на поражение.

Но зачем?!

Иван не знал. И отсутствие вариантов его беспокоило.

Глава 3

Подземная Москва

Новая весть от Серпня: «Объект ушел».

Едва не смахнув со стола коммуникатор, Бадоев вскочил с кресла. И нервы тут ни при чем. Просто надо размяться. К примеру, пройтись по кабинету туда и обратно раз двести. Чем не пробежка трусцой по стадиону? Говорят, во время марафона хорошо думается. А думать – полезно.

Чтобы инициировать арест министра иностранных дел, много не потребовалось: Гурген Аланович отправил личное сообщение Первому, присовокупив файлы, якобы подтверждающие его очень смелое предположение. Сведения эти были не то чтобы однозначны, но Первый тотчас выдал постановление на арест и поручил процедуру не кому-нибудь, а Гургенчику, как он ласково звал Бадоева. А вот Бадоев про себя называл Первого жертвой ядерной бомбардировки – насмотрелся на рожденных в лагерях вблизи воронок.

И тут возникает вопрос: зачем было сдавать не просто коллегу и соратника, но друга?

Ответов несколько. Во-первых, друзьями министры давно уже считались лишь номинально. После Революции прошло много лет, и потому соратники надоели один другому до изжоги. Во-вторых, Жучара повадился критиковать Министерство восстанавливаемых ресурсов. Особенно налегал на «несостоятельную демографическую политику в трудовых лагерях». Заковыристая формулировка. Небось неделю собой гордился, эту хрень придумав… Так что, прознав о темных делишках Жукова – безобидных, но все-таки, – Гурген Аланович без сожаления использовал шанс избавиться от товарища по бурной молодости.

Экстренное совещание министров прошло без участия Жучары. Его-то уведомить не удосужились. Итог: единогласное «да» аресту оборотня и врага народа. Причем вердикт вынесли, даже не дослушав до конца обвинение, зачитанное лично Первым. Мало того – группа захвата под руководством Григора Серпня уже готова была приступить к задержанию.

Но Первый велел не спешить. Точнее, попросил отсрочить силовые действия по отношению к бывшему министру. Не мог он – официально, по статусу – отдавать приказы Бадоеву. А вот неофициально – запросто. «Пусть Владлен выступит. Занятно говорит, интересно слушать», – сказал Первый, идиотски, как обычно, улыбнувшись и огладив лысину. Любил он поиграть с обреченной уже жертвой, посмотреть, как она корчит из себя нечто важное, трепыхается еще, будучи уже трупом не только политическим. Обожал он подобные развлечения.

И все бы ничего, но перед самым финальным аккордом Жучары его сынок возьми да прояви интерес к Лали: обниматься полез, спортсмен недоделанный. А та, дура, нет бы залепить пощечину – принялась кокетничать. И не то чтобы Гурген Аланович слишком строгих правил – всю сознательную жизнь в Москве, – но уж очень не ко времени случились любовные игрища. Его чуть кондрашка не хватил, когда он увидел это безобразие на сцене. На ужимки его любимой дочери пялились сотни людей, знавших, что Жучара и его семья обречены!..

В сердцах Бадоев грюкнул по столешнице кулаком. Затем продолжил променад от стены к стене.

Как он проморгал, что Лали и мальчишка сблизились?! Куда смотрел?! И главное – куда смотрела его личная служба безопасности?! Гурген Аланович сбавил шаг, припомнив вдруг, что в столе лежит целый ворох неразобранных донесений, написанных корявыми почерками дебилов, с трудом освоивших грамоту. Все, что касалось семьи, существовало лишь в единственном твердом экземпляре – и никакой «цифры», доступной умельцам-хакерам!..

Он вытащил папку. Два шага – и диван жалобно скрипнул. Даже в юности Гурген Аланович не отличался стройностью, а нынче и подавно. Пробежав глазами по чернильным строчкам, он в ярости отшвырнул все. Листки бумаги разлетелись по кабинету. Настроение окончательно испортилось, ведь придется собирать, такое никому не доверишь.

Кряхтя, Гурген Аланович опустился на пол.

…А тут еще Жучара позволил себе шуточку, крайне неуместную – мол, скоро породнимся, дружище. Первый рядом стоял, все слышал, все видел – и улыбался, жертва мирного атома, так… ну так… да хрен его знает как! Вот только Бадоева от той улыбки едва не прослабило. Юморок Жучары, поползновения его сынка – все это, если надо, послужит доказательством того, что Гурген Аланович Бадоев – тайный пособник врага народа. А вот этого никак нельзя было допустить.

Он представил свою дочь-красавицу в трудовом лагере где-нибудь на Колыме, и ему стало плохо.

Кому бы в голову пришло, что он, министр, может лишиться должности и жизни из-за прихоти девчонки?!

С отпрыском Жучары надо было что-то решать, тем самым защитив дочь, которая – дура! дура! – не просто влюбилась в сына врага народа, но еще при всем элитном обществе выказала свою привязанность.

У Гургена Алановича просто не оставалось выбора.

Если Жучару требовалось доставить живым – для дознания, то мальчишке однозначно грозила гибель при аресте. Нет пацана – нет его связи с Лали. А значит, цепочка, ведущая от опального министра к Бадоеву, порвется.

Для столь щекотливого поручения подходил лишь много раз проверенный человек – Григор Серпень.

Но все пошло наперекосяк!

Жукова-младшего не оказалось дома, а потом, когда он явился-таки, его упустили. «Крот», внедренный в группу Серпня, подтвердил, что командир лично ранил мальчишку, но тому просто нечеловечески повезло.

И вот когда сынок Жучары угодил в лапы к ментам и, казалось бы, ничто уже не могло помешать его устранению, все опять не сложилось. В том крошеве, бывшем милицейским участком, выжил только Серпень. И не просто выжил, но умудрился не засветиться перед камерами наблюдения. О чем это говорит? В идеале – о высоком профессионализме исполнителя. Или же…

Что-то тут нечисто.

Собранные листы Бадоев сунул в щель уничтожителя документов. Сел в кресло, задумчиво пододвинул к себе коммуникатор. Надо бы просмотреть кое-какие файлы. Отреагировав на его биометрию, девайс проснулся, выдал заставку – заснеженные вершины гор на рассвете. Старое фото. Тех хребтов давно уже нет, ледники испарились, подогретые ядерными взрывами.

Заныло в груди. Не могло там ныть, недавно поменял сердце на последнюю модель – лучше предыдущих образцов и во много раз надежнее того, что входит в базовую комплектацию человека. Из кармана сметанно-белого пиджака Гурген Аланович вытащил пластиковый цилиндрик с таблетками иммуностимулятора. Пару кругляков вытряхнул на ладонь, но в рот закинуть не успел.