Читать книгу "Небо лошадей - Доминик Менар"

На этот раз мне не пришлось идти в глубь парка и искать тебя. Только миновав ограду, я заметила небольшую толпу: дети, пожилая пара, несколько мужчин и среди них — твой худой серый силуэт, твою светлую голову в шапочке. Кто-то из детей сидел на траве, кто-то стоял, словно замедлил на несколько мгновений свой шаг, чтобы послушать тебя. Я прохаживалась вокруг вас, описывая круги все ближе и ближе, но не решаясь приблизиться совсем. Наконец я подошла настолько, что могла слышать твой голос, не слова, которые ты произносил, а только звук твоего голоса, и, неловко согнув колени, села на траву в нескольких метрах от детей. Маленький мальчик повернулся, чтобы посмотреть на меня, но ты так и не поднял глаз.

Я не слышала ни одного слова из того, что ты рассказывал. Слышала только музыку твоего голоса, поднимающегося и опускающегося, превращающегося то в шепот, то в шепчущий крик, и мне больше не нужно было смотреть на тебя. Дети сидели молча и иногда вздыхали, только один из них, самый маленький, решился задать вопрос. Но я видела твое склоненное лицо, ты не смотрел на зрителей, видел только свои руки, которые двигались возле твоего лица, смотрел в пространство, и твои глаза были почти закрыты. Ты жестикулировал и разражался раскатами смеха, как ребенок, откидывая назад голову, словно невидимая рука вдруг хватала тебя за волосы, чтобы погрузить ее в такую же невидимую воду; и страх, удивление, радость, отражавшиеся на твоем лице, были так естественны и правдивы, что что-то каждый раз переворачивалось у меня внутри. Твои широко раскрытые глаза наполнялись слезами, твои губы дрожали, и эти жесты, эти поднятые к небу и птицам руки так и сопровождались раскатами дикого смеха. Я видела, как двое мужчин обменялись понимающими взглядами, и поняла, что, если дети жадно ловили каждое твое слово, — да еще, наверное, старики, нетвердо стоявшие на ногах плечом к плечу и опиравшиеся один о другого, словно в странном сне наяву, — то все остальные были здесь только потому, что твоя речь действовала на них как странный гипноз, ты казался им поющим сумасшедшим, они наверняка даже немного побаивались тебя.

Лишь в тот момент, когда дети начали вдруг смеяться, с тем восторгом, который всегда означает облегчение, я поняла, что история закончилась. На какое-то мгновение они еще оставались неподвижными, затем с сожалением начали вставать, а некоторые подошли бросить свои пожертвования в шапочку, которую ты снял и положил на землю. Они кидали монеты, конфеты, печенье, которые нагрелись в ручонках и испачкали их джемом или шоколадом. Пожилая дама подошла и, с трудом нагнувшись, положила рядом с шапочкой алюминиевый лоточек с едой, который вынула из своей плетеной сумки. Один из мужчин, прежде чем уйти, небрежно швырнул монету к твоим ногам.

Тут я вспомнила, что у меня в сумке было яблоко, которое я брала для Мелиха и которое он так и не съел.

Я встала, чтобы положить его в твою шапочку, мои колени были испачканы травой. Поддавшись внезапному порыву, я бросила в нее гвоздику, мне хотелось привлечь твое внимание, чтобы поговорить с тобой. Но ты довольствовался только тем, что, не поднимая глаз, кивнул головой.

Вскоре все дети разошлись, и ты начал собирать деньги, затем сунул их в карман. Сложил печенье и алюминиевый лоточек в тряпочную сумку; я видела, как ты собрал рассыпанную гвоздику, внимательно рассмотрел зерна и поковырял их ногтями, чтобы почувствовать аромат. Потом ты бросил гвоздику на дно сумки вместе со всем остальным, надел свою шапочку и поднялся. Не глядя на меня, ты направился в глубь парка. Я оцепенела на мгновение, крик — твое имя — комком застрял у меня в горле, я закрыла рот рукой, чтобы сдержать его, и, как сомнамбула, последовала за тобой.

Я шла за тобой почти до самой чащи. В какой-то миг мне хотелось броситься за тобой, схватить за плечи или за волосы и встряхнуть, встряхнуть, чтобы прекратить эту комедию и наконец узнать друг друга. Мне было непонятно, знал ли ты о моем присутствии, но ты вдруг остановился и положил сумку на землю. Ты смотрел на меня так подозрительно, почти гневно, что я смогла только пройти еще несколько шагов и остановиться. Теперь вблизи я видела, как ты бледен, это была нездоровая бледность больного человека, твои губы были почти бесцветны, щеку пересекал шрам и поднимался до самой брови, он должен был бы придать грубость твоему лицу, но с ним ты казался еще более хрупким, ломким, как стекло. Твой висок был испачкан землей, этот грязный след был похож на отпечаток большого пальца. Так мы долго и неподвижно стояли лицом к лицу. Что-то дрожало внутри меня, мне хотелось упасть на землю, окунуть лицо в траву и больше не вставать; я узнала это ощущение, оно возвращалось ко мне из моего забытого прошлого. Отведя глаза — вынести твой взгляд было уже невозможно, — я наконец спросила:

— Ты меня не узнаешь?

Подумав, ты ответил:

— Да, я видел вас вчера. Вы были с мужем и ребенком, и с собакой.

Ты рассматривал мое лицо, спрашивая себя, почему я вернулась и пришла за тобой сюда. Мне было не понять, узнал ли ты меня на самом деле или только делал вид. Я действительно сильно изменилась: остригла волосы, поправилась, все эти годы, о которых я ничего не помнила, состарили мое лицо, я уже не была той, какой ты видел меня на фотографии в документах, но неужели я стала настолько неузнаваемой?

— Это я, Лена, — прошептала я.

Сказала это тихо, так тихо, что ты попросил повторить сначала один раз, затем еще один. Потом пожал плечами, и я так и не поняла, то ли ты не расслышал, то ли это имя ни о чем тебе не напоминало.

— А тебя зовут… — добавила я дрожащим голосом, но ты снова пожал плечами и засмеялся.

— Разве вы не слышали мою историю? — спросил ты. — Я сын короля. Я сын короля и вот уже семь лет как хожу по миру. Переходил через моря и пустыни и сделал привал в этом парке, чтобы отдохнуть и освежить свою лошадь.

Ты говорил долго, заново рассказал почти всю историю, и на этот раз я слышала слова, но твой голос уже не был таким уверенным, ты спотыкался, мямлил и прижимал руки к вискам, словно теряя нить своих мыслей. Ты выглядел не человеком, рассказывающим свою историю, а изнуренным путешественником, сделавшим остановку в пути и описывающим свое кругосветное путешествие в надежде на то, что кто-нибудь даст тебе стакан воды. Я смотрела на тебя и думала о болезни, которая уже тогда начала подтачивать твой организм, о том, как она поразила тебя, как развивалась; твой вид не был несчастным, успокаивала я себя, пытаясь не зарыдать; но хотела ли я, чтобы ты узнал, какой была твоя жизнь, откуда эта грязь на твоем лице, эти корки на твоих губах?

Наконец ты замолчал, сощурил глаза и посмотрел на меня так, словно уже забыл о моем присутствии, потом снял свою шапочку и почесал голову. Ты показал мне эту несчастную потертую шапочку и снова бережно натянул ее на голову. Смущенным, неуверенным голосом, голосом, который был у тебя раньше, когда ты был самим собой, ты сказал:

— Мне нельзя ее снимать, она помогает моим мыслям не разбредаться в голове. Вы знаете, мне говорили, что у меня их слишком много. Так вот, шапка помогает им всегда оставаться внутри.

Ты улыбнулся так, словно только что доверил мне какой-то секрет. А я уже больше не могла выносить всего этого и сбежала, но прежде, чем повернуться спиной, крикнула: