Читать книгу "Топор правосудия - Вячеслав Денисов"

Олежка точно помнил, что сорок, а не пятьдесят, так как на следующий день, приехав на квартиру, где хранился предмет разбоя, лично пересчитал наживу. Их было по-прежнему сорок. Он позвонил по мобильному Перцу, который незамедлительно приехал. Перец, в отличие от Семенихина, во время «чистки» салона товар не пересчитывал, поэтому такое несоответствие в десять единиц он воспринял с известной долей недоверия. Менты по телику сообщают, что неизвестные завладели пятьюдесятью шубами, а Синий звонит ему с квартиры, где хранится добро, и сообщает, что шуб сорок.

Такую нестыковку Перец отнес за счет ловкости подельника, однако, обладая зоновскими понятиями о доказательствах, предъявлять другу «косяк» пока воздерживался.

Но в этот вечер Перец не выдержал. Глядя, как его друг поглаживает ласковый мех и воркует над ним, как голубь, Перец вдруг спросил:

– Синий, скажи правду: где десять тулупов?

Семенихин, ожидавший всего, но только не обвинений в крысятничестве, почувствовал, как в груди закипает гнев, а ноги подламываются от возмущения. Усевшись в одно из кресел с шубой в руках, он выдавил:

– Ты… считаешь, что я утаил от тебя те десять шуб, за которые мусора в «хрониках» трещат?

Перец тянул из банки пиво и прогуливался по комнате. Он собирался в этом деле ставить точку.

– Нет, Синий, я не буду возмущаться, если ты отдашь мне двадцать пять шуб, а себе возьмешь пятнадцать. Десять ведь у тебя уже есть?

– Да ты че?!! – взорвался Олежек. – Я когда-нибудь давал тебе повод заподозрить меня в блядстве?! Когда меня три месяца назад под окнами твоей хаты мусора брали с «весом», я даже слова о тебе не сказал! Ментам пояснил, что домом ошибся, а ведь мог показать на тебя. Десять шуб… Тебе в голову не приходит, что хозяева салона списали десять шкур для отчета перед своими основными хозяевами, а? Там сорок шуб было, а не пятьдесят! Я сам считал, Перец…

– Что же ты сразу мне не сказал? А сообщил лишь из этой квартиры, по мобиле? И почему не сказал, что едешь сюда без меня? Странно, правда?

– Что ты хочешь этим сказать, зараза?.. – едва слышно прошептал Семенихин. – Что я тебя обворовал?..

И Перец сорвался окончательно.

– Я хочу сказать, что ты, когда услышал по телевизору новости, очень быстро сообразил, как заработать больше, чем я. Ведь мы после делюги свалили в квартире шубы и смотались до утра? Кто их считал? Никто! А ты говоришь, что успел посчитать. Когда же, Синий? Как ты мог это сделать, если мы с тобой из хаты вышли вместе?

– Идиот! Я шубы пересчитал еще в салоне! – От несправедливого обвинения лицо Олежки пошло пятнами. – Мы вместе сидели. Как ты можешь мне такое предъявлять?! Мы же вместе жрали баланду и били в зоне «сук»! Да подавись ты этими шкурами… Ты, Перчина, сам шкура.

Встав с кресла, Синий с размаху врезал Перцу в челюсть. Это было настолько неожиданно, что тот выронил банку и смешно упал задом на пол. Из одной ноздри медленно выбежала широкая струйка крови.

Синий больше бить не собирался, считая, что инцидент исчерпан, и Перцу как правильному пацану нужно адекватно оценить реакцию друга на случившееся и не обижаться. Встряхнуться и понять, в конце концов, что он не прав. Однако у Перца был собственный сценарий окончания конфликта.

– Мило, – заметил он, не вставая с пола. – И ты думаешь, что я уверую в этот искренний гнев?

Кряхтя, он поднялся с пола и вытащил из-за пояса коротко обрезанное охотничье ружье.

– Ты что, спятил?! – отреагировал на появление оружия Семенихин. – Какая муха тебя укусила?!

Ночью из этой кастрированной двустволки был застрелен охранник, и Синий знал, что в одном из стволов есть как минимум еще один патрон с жаканом. Он помнил, что произошло с головой охранника, и поэтому сейчас, уже забыв о принципах и причине ссоры, всем телом подался назад.

– Слушай, Перец, если хочешь, забирай все эти шубы. Просто подумай о том, что скажут люди. Ты идешь с железом на корешка, не имея на то никаких обоснований.

Семенихин был абсолютно прав. Такое не прощается. Но Перец уже давно решил по-своему. Он решил это, едва услышал в новостях о количестве украденных шуб. В его кармане лежала доверенность на право управления «десяткой», поэтому сейчас другого исхода для Семенихина быть не могло. Стрелять в живого человека всегда трудно. Еще труднее стрелять в друга…

Выстрел прогремел. Перец, наблюдая, как его теперь уже бывший друг, хватая ртом воздух, сползал по чугунной батарее отопления, вдруг подумал о том, что этот выстрел могли услышать соседи. Снимаемая ими квартира на Выставочной была пуста, как школьный актовый зал в июле. Выстрел из обреза – не пистолетный хлопок. Он едва не разорвал уши даже самому стрелку. Что делать?..

На площадке хлопула дверь, и послышались удаляющиеся вниз шаги. Перец вспомнил, как Синий говорил ему о том, что в доме не работает ни один телефон. А если это кто-то из законопослушных граждан метнулся сообщать о перестрелке в мусарню?!

Шубы!!

Вот то, из-за чего, собственно, и умирал сейчас у батареи его бывший друг. Он был еще жив. Синему хотелось проклясть Перца, но он не мог вымолвить ни слова. Умирать было страшно, но еще страшнее было смотреть на то, как человек, ближе которого у Семенихина не было, даже не обращал внимания на него. Словно и не было этой огромной развороченной раны на правой стороне груди. Ночью они тоже старались не смотреть на то, как корчится в агонии охранник. А Перец собирал по всей квартире шубы и набивал, набивал, набивал ими сумки…

Глава 4

Антон подошел к двери и наклонился к замочной скважине. Втянув носом воздух, он почувствовал характерный запах сгоревшего пороха. Можно было ошибиться, но слова старика-ветерана ставили в размышлениях точку.

За дверью слышались шаги и торопливые движения. Словно кто-то таскал по дощатому полу тяжелые сумки и сносил их к входной двери. Струге прислушался. Работал один человек. А где же второй? Ах да… Этот запах…

Простояв под дверью еще несколько минут, Струге вдруг с ужасом подумал о том, что произойдет, если старик на самом деле побежал звонить в милицию. Братва в полосатом «УАЗе» прибудет на место уже через несколько минут.

– Вот черт… – пробормотал Антон и в растерянности стал осматривать дверь. Ничего особенного – коричневый, треснувший в нескольких местах материал указывал на то, что дверь деревянная и не является «задачей», которую обычно любил ставить перед органами правопорядка ныне покойный вор в законе Пастор. Одной из его любимых шуток была установка бронированной двери и маскировка ее под хлипкий лист фанеры, обшитый ватой и разорванным дерматином. Этакий кирпич, засунутый в резиновый мяч и оставленный посреди тротуара. Пастор-Овчаров постоянно переезжал, однако арсенал его шуток оставался неизменным. На памяти Струге было уже около десятка сотрудников СОБРа, которые после штурма квартир Овчарова доставлялись в больницу с тяжелейшими травмами ног.