Читать книгу "Высокие блондинки - Жан Эшноз"

Он всегда жил морем — как матрос, как торговец, как рыбак. Сейчас он опять вернулся к воспоминаниям об Австралии — видно, эта страна поразила его куда больше всех остальных. Однако рассказ не клеится: Ален то и дело замолкает, выжидающе косясь на Глорию в надежде, что она снова скажет ему «ты», как в прошлый раз.

Во время одной из таких пауз Глория идет к холодильнику, чтобы набрать еще льда, и Ален провожает ее слегка осоловелым взглядом. Пока она роется в морозилке, он тоже встает и подходит к ней сзади.

— Вы знаете, как я вас люблю, Кристина, — хрипло объявляет он.

Глория отвечает не сразу.

— Это ведь важно, когда соседи любят друг друга, — храбро продолжает моряк, — очень даже приятно, когда они сильно любят друг друга. Я вам прямо скажу: так оно куда лучше.

Молодая женщина медленно оборачивается; на ее лице застыла неподвижная широкая улыбка, две льдинки в руке жгут ладонь.

— Что ты такое несешь? — переспрашивает она.

— Ничего худого не будет, ежели люди между собой по-доброму, — бормочет Ален, осчастливленный этим обращением на «ты», — вот это я и хотел сказать.

— Ну что ты там несешь, — тихонько повторяет Глория, приближаясь к нему; моряк настороженно ждет, готовый в любой момент отпрыгнуть назад. Слишком поздно: свободной рукой Глория хватает его за ворот куртки и, прижав к себе, вдруг целует; поцелуй длится две или три секунды, после чего она резко отпихивает моряка.

— А теперь мотай отсюда, — говорит она. — Убирайся, слышишь?

Ален пытается обнять ее, но Глория, вырвавшись, с размаху дает ему затрещину рукой, сжимающей льдинки. Они еще не успели растаять, их острые края рассекают лоб моряка, он пятится, прикрывая лицо руками, и испуганно смотрит на измазанные кровью пальцы, а потом переводит взгляд на Глорию; та яростно кидается на него, гонит к двери пинками и тычками, и этот видавший виды матрос, знакомый и с кулачными расправами, и с нападками недругов, пасует перед ее неистовой силой, которая продолжает бушевать там, в доме, даже после того, как дверь захлопнулась. Он бежит к своему дому, бежит по дороге, снова минуя «вольво-306», стоящий на том же месте, что и накануне, а тем временем Глория, вне себя от бешенства, ищет в сарае топор.

Она возвращается оттуда взмокшая от пота и, пробегая через кухню, краем глаза замечает краба на дне раковины. Резко остановившись, Глория одним ударом топора разрубает его надвое. И пока она спешит к двери, обе половинки несчастного животного слабо дергаются среди ошметков бесцветного мяса, словно еще питают безумную надежду слиться воедино.

Глория распахивает входную дверь и, стоя на пороге, высматривает в сумеречной мгле силуэт удирающего Алена, который, естественно, предпочел не дожидаться ее. Дорога пуста и справа и слева. И лишь один необычный предмет торчит возле дома — «вольво-306» с запотевшими стеклами, с виду пустой; Глория бросает на него взгляд, который, вероятно, тут же и отвела бы, как вдруг в темной глубине машины вспыхнул и замерцал слабый огонек сигареты. Ах вот как! Значит, они опять преследуют ее, опять хотят навредить! Злобно сощурившись, она решительно направляется к автомобилю.

Боккара, сидящий в этом автомобиле, следит за приближением молодой женщины. В вечернем полумраке ему чудится, что это существо с топором в руке и с ликом Медузы восстало из какого-то древнего погребения, сошло с картины символиста или возникло из фильма ужасов. Оно действует гораздо проворнее, чем голова Боккара, который в данный момент застыл и не действует вовсе. Когда же он наконец протянул руку к ключу зажигания, топор уже обрушился на лобовое стекло, и оно разлетелось вдребезги; одновременно машина тронулась с места. Боккара испустил хриплый испуганный крик, включил первую скорость и изо всех сил нажал на газ. Дернувшись пару раз (Глория в это время снова взмахнула топором), «вольво» наконец вырулил на дорогу и помчался прочь с потушенными огнями. Только через полкилометра Боккара вспомнил, что нужно включить фары. Холодный воздух врывался в разбитое окно, подсушивая мелкие царапины от осколков стекла Securit на его лице. Хорошо еще, что он стоял вдалеке от прибрежных утесов, иначе дело могло кончиться совсем скверно. Да, Боккара явно повезло: Глория умеет очищать мир от мужчин только одним способом — сбрасывая их с высоты.

9

На протяжении всех последующих километров Боккара, жмурясь от бьющего в глаза ледяного ветра и осторожно касаясь пальцем кровоточащих порезов, сыпал громогласными проклятиями в адрес Глории. Он был напуган и уязвлен, он стонал от боли, не в силах определить, насколько серьезны его раны, он яростно скрежетал зубами, и все это вдохновляло его на самые отборные и изощренные ругательства.

Вынужденный вести машину на небольшой скорости, он потратил немало времени, чтобы добраться до Сен-Бриека. У въезда в город находилась заправочная станция с полным набором услуг; здесь могли заняться его лобовым стеклом. Пока механик затягивал зияющую дыру временной пленкой, Боккара сбегал в туалет и осмотрел свои увечья — ничего страшного, каких-нибудь пять-шесть неглубоких порезов. В зеркале отражался все тот же молодой человек, слишком упитанный для своих лет, но вполне положительного вида, с красивыми девичьими глазами, недостаточно маленький, чтобы считаться низкорослым, недостаточно толстый, чтобы считаться тучным, недостаточно редковолосый, чтобы считаться лысым, но, увы, все это не за горами. Да, совсем не за горами, что весьма огорчало его. Ибо, невзирая на все свои старания: лосьоны, высокие каблуки, пилюли для похудения и бег трусцой, — он знал, какое будущее ждет его лет через двадцать.

И тем не менее он почти всегда заставлял себя улыбаться. Даже теперь, в миг поражения, стоя в одиночестве перед зеркалом туалета на станции техобслуживания, он состроил беззаботную мину, легко вздохнул, отгоняя грустные мысли, и принялся счищать пыль с лацканов красивого пиджака цвета берлинской лазури с сиреневым отливом. Боккара одевался необыкновенно тщательно, заботливо выбирал костюмы и ревностно следил за переменами в мире вообще и в мире моды в частности.

Он вернулся к машине, уплатил по счету, потребовал квитанцию и уехал. Пейзаж на обратном пути виделся сквозь пленку расплывчатым, словно в густом тумане или на экране старого телевизора. Боккара не мог развить обычную скорость, но терпеливо сносил эту неприятность: потягивался, разминал поясницу, барабанил пальцами по рулю и призывал себя к спокойствию, хотя его невыносимо раздражала эта черепашья езда, эта лицемерная медлительность — пособница смерти, притворно игнорирующая краткость земного существования.

Глория, оставшаяся в тридцати километрах от него, также пытается обрести спокойствие. Разбив лобовое стекло «вольво» и обратив машину в бегство, она укрылась в доме, захлопнула ставни и забаррикадировала дверь. Потом плеснула себе вина в стакан и спряталась в ванной, где не было окон; она и тут плотно прикрыла дверь и включила неоновую лампу над раковиной. Эта светящаяся трубка, как и все мы, просыпается с трудом и перед тем, как зажечься на всю свою длину, долго мигает, жужжит и потрескивает. Глория опустила крышку унитаза и села, поставив локти на колени, свесив голову на грудь и крепко сжимая в пальцах стакан. Итак, что же случилось?