Читать книгу "Список черных дел - Александра Авророва"

— Может, останетесь на ночь, Наденька? Дождь припустил.

— Не могу. У меня Амишка негуленый.

— Да, понимаю. Значит, он теперь у вас? Сильно грустит?

— Сперва ничего, а теперь сильно. Понял правду, скорее всего. Но я надеюсь на лучшее.

— Хотелось бы. Вы Софье Александровне внучка, да?

— Нет. Внучка, я думаю, скоро сюда приедет, а я… подруга, наверное.

Инга Витальевна кивнула:

— Случается. Я всегда с радостью смотрела на ваши взаимоотношения. Всех троих.

— С Андреем? — поразилась я.

— Нет, что вы! С Амишкой. Вы все до того славно дружили. Я всегда определяю, добрый ли человек, по его отношению к животным. А часто просто бывает, что животные становятся похожи на своих хозяев. Или хозяева на животных? Выражение лиц совершенно одинаковое. Вот у Софьи Александровны с Амишкой у обоих на лице отражалось ожидание чего-то хорошего. И у вас обычно тоже. А Андрей… честно говоря, он кажется мне неподходящей для вас компанией. И он сообщил мне о… о несчастье почти с какой-то радостью. Я почему и не поверила — думала, может, у него шутки такие дурацкие. К Софье Александровне просто немыслимо относиться плохо. В ней было столько достоинства, благородства, ума. Наше поколение другое.

— Простите, — прервала я, не в силах этого слушать. — Мне надо ехать.

Лучше вымокнуть, чем реветь при посторонних, правда?

— Возьмите это. Этот плащ уже сто лет никто не носит, так что не вернете — не жалко. А если хотите, верните при случае. В общем, как вам удобнее.

— Спасибо.

И я пошла в дождь, но плакала ли я, точно не знала даже я сама. Струи текли по моему лицу, а откуда они брались — не все ли равно?

Глава 13

В Ленинграде было сухо. Как сухо было и в тот страшный вечер — вечер убийства. Но Андрей уверял, что гулял около дачи по хорошей погоде. Значит, он врал. Он был в городе. И еще одно не могло не броситься мне в глаза — на нем (как, впрочем, и на его собутыльниках) сегодня красовался синтетический спортивный костюм ядовитого цвета. А именно от подобного костюма убийцы Амишка оторвал карман. Так какие выводы я должна сделать?

Выводы казались однозначными, однако я им не верила. Надо сосредоточиться и разложить все по полочкам. Поэтому, выгуляв Амишку, я легла на диван и принялась думать.

Прежде всего, принимать ли за истину мою бредовую идею о том, что Софья Александровна… страшно, но я произнесу, — шантажистка. Наверное, да. Она собирала компрометирующие сведения о различных лицах — это несомненно. А потом, используя полученные сведения, принуждала окружающих делать то, что ей хотелось. Только я уверена, что это был не обычный шантаж. Софья Александровна не требовала денег и не угрожала разоблачением. Она — я вспомнила ее же собственное выражение — манипулировала людьми. Все равно звучит мерзко, да? Однако все мы занимается этим в той или иной форме. Я, например, обычно просчитываю, какой будет реакция на мои поступки, и строю свое поведение в зависимости от нее. Разумеется, просчитываю — сильно сказано, чаще действуешь интуитивно, но смысл от этого не меняется. Если я говорю сослуживице, что у нее после отпуска чудесный цвет лица, не считая нужным добавить, что она здорово растолстела, я уже подразумеваю, что ожидаю нужного мне эффекта, а именно улучшения ее настроения. Разве это не манипуляция? Софья же Александровна пошла дальше. Конечно, слишком далеко — но по тому же пути. Скорее всего, она лишь намекала на свои особенные знания, причем делала это в форме, наиболее подходящей именно для данного человека. А потом интересовалась, не будет ли он так мил, что поможет ей в том-то и том-то — причем снова выбирала то, что вот этому конкретному лицу покажется наиболее необременительным и получится у него всего лучше. Меня она звала гулять, а Зинаиду Ивановну посылала за справками в собес — мы обе были на своем месте. Нет, я не утверждаю, что подобное поведение безупречно. Возможно, останься Софья Александровна жива, и она бы упала в моих глазах. Только она была мертва, а мерзавец, нанесший роковой удар, — жив, и кому принадлежало мое сочувствие, догадаться нетрудно.

Итак, ее убийца — один из тех, о ком она слишком много знала. По крайней мере, она была в этом убеждена и потому велела мне забрать сверток. Как трудно поверить, что Софья Александровна, обладавшая безукоризненным тактом, совершила ошибку и переступила опасную грань! Она была не склонна давить слишком сильно, явно предпочитая психологические методы. К тому же дань, налагаемая ею, должна была выбираться не тяжелой для данника. Однако кто-то оказался иным, чем она предполагала, и опрокинул ее расчеты. Кто же?

Похоже, кандидат номер один — Андрей. Мог ли он ее убить? Да запросто. Зачем? Не зачем, а почему — от испуга. Предположим, он и впрямь стукач и вдруг решил, что Софья Александровна собирается его выдать этому… Чушке от Серого. А нравы в уголовной среде, говорят, суровые. Прикончат — дорого не возьмут. И вот Андрей тайком покидает пригород, подкарауливает свою жертву на черном дворе, бьет ее по голове и в ужасе убегает, оставив в Амишкиных зубах карман от своих штанов. Правда, странно, имея уголовное прошлое, не суметь ударить наверняка, однако я не интересовалась его специализацией. Вдруг он не хулиган, а, например, вор или вообще фальшивомонетчик. Или на шухере стоял. Тогда у него нет опыта нападений. Так что пока все вполне правдоподобно. А вот дальше начинаются нелады.

Как Андрей должен поступить потом? Вернуться на дачу и, дрожа, ждать результата. Жива — мертва, узнала его или не узнала? И старательно притворяться, что он не в курсе событий, копается себе на огороде и ни о чем не ведает. Но он ведет себя абсолютно иначе: бодро извещает соседку о смерти ненавистной старухи и тут же зовет к себе дружков, которых раньше на участок водить не решался. И со мной вдруг стал фамильярничать. В общем, словно школьник, когда заболела учительница и уроки неожиданно отменили. Однако если бы этот школьник был лично повинен в болезни учительницы, он поостерегся бы выражать свою радость столь бурно. Конечно, умом Андрей не блещет, однако два и два сложить в состоянии, и если он убил Софью Александровну или хотя бы помышлял об ее убийстве, он не мог не понять, что из всех ее знакомых именно он вызовет наибольшие подозрения. Хотя бы потому, что сидел. И пусть даже он совершил преступление непреднамеренно, в порыве страха, — додумался бы до того, что он подозрителен, задним числом и все равно нервничал. У него такой характер. Другой вопрос, что откуда милиции знать об их знакомстве? От меня, например. Таким образом, я для Андрея опасней гремучей змеи. Ему бы при виде меня попытаться скрыться — а он заигрывает. Правда, был момент, в который он перепугался, — это когда я спросила, где он был в роковой вечер. Только испугался он не меня, а своих дружков. От них, а не от меня, он пытался скрыть поездку в город. Скрыл — и снова впал в эйфорию, без тени сомнения в том, что тучи над его головой рассеялись раз и навсегда. Вероятно, какой-то другой убийца так бы себя и вел, но Андрей — нет. Это на него не похоже. Разумеется, полностью отметать его кандидатуру было бы глупо, однако концы с концами сходиться явно не хотят.