Читать книгу "Московский апокалипсис - Николай Свечин"

– Пьер, я свидетель, что так оно и было. Потом, это же поляки! По правде сказать, мы в Великой армии не считаем их за людей. Полагаю, трибунал разберёт ваше дело справедливо.

– Нет, Клод. Вы и ваши товарищи простые кавалеристы. А судить нас станут чиновники. И в интересах политики, а не по законам справедливости. Убиты пять ваших формальных союзников, в том числе офицер. Их командир подаст жалобу Наполеону, и что тот решит?

Клод смутился.

– Вы правы. Русские перебили союзников французов… А Легион Вислы недавно был причислен к Молодой гвардии. Вам надо немедленно бежать отсюда! Возьмите их пистолеты и срочно уходите!

Через несколько минут четыре фигуры, озираясь, выскользнули на улицу. Пётр всмотрелся – от Зубовской площади в их сторону медленно ехал конный пикет. Беглецы свернули в ближайший переулок и со всех ног кинулись к набережной Москвы-реки.

– Куда мы сейчас? – задыхаясь, спросила Ольга. – У вас есть, где спрятаться?

– Пока в Москве суматоха, надо попробовать спастись, – пояснил Пётр. – Французы ломятся в город, в центр, на левый берег. А мы наоборот, сунемся в Замоскворечье. Пройдём по нему до Краснохолмского моста, там снова переправимся и через Спасскую заставу уйдём на Подольск.

– Смотрите, что это? – вскрикнула вдруг Евникия. – Там, на небе!

Пётр поднял голову – со стороны Кремля наползало огромное зловещее облако чёрного дыма.

Глава 3 “Волчья долина”.

Выбежав на набережную, Саша первым делом посмотрел налево и ругнулся: Каменный мост перекрыл французский караул. Шевалежеры[15]спешились, выстроились в цепь и никого не пропускали.

– Здесь не пройдём, – констатировал Ахлестышев. – Айда вдоль Кремля. Если и на Москворецком мосту та же картина, спускаемся дальше вниз по реке. Может, и переходить не понадобится. А там сразу три заставы – через какую-нибудь, да выберемся! Кто знает, который час?

– Шесть пополудни, – ответила княгиня, вынув из кармана дорожного платья золотой дамский брегет.

Бывший жених со словами “мы наймём на них телегу” без церемоний забрал часы. Беглецы быстрым шагом двинулись по набережной. Женщины смотрели по сторонам со страхом, мужчины – скорее с любопытством. Ахлестышева не покидала утренняя мысль: словно он попал в чей-то приключенческий роман. Всё вокруг – только сон или магический фокус; скоро он проснётся и снова окажется в тюремной камере. Но, похоже, приключения только начинались…

Они шли и шли, а мужики с телегами так и не появлялись. Прохожих вообще было мало. Из дома Зотова[16], принадлежавшего теперь виноторговцам Поповым, сунулись дезертиры вперемешку с уголовными. Зная уже, на что они способны, Пётр достал пистолеты. Шайка смешалась и отступила обратно. Затем на Троицкий мост[17]так же, с оглядкой, выбрались со стороны Торговых рядов четыре француза. Ахлестышев, долго живший в Париже, научился отличать рода войск. Судя по синим пятиугольным погонам с красной окантовкой, это были фузилёры. В линейной пехоте фузилёры самые многочисленные, но не самые решительные. Рослые гренадёры или расторопные вольтижёры не упустили бы добычи, а эти замешкались. Батырь состроил им зверскую харю, и ребята сочли за лучшее удалиться. Они побежали обратно в Торговые ряды на Неглинной. Там шли лихие дела. Какие-то фигуры сноровисто громили лавки в открытой галерее, а со второго этажа им на головы летели меха и материи. Батырь только скрипнул зубами, глядя на чужой успех…

Так, без приключений, все четверо добежали до Москворецкого моста, но и тот оказался перекрыт. Тронулись дальше. Ольга с камеристкой едва волочили ноги, а до ближайшей заставы было ещё ох как далеко. У мучных лабазов вдоль Китайгородской стены женщины попросились отдохнуть. Пётр не позволил. Место слишком бойкое: торговая пристань завалена бочками и тюками, вот-вот и здесь начнут громить. Наконец им попался мужик в драном азяме, на грязной-грязной, раздолбанной телеге. Тащила её, тем не менее, молодая и сильная буланка. Мужик выехал из проезда к Глухой Безымянной башне, бранясь и грозя кулаком Воспитательному дому.

– Что, сирот пограбить не дали? – догадался налётчик.

– Сторожа, сволочь! Ешшо и дерутся… Все убёгли, а эти лешманы осталися. И караулят добро-то…

– Эй, дядя! – перебил его Пётр. – Вот, гляди: часы. Золотые! Довези нас до Рогожской или Спасской заставы, и они твои. А пограбишь ночью.

– Ешшо чаво! – закапризничал мужик. – Я, чем с вами нянькаться, втрое больше наберу. Эвона: заходи да бери што хошь! А вы ступайте своею дорогою…

Пётр посмотрел на измученное лицо Ольги, перевёл взгляд на друга. Тот понял его без слов. Взял возницу левой рукой за грудки, приподнял на воздух, а правой отвесил крепкую затрещину. Потом усадил обратно в телегу и сказал:

– Дышать будешь, как я скажу. Понял, крысиная душа?

– Как не понять… – скорбно пробормотал мужик, подбирая вожжи.

Ахлестышев живо сбросил с телеги узлы, усадил туда женщин и скомандовал:

– К Рогоже!

Буланка рванула так, что арестанты едва за ней поспевали. Пролетев необъятный квартал Воспитательного дома, телега свернула влево и по Яузскому мосту перебралась в Таганскую часть. Открылась красивая панорама Швивой горки. Посреди неё, как скала, возвышался огромный трёхэтажный дом с портиком и бельведером. Это был особняк, бывший купца Судовщикова, а ныне генерала Тутолмина. Кто-то засел в бельведере и стрелял оттуда в неведомую цель. С колокольни соседнего храма Николы за Яузой били в набат. Им отзывались у Николы в Котельничах и Спаса в Чигасах, а издалека вторили соборы Новоспасского и Симонова монастырей. От этого тревожного звона щемило душу.

Телега выехала на бесконечно длинную Николо-Ямскую улицу. Она была забита народом. Десятки повозок и экипажей тянулись к выходу из города. А на тротуарах и в особняках уже кипела работа. Французские солдаты и местная чернь, в полном согласии друг с другом, громили лавки и кабаки. Трещали двери зажиточных домов, звенели стёкла, летела на улицу рухлядь. Плечо к плечу, не говоря ни слова, две силы сноровисто занимались грабежом. Без конфликтов и ссор: добычи хватало на всех. Ахлестышев только диву давался на такую согласованность…

Между тем начинало уже темнеть. Каторжники, выбившись из сил, тоже разместились в телеге, и буланка сразу сбавила ход. Вот слева промелькнул Андроников монастырь; они въехали в Воронью улицу. Своим концом она упирается в Рогожскую заставу – беглецам оставалось сделать последний рывок! Налётчик отобрал у хозяина вожжи и сильно стегнул кобылу. Та прибавила, и телега скоро оказалась у последних городских строений. И упёрлась во французский заслон.

Ахлестышев соскочил с телеги и подбежал к офицеру. Тот, как и все вокруг, смотрел на восток: там происходили какие-то драматические события. Каторжник тоже вгляделся. На выходе из города стояла крупная масса русской кавалерии, со всех сторон окружённая неприятелем. Наших драгун было не менее двух полков. Видимо, они задержались с выходом из города, и теперь им грозил плен. Вокруг и внутри колонны виднелись во множестве партикулярные повозки с беженцами. Превосходящие силы французов сжимали вокруг русских тесное кольцо. Вдруг прямо через ряды неприятеля к колонне подъехал моложавый генерал в полной парадной форме с двумя звёздами. Один, даже без трубача и адъютанта, он бесстрашно раздвинул порядки французов – те расступились перед ним. Присмотревшись, Пётр узнал генерала Милорадовича, с которым был знаком по светской жизни. Козырнув седовласому начальнику вражеского авангарда, Милорадович скомандовал драгунам: