Читать книгу "Мир, полный слез - Кит МакКарти"

– Может, мне договориться с местной полицией о том, чтобы они навели справки, сэр?

Детектив с большим опытом работы даже не стал бы спрашивать, но Сорвин понимал, что Фетр только учится, а потому ответил ей снисходительным кивком.

– А потом проверь рассказ Киллипа о подружке. Только осторожно. Незачем ворошить грязное белье без серьезных оснований.

Фетр снова бросила взгляд на обгоревший остов машины и прошептала:

– Бедняга.

– Нелл!

Девушка перевела взгляд на Елену, и выражение неуверенности на ее лице сменилось радостью.

– Елена!

Она протянула руки, и широкая улыбка сделала ее еще более красивой. Елена подошла к Нелл, они обнялись, расцеловались, разомкнули объятия, затем вновь прильнули друг к другу.

– Как ты, Нелл? Я по тебе ужасно соскучилась!

– И я по тебе, – ответила Нелл, и Айзенменгер заметил, что на глазах у нее выступили слезы. Только теперь он начал по-настоящему понимать, насколько близкие отношения связывали Елену с этой семьей.

– Ты хорошо выглядишь, – промолвила Елена.

По щекам Нелл потекли слезы. Она всхлипнула и снова приникла к Елене, словно та была долгожданной пристанью.

– И ты. И ты, – прошептала она, уткнувшись в плечо Елены. Затем отстранилась и рассмеялась сквозь слезы: – Прости меня, Елена. Я такая глупая…

– Вовсе нет.

Айзенменгер не стал бы называть это глупостью, хотя реакция Нелл выглядела чрезмерно бурной. Он кинул взгляд на ее родителей, но их лица озаряли счастливые улыбки.

– Как я рада тебя видеть, – сквозь слезы улыбнулась Нелл. – Снова вспомнить о том времени, когда мы были вместе.

Елена тоже выглядела растроганной и явно старалась не расплакаться вслед за Нелл.

– Да, я часто вспоминаю об этом времени. О наших играх, пикниках, выступлениях мимов. Помнишь пантомимы, которые мы посещали? Помнишь «Аладдина», когда у Бесхребетника штаны свалились?

– Да-да, помню! – снова засмеялась Нелл.

Айзенменгер посмотрел на Терезу, лицо которой тоже светилось от радости, а затем перехватил взгляд, брошенный ею на Тристана, и этот взгляд его несколько озадачил, ибо в нем читалось нечто напоминавшее страх.

Однако его внимание тут же отвлекла Нелл – лицо ее мгновенно поникло, а голос погрустнел.

– А теперь ничего нет. Все исчезло. От прошлого ничего не осталось. И Аладдин, и Бесхребетник, и вдова Твэнки[9]– все умерли.

Происшедшая с ней перемена была разительной. Фея в мгновение ока превратилась в выходца из могилы. Елена взяла Нелл за руки и чуть ли не силой заставила посмотреть ей в глаза.

– Ерунда! Такое не может умереть. Они по-прежнему живы, по-прежнему смеются и веселятся. Не надо так говорить, Нелл, правда, не надо. Наши воспоминания продолжают жить вместе с нами, продолжают доставлять нам радость и служить убежищем.

Казалось, ей не удастся переубедить Нелл, но затем та вдруг подняла голову и взглянула на Елену с надеждой; и Айзенменгер затаил дыхание – более того, ему показалось, что и все остальные перестали дышать в ожидании развязки. А потом Нелл вновь улыбнулась и ее неземное сияние озарило комнату – всеобщее облегчение было столь явным, словно небеса расцветили брызги фейерверка.

– Да, – промолвила она. – Это так. Правда ведь?

Тристан достал из ведерка со льдом бутылку шампанского и наполнил бокал.

– Держи, Нелл. Мы отмечаем возвращение Елены, которого так долго ждали.

Нелл взяла бокал и молча подняла его, приветствуя Елену. А Тристан начал вновь увлекать всех к низкому столику, за которым все это время оставалась Элеонора, лишь теперь заметившая появление внучки.

– Нелл! Иди ко мне. А где Том?

– В постели, – слегка напрягшись, ответила Нелл.

– В постели? – с явным недоумением переспросила Элеонора. – А кто за ним присматривает?

– Доминик, – после небольшой паузы ответил Тристан.

Пауза показалась Айзенменгеру неловкой и напряженной, и он начал гадать, с чем это могло быть связано. Он взглянул на Елену как раз в тот момент, когда она повернулась к нему. В ее взгляде читался испуг. Айзенменгер вопросительно приподнял брови, и она пожала плечами, словно говоря ему: «Я тоже ничего не понимаю».

– Я бы на твоем месте сжег это дерево, Джек. Чтоб оно не мучилось, – промолвил высокий краснолицый мужчина с короткими курчавыми волосами и ярко-голубыми глазами, указывая на рождественскую елку, которая успела приобрести жалкий и облезлый вид.

Хозяин «Танцующей свиньи» Джек Дауден проигнорировал это предложение и продолжил подсчет миксеров, записывая результаты на грифельной доске.

– Да и с украшениями я поступил бы так же, – продолжил краснолицый. – У них такой вид, словно ими пользовались еще Мария и Иосиф. Ну вот, например, эта фея… – Он указал большим мозолистым пальцем на пластмассовую куколку, облаченную в белую юбочку и белую же кофточку, к который были приделаны разорванные крылышки. – Ну разве подобает смотреть на такое в день рождения Господа нашего Иисуса Христа.

Грифельная доска с грохотом опустилась на стойку, усеянную кругами от стаканов.

– Послушай, Майкл. Я понимаю, что сегодня здесь для тебя слишком тихо, но, может быть, ты все-таки заткнешься?! Я пытаюсь подвести баланс.

– Я всего лишь хочу тебе помочь, – с обиженным видом откликнулся Майкл.

– Не надо.

– Просто если ты купишь новые рождественские украшения, то сможешь привлечь этим новых посетителей.

Джек, уже вернувшийся к своим подсчетам, снова был вынужден их оставить.

– В это время года народу всегда мало.

– Когда хозяйничал Барни, все было наоборот.

Джек, который уже три года как владел «Свиньей» и которому по меньшей мере дважды в день сообщали о том, что он в подметки не годится прежнему владельцу, отделался невнятным: «Да пошел этот Барни». Майкл тем времени допил свою пинту.

– Повторим, хозяин.

Джек вздохнул, вновь опустил доску на стойку, на этот раз уже нежнее, и взял стакан, стоявший перед единственным его посетителем. Однако Майкл не намерен был отступать от своей темы:

– Конечно, это маленький паб, и сюда необязательно нагонять целый стадион, но все же один посетитель – это слишком мало.