Читать книгу "Господа офицеры - Сергей Зверев"

Написав такое, Николай явственно представил себе свою доблестную кончину на ратном поле, среди десятков поверженных им врагов, и чуть не уронил восторженную слезу сам.

Он отдал запечатанный конверт Бестемьянову:

— Николаич, купишь марку и отправишь. Как кому?! Ей, конечно же, не кайзеру же Вильгельму!

… Бродячий актер и музыкант так и продолжал развлекать посетителей духана своими песнями. И пока великий князь сочинял послание даме сердца, кенто время от времени бросал на него внимательный, изучающий взгляд. При этом глаза его стали по-особому острыми и хищными. Так глядит на мир выслеживающий добычу волк.

9

Скорый поезд Петербург — Тифлис мчался сквозь вечернюю южнорусскую степь. Колеса мерно постукивали на рельсовых стыках, встречный ветер срывал шлейф дыма и искр с паровозной трубы, отбрасывал его назад. Окошки синего вагона первого класса мягко светились в подступающих сумерках.

На диванчике одного из купе этого вагона сидел в свободной позе поручик Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка князь Сергей Михайлович Голицын. Напротив Сергея, на втором диванчике, расположился его сосед по купе, оператор и фотограф, а ныне — фронтовой репортер Владислав Юрьевич Дергунцов.

Да, поручик выполнил одно из обещаний, которые он дал Вере Холодной. Как Голицын и предполагал, большого труда это не составило, потому что никакой принципиальной разницы в том, на какой из фронтов отправить еще одного фотокорреспондента, не существовало. На турецкий? Вам этого хотелось бы, князь? Ну и в добрый путь! Поступит ваш протеже в распоряжение генерала Юденича…

Все-таки влюбленность основательно отшибает человеку способность к соображению, но видно это только со стороны. Самому влюбленному как-то не до здравого смысла. Вот ведь нужно же было Сергею связываться бог весть с кем и хлопотать за совершенно незнакомую ему персону! Но… Вера так трогательно просила помочь!..

Сейчас Голицын тоскливо размышлял, что обещания, которые даешь такой женщине, надо, конечно, выполнять, но… Но это обещание он выполнил на свою голову!

Каждое хорошее дело наказуемо. Так получилось и в этом случае: вы, князь, хлопотали за этого… Как его там? А-а, Дергунцова! Вот и проводите его до ставки Николая Николаевича Юденича, чтобы этот шпак в пути не потерялся. Тем более что вы сами туда направляетесь!

Да еще новый знакомый, век бы его не видать, выразил настоятельное желание ехать в одном купе. Голицын поначалу было удивился, но не успел состав отойти от питерского перрона, как поручику стало все ясно. Вера Холодная предупредила своего оператора, что просила поручика Голицына принять в нем участие, вот тот и пользовался этим на полную катушку. Любой другой сосед Владислава Дергунцова был бы, мягко выражаясь, не в восторге от того, что и так тесноватое купе заставлено камерами, жестянками с пленкой, непонятными ящиками, загромождено штативами и треногами и прочим необходимым оператору оборудованьем. Ведь повернуться же негде, право слово! Все время о какие-то коробки спотыкаешься.

Голицыну тоже не доставляло большой радости то, что все это барахло занимало больше половины купе, но Сергей стоически терпел. Все же этот штатский фруктик — живое напоминание о любимой женщине, не в коридор же его выбрасывать с барахлом вместе…

Да, пылкий и быстро загорающийся князь Голицын уже всерьез думал о прекрасной Вере, как о любимой женщине!

Но загроможденное купе — это мелочь, беда была в том, что сосед категорически не нравился Сергею! Причем без всякой конкретной причины. Трудно сказать, почему один человек сразу нравится нам, а другой вызывает немедленную реакцию отторжения. Это все на подсознательном уровне происходит. Наши симпатии и антипатии — загадка для нас самих. Но порой бывает, — ровным счетом ничего дурного вам этот человек не сделал, просто не успел, а вот глаза бы на него не глядели.

Самым же неприятным были попытки Дергунцова вести с поручиком дорожную беседу. Оператор почему-то не желал просто помолчать и полюбоваться проплывающими за окном пейзажами. Но никак Владислав Дергунцов не мог найти ни подходящих тем для разговора с Голицыным, ни подходящего тона. То он становился излишне фамильярным, то, напротив, голос оператора звучал заискивающе, как первое, так и второе Голицыну удовольствия не доставляло.

Сперва Дергунцов попробовал вовлечь поручика в разговор о высокой политике. Откуда было оператору знать, что его попутчик придерживается золотой заповеди хороших военных: человек в погонах должен быть принципиально аполитичным.

— Вы не находите, князь, что англичане и французы хотят въехать в рай на нашем, русском горбу? — Дергунцов улыбнулся скользящей жиденькой улыбкой, что сделало его лицо еще более неприятным. — Мне приходилось слышать о ваших беспримерных подвигах в Восточной Пруссии, но кто снял пенку с вашего геройства, с геройства других русских офицеров и солдат?

Сергей Голицын молча пожал плечами, усилием воли сдерживая рвущийся с губ резкий ответ.

«Тебя бы, трепача, да в Мазурские болота, — подумал он. — Ишь ты, на нашем горбу… На твоем, что ли?»

— Наше правительство… — попытался продолжить Дергунцов, ободренный молчанием поручика.

Меж тем для князя Сергея Михайловича Голицына все подобные вопросы были решены давно и однозначно. Он, Сергей Голицын, — офицер русской армии. Армия не должна участвовать в политической борьбе, для нее недопустимы партийные симпатии и антипатии. Использование армии в политических целях мало того, что аморально, оно просто глупо и ничем хорошим, как правило, не кончается.

Армию создает и содержит государство. Из этого с железной логикой следует, что ее дело — охранять существующие законы и государственный строй. Армия должна охранять их до того дня, когда законная власть отменит «сегодняшний» закон и заменит его новым, тогда армия будет охранять этот новый закон и порядок.

Вот так. Просто и ясно. Но не станешь же излагать свое кредо этому напыщенному штатскому дураку!

— Господин Дергунцов, я не желаю обсуждать действия нашего правительства, — чуть приподняв уголки губ и тем обозначив улыбку, прервал попутчика Сергей Голицын. — Я всего лишь скромный гусарский офицер, защищаю Родину, как умею. Высокие материи не для моего ума. Смените тему, будьте столь любезны!

Оператор с удовольствием сменил тему. Теперь он заговорил о современном искусстве. Судя по его словам, он был на дружеской ноге с самыми видными его представителями, и о каждом из них Владислав Дергунцов умудрялся сказать какую-нибудь гадость. Послушать оператора, так всероссийские знаменитости были просто толпой неучей, бездельников, бездарностей и пьяниц. Сквозила в его отношении к этим людям угрюмая неприязнь.

Сергей Голицын был весьма далек от мира современного искусства, от живописи, поэзии, от всего того, что называлось Серебряным веком, хоть, само собой, Куприна с Боборыкиным или Блока с Георгием Чулковым не путал. И все же хамский тон Дергунцова раздражал поручика безмерно: разве можно так говорить о талантливых людях, которые, как знать, могут прославить Россию!